Комплекс хорошей девочки (ЛП) - Кеннеди Эль

Купер спас меня от этого. Не потому, что он увез меня, а потому, что встреча с ним, наконец, открыла возможности, которые я упускала. Возбуждение от неопределенности. Страсть и любопытство.

Я была в полусне, пока не встретила его.

— Я думала, что была счастлива, — говорю я ему, скользя пальцами вверх и вниз по его ребрам. — Уже давно. На что тут было жаловаться, верно? Мне было дано все, о чем я только могла мечтать, кроме цели. Выбора. Возможности потерпеть неудачу, получить травму. Любить так сильно, что мысль о том, чтобы потерять это, разрывает на части. Сегодня вечером, когда я подумала, что между нами, возможно, действительно все кончено, в моей голове пронеслись самые разные мысли. Я сходила с ума.

Купер наклоняет мой подбородок к себе и прижимается своими губами к моим самым легким прикосновением. Достаточно, чтобы заставить меня искать его, чтобы попробовать еще раз.

Его дыхание — теплый шепот на моих губах.

— Возможно, я просто влюбляюсь в тебя, Кэбот.

Мое сердце дрогнуло.

— О-о-о.

— Ты даже не представляешь.

Он проводит пальцами по моему позвоночнику, заставляя каждый нерв гореть. Я прикусываю его нижнюю губу, слегка дергаю, на нашем бессловесном языке, который говорит, что он мне нужен. Сейчас. Забери эту боль. Но он методично, удручающе терпеливо снимает с меня майку, прежде чем обхватить ладонью одну грудь, одновременно облизывая другую. Он стягивает свои боксеры вниз. Я вылезаю из нижнего белья, пока он надевает презерватив. Дрожь предвкушения пробегает по мне.

Он крепко держит меня, двигаясь внутри меня. Неторопливо. Медленно, вялыми толчками. Я прижимаюсь к нему, приглушая свои стоны в его плечо.

— Я тоже тебя люблю, — говорю я, дрожа в его объятиях, пока кончаю.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Купер

Через несколько дней после предъявления обвинений Шелли мне позвонили и попросили приехать в полицейский участок. По телефону с шерифом я узнаю, что копы нашли ее в Луизиане, где она, должно быть, забыла обо всех неоплаченных штрафах за парковку, которые оставила после того, как ее “парень” вышвырнул ее на обочину. Когда появился ордер на арест в Южной Каролине, шериф в Батон-Руж отправил ее обратно в залив.

Мак и мой брат едут со мной в участок, но я заставляю Эвана ждать снаружи, пока мы идем поговорить с шерифом Никсоном. Эван был в такой же ярости, узнав, что Шелли ограбила меня, но я знаю своего брата — у него всегда будет слабость к этой женщине. И прямо сейчас мне нужно сохранять ясную голову, не позволять ничему затуманивать мои суждения.

— Купер, присаживайтесь. — Шериф Никсон пожимает мне руку, затем садится за свой стол и сразу переходит к делу. — У вашей матери было при себе около десяти тысяч наличными, когда парни из Батон-Руж привезли ее сюда.

Облегчение обрушивается на меня, как порыв ветра. Десять штук. Это на пару тысяч меньше того, что она украла, но это лучше, чем ничего. Черт, это больше, чем я ожидал. Ее не было четыре дня. Шелли более чем способна просадить двенадцать штук за такое время.

— Однако может пройти некоторое время, прежде чем вы получите деньги обратно, — добавляет Никсон.

Я хмуро смотрю на него.

— Почему?

Он начинает бессвязно болтать о процедурах доказательства, в то время как мой мозг пытается справиться со всей информацией, которую он выдает. Перво-наперво, Шелли предстанет перед судом. Мак задает много вопросов, потому что я сейчас как бы в ступоре от всего этого. Все, о чем я продолжаю думать — Шелли в оранжевом комбинезоне, ее запястья скованы. Я презираю все, что эта женщина когда-либо сделала с нами, но мысль о том, что она за решеткой, не укладывается в голове. Какой сын отправит собственную мать в тюрьму?

— Она сейчас здесь? — Я спрашиваю Никсона.

