Полное собрание стихотворений. Том 1 - Николай Некрасов

3

Влево была небольшая поляна, и кусты

Шли от нее далеко и с самим горизонтом сливались.

С края же кустов (и вот что стыдливую деву смутило)

Кто-то лежал, устремившись очами на небо

И выпуская дымок из коротенькой трубки с оправой.

Был он красив:в голубую венгерку с кистями

Затянут, обут в сапоги до колен и украшен

Желтой ермолкой с зеленою кистью; лежала

Пара легавых собак близ него, и смотрело

Смерть наносящее дуло ружья из куста. Удалиться

Силы собравшая дева хотела, но снова

Силы ей вдруг изменили – осталась и долго,

Долго смотрела, забыв и стыдливость, и гуся,

И всё, что ни есть на земле. В упоеньи,

С сердцевластительным взором, с улыбкой, чарующей душу,

Молча стояла, молча глядела и таяла тайным

Пламенем… Вот бы идти – победила влеченье

Страстное… Вдруг встрепенулся – подходит

Прямо к охотнику гусь, распустив златоперые

Крылья,

Дерзко крича и длинной главой помавая.

Бросились псы, оглянулся охотник и видит:

Сладкоприветная дева пред ним; как с неба

Слетевший

Ангел, она прекрасна была, и прелесть любви

Окружала

Нежные члены ее, жажду любви пробуждая.

Муку любви почувствовал Карп при виде

Волшебном

Стройного стана ее; приподнялся и рухнулся

Снова

Он на колени пред нею, и речь полилася потоком,

Словно с горы сладкозвучные волны, словно

Из бочки

Мед искрометный на дно ендовы позлащенной.

4

Грусть и тоска воцарились в селе Вахрушове.

Печальна,

Бродит одна Степанида и тайную думает думу:

После того, что сказал ей охотник, влюбленная

Дева,

Словно как будто с собою расставшись, была

Беспрестанно

С Карпом прекрасным. Ни вкусный крыжовник,

Ни вишни,

Ниже галушки ее не прельщают; то в землю

Взоры потупит, то к милым Сопелкам (Турово тож)

Их поднимет

С темной надеждой и с полной тяжкими вздохами

Грудью;

Временем щеки – как жар, временем бледные; очи

Полные слез, засохшие губы, и все в беспорядке

Мысли, как волосы… День и ночь Степанида

Вздыхала,

Слабая, томная; не было ей ни сна на постели,

Ниже покоя на месте ином, и Кондратий Степаныч,

Нежный родитель ее, услыхавши, что дочь

Степанида

(Свой покой потеряла), обедать не мог, и простыли

Даром ленивые щи, и вареники так простояли…

К счастью, недолго тоска вострозубая грызла

Жителей добрых села Вахрушова. Однажды,

Только что сели за стол и разрезали чудный

Кашей набитый пирог, и главою семьи на тарелку

Было уж взято три доли, и он, уж схвативши

Мощной рукою одну, обдававшую паром, разинул

Пасть и как тигр показал серо-желтые зубы, -

Вдруг подлетела к крыльцу таратайка, и сваха

В комнату шасть. Изменилась в лице Степанида,

Вон убежала в испуге. Сваха за ней быстро, как

За робкой

Ланию пес разъяренный, и вот Степанида

С нею одной осталась одна, и тут, приосанясь,

Сваха сказала почтительным голосом ей:

"Степанида,

Свет мой Кондратьевна! в Турове Карп Пантелеич,

Барин добрейший, живет-поживает, и нет

И не будет

В свете красавца такого , – верь чести, не лгу я,

Лопни глаза, расступись мать сыра земля, выгний

Зубы во рту до единого. Если б его ты женою

Стала, какой бы родился у вас постреленок…

О, чудо!

Выдь за него, осчастливь и его и себя ты навеки -

Ты, тихонравная, сладкоприветная, добрая девка!

Много на жизни людей повенчала я, много

Всяких даров и побой приняла за услуги,

Много наделала жен и мужей, но доныне

Встретить красавца такого, как он, не случалось.

Краля червонная ты, а твой Карп Пантелеич

Просто козырный король – выбирай, какой

Любишь ты масти!"

Так говорила злохитрая сваха. Меж тем Степанида,

Слушая, радостно рдела; потом в ответ

Прошептала,

Вся побледнев от любви: "Скажи ты то же

И Карпу".