— Задержана, да. — Он проводит рукой по своим густым усам, выглядя как настоящий шериф маленького городка. Он новенький в городе, так что я сомневаюсь, что он много знает обо мне и моей семье. Его предшественник, шериф Стоун, ненавидел нас до глубины души. Все лето он проводил послеобеденные часы, выслеживая нас с Эваном вокруг залива, выискивая повод поглазеть на нас со своего катера без опознавательных знаков.

— Что произойдет, если я передумаю?

Рядом со мной Мак выглядит испуганным.

— Вы хотите снять обвинения? — говорит он, пристально глядя на меня.

Я колеблюсь.

— Я получу свои деньги обратно сегодня?

— Не было бы никаких причин использовать это в качестве улики. Так что, да.

Это все, чего я хотел в первую очередь.

— Что с ней будет после этого?

— Это ваша прерогатива как жертвы. Если вы не заинтересованы в судебном преследовании, она будет освобождена. Миссис Хартли содержалась в Луизиане только по просьбе этого департамента. Какие бы штрафы ей ни грозили, это отдельный вопрос. В настоящее время нам неизвестно о другом ордере на ее арест.

Я смотрю на Мак, зная, что это не то решение, которое она приняла бы за меня так или иначе, но желая подтверждения того, что я поступаю правильно. Я думаю, что в этой ситуации все в той или иной степени дерьмово.

Она изучает мое лицо, затем слегка кивает.

— Делай то, что считаешь правильным, — бормочет она.

Я перевожу взгляд обратно на шерифа.

— Да, я хочу снять обвинения. Давайте покончим с этим.

По-прежнему проходит около часа, чтобы подписать документы и подождать, пока появится офицер с пластиковым пакетом моих наличных. Он отсчитывает каждую купюру, затем заставляет меня подписать еще несколько бумаг. Еще одна огромная волна облегчения накрывает меня, когда я вручаю Мак наличные, чтобы она положила их в сумочку. Следующее, что я делаю — смиряюсь с этим и кладу деньги в банк, будь проклят налоговый инспектор.

Снаружи Эван ждет нас у грузовика.

— Все хорошо? — спрашивает он.

Я киваю.

— Да.

Мы уже собираемся уходить, когда Шелли выходит из здания, потирая запястья.

Дерьмо.

Она закуривает сигарету. Когда она выдыхает, ее взгляд останавливается на нас, замечая нашу попытку сбежать.

— Я избавлюсь от нее, — предлагает Мак, сжимая мою руку.

— Все в порядке, — говорю я. — Подожди в грузовике.

В типичной для Шелли манере моя мама подходит к нам с жизнерадостной улыбкой.

— Ну и денек выдался, а? Кто-то точно облажался, не так ли? Я не знаю, как все они перепутали. Я сказала им, я сказала, позвоните моим мальчикам. Они скажут вам, что я не брала ничего, что мне не принадлежало.

— Господи, оставь это, ладно? — огрызаюсь я.

Она моргает.

— Детка…

— Нет, не деткай тут. — Я не могу больше ни секунды терпеть ее бред, ее улыбчивые увертки. Я давлюсь ими с пяти лет, и я сыт по горло. — Ты нашла мою заначку и обокрала меня, и именно поэтому ты сбежала из города. Надеюсь, оно того стоило. — Я пристально смотрю на нее. — Мама.

— Детка, нет. — Она тянется к моей руке. Я делаю шаг назад. — Я только немного позаимствовала, чтобы подготовиться. Я собиралась отправить все обратно сразу после того, как встану на ноги. Ты знаешь. Я не думала, что ты будешь возражать, правда.

Изумленный смех вырывается у меня изо рта.

— Конечно. Как угодно. Я больше не хочу это слышать. Это последний раз, когда мы это делаем. Я больше не хочу тебя видеть. Насколько я понимаю, тебе никогда не нужно возвращаться сюда. У тебя нет сыновей, Шелли.

Она вздрагивает.

— Итак, Купер, я понимаю, что ты расстроен, но я все еще твоя мать. Вы все еще мои мальчики. Ты не отвернешься от семьи. — Она смотрит на Эвана, который молчит, задержавшись позади меня. — Верно, детка?

— Не в этот раз, — говорит он, глядя на проезжающие машины. Выразительный. Стойкий. — Я с Купом. Я думаю, будет лучше, если ты больше не придешь.

Я борюсь с желанием обнять брата. Не здесь. Не перед ней. Но я знаю, какую боль он испытывает. Одиночество. Эван сегодня потерял свою маму.