Быстро оделася сваха, уселась опять в таратайку,

Ехать в Сопелки велела и там, за графином

Настойки,

Карпу влюбленному всё рассказала.

Слушая жадно, почтенный сын Пантелея, рюмку

За рюмкой глотая,

Радостно рдел… Благодарного полный восторга,

Обнял старуху, сладко рыдая, и целую сотню

Собственной травли заячьих шкур подарил ей

На шубу…

(1844 или 1845)

255.

С цветком в руке, бледна и одинока,

Облокотясь спиною на рояль,

Она сидела…Взор ее глубокий

Пронзительно впивался в мрак и даль,

И странная какая-то улыбка

Змеилася по трепетным устам.

И всюду тишь… лишь в отдаленьи, там,

Качался челн на влаге мутно-зыбкой…

(1846)

256. Женщина, каких много

Она росла среди перин, подушек,

Дворовых девок, мамок и старушек,

Подобострастных, битых и босых…

Ее поддерживали с уваженьем,

Ей ножки целовали с восхищеньем -

В избытке чувств почтительно-немых.

И вот подрос ребенок несравненный.

Ее родитель, человек степенный,

В деревне прожил ровно двадцать лет.

Сложилась барышня; потом созрела…

И стала на свободе жить без дела,

Невыразимо презирая свет.

Она слыла девицей идеальной:

Имела взгляд, глубокий и печальный,

Сидела под окошком по ночам,

И на луну глядела неотвязно,

Болтала лихорадочно, несвязно…

Торжественно молчала по часам.

Въедалася в немецкие книжонки,

Влюблялася в прекрасные душонки -

И тотчас отрекалась… навсегда…

Благословляла, плакала, вздыхала,

Пророчила, страдала… всё страдала!!!

И пела так фальшиво, что беда.

И вдруг пошла за барина простого,

За русака дебелого, степного -

… … … … .

На мужа негодуя благородно,

Ему детей рожала ежегодно

И двойней разрешилась наконец.

Печальная, чувствительная Текла

Своих людей не без отрады секла,

Играла в карточки до петухов,

Гусями занималась да скотиной -

И было в ней перед ее кончиной

Без малого – четырнадцать пудов.

(1846)

257. Русская песня

"Что не весел, Ваня?

В хоровод не встанешь?

Шапки не заломишь?

Песни не затянешь?

Аль не снес, не добыл

Барину оброку?

Подати казенной

Не преставил к сроку?

Аль набор рекрутский

Молодца кручинит -

Угодить боишься

Под красную шапку?

Аль душа-девица,

Что прежде любила,

С недругом спозналась?

Ваньке изменила?"

– "Оброк и с гостинцем

Барину преставил;

Подати казенной

За мной ни алтына;

Не боюсь рекрутства -

Брат пошел охотой;

А душа-девица

Мне не изменяла -

Да ее-то, братцы,

Сроду не бывало!.."

(1846)

258. Ревность

Есть мгновенья дум упорных,

Разрушительно-тлетворных,

Мрачных, буйных, адски-черных,

Сих – опасных как чума -

Расточительниц несчастья,

Вестниц зла, воровок счастья

И гасительниц ума!..

Вот в неистовстве разбоя

В грудь вломились, яро воя,-

Все вверх дном! И целый ад

Там, где час тому назад

Ярким, радужным алмазом

Пламенел твой светоч – разум!

Где добро, любовь и мир

Пировали честный пир!

Ад сей… В ком из земнородных,

От степей и нив бесплодных,

Сих отчаянных краев,

Полных хлада и снегов -

От Камчатки льдянореброй

До брегов отчизны доброй,-

В ком он бурно не кипел?

Кто его – страстей изъятый,

Бессердечием богатый -

Не восчествовать посмел?..

Ад сей… ревностью он кинут

В душу смертного. Раздвинут

Для него широкий путь

В человеческую грудь…

Он грядет с огнем и треском,

Он ласкательно язвит,

Все иным, кровавым блеском

Обольет – и превратит

Мир – в темницу, радость – в муку,

Счастье – в скорбь, веселье – в скуку,

Жизнь – в кладбище, слезы – в кровь,

В яд и ненависть – любовь!

Полон чувств огнепалящих,

Вопиющих и томящих,

Проживает человек

В страшный миг тот целый век!

Венчан тернием, не миртом,

Молит смерти – смерть бы рай!

Но отчаяния спиртом

Налит череп через край…