Через вселенную - Рэвис Бет

А что, если ее отключить?

Сначала я от него отмахнулся. Голос становился все громче. И громче.

Он вопил.

И, просто чтобы заткнуть его, я протянул руку, повернул выключатель в ящике над замороженной головой Эми и глядел, как огонек сменился с зеленого на красный.

И голос у меня в голове облегченно вздохнул, и зашептал слова утешения, и пообещал, что она улыбнется мне, когда растает лед.

Я собирался ждать прямо там, быть рядом, когда она зевнет, потянется и встанет из контейнера. Быть рядом, когда ее глаза распахнутся, а губы сложатся в улыбку.

И тут я услышал…

…как, прячась среди теней, Орион бормочет что-то самому себе — но тогда я не знал, что это он. Клянусь, я не знал, что это он наблюдает из темноты.

И я побежал к лифту, поднялся в сад и притворился, что вовсе не оживлял никакой девушки щелчком выключателя.

И тут завыла сирена.

И ее вой — ay! ау! — слился с криком Эми.

С криком боли.

А потом — отчаяния. Горя. Разбитых надежд и грез.

Это я разбил ее надежды.

Я.

И ничто не могло ее утешить, ничто, даже моя любовь, которой она не замечала.

И Док сказал, что она не сможет вернуться, никогда не сможет.

И я понял… я понял…

Я никогда не смогу сказать ей правду.

77

Я сижу перед дверью шлюза, прислонившись к прохладной металлической стене, глядя сквозь стекло на далекие звезды, и думаю о Харли, о том, что он чувствовал в короткий миг между полетом и смертью.

Я теперь часто сюда прихожу. Пробудившись, те, кто был раньше вялым и покорным, стали исследователями. Они повсюду: в саду, в Больнице — читают книги Виктрии, слушают гитару Барти, рассматривают оставшиеся от Харли картины. Некоторые из них даже приходят в Регистратеку и уходят со светом правды в широко распахнутых глазах. Мало где теперь можно побыть наедине с собой — например, здесь. Старшему кажется, что небезопасно всех пускать на этот уровень, хоть некоторые уже и знают о его существовании. Я с ним согласна.

Не хочется, чтобы кто-нибудь занял позицию Ориона. Нарисованный на папиной дверце крест все не блекнет, как я ни терла.

Старший распорядился, чтобы пульт управления починили — и доработали — и теперь, когда вводишь кодовое слово, дверь остается открытой, пока сам не закроешь, и я могу смотреть на звезды, сколько мне вздумается. До дома отсюда далеко, но ближе мне не подобраться.

Все гляжу на звезды. Их несметное количество — куда больше, чем было видно с Земли. И хотя их так много и, кажется, они так близко, я знаю — их разделяет множество световых лет. Кажется, их можно собрать в ладони, как горстку блесток, и они перемешаются и сольются, но звезды так далеки, так далеки друг от друга, что не чувствуют тепла, хотя каждая из них — живое пламя.

Вот она, тайна звезд, говорю я себе. На самом деле мы — одиноки. Все равно, насколько близкими мы кажемся, никому тебя не коснуться.

— Эми?

Старший нависает надо мной, и мгновение он выглядит зловеще, словно стервятник.

Отваживаюсь на улыбку.

— Хорошо, что все закончилось.

Старший не улыбается в ответ.

— Теперь мне легче. Наверное, если не придется больше каждую секунду бояться за родителей, я смогу выдержать жизнь тут. Ох, как-то неблагодарно звучит. Ну, ты понял, что я имею в виду.

— Эми.

Я поднимаю взгляд. Лицо у него очень серьезное.

— Что случилось? — в моем голосе звучит смех, но это от нервов. — Что-то плохое? — Пальцы впиваются в холодный металлический пол. — Что-то с моими родителями? Это был не Орион?

— Нет, нет, я не об этом, — Старший кусает губу.

— А о чем тогда? Садись сюда, ко мне.

Старший остается стоять.

— Мне нужно сказать тебе одну вещь. — По его голосу я понимаю: что бы это ни было, ничего хорошего я сейчас не услышу.

— Что случилось? — спрашиваю я скрипучим шепотом, не в силах вынести его пугающего молчания.

78

— Это я тебя отключил.

79

Слышу удар собственного сердца — один, грохочущий удар — а потом из меня словно высасывает всю кровь и все чувства, я опустошена, я — лед, как раньше, я ничего не вижу, ничего не чувствую, но нет, это не так. Потому что как только я успеваю об этом подумать, я чувствую снова, чувствую все, я не вижу и не могу дышать, но я чувствую.

Чувствую ярость.

Думаю: «Я ошибалась: уж лучше не чувствовать ничего, чем это», а потом я перестаю думать.

Я что-то кричу, но даже сама не понимаю, какими словами плююсь. Я уже стою — не помню, как встала, но стою. И бросаюсь на него. Сделать ему больно — все равно как, — если получится, любая боль сойдет. Один тумак получается увесистым и смачным, но все же недостаточно сильным — он больше удивлен, хоть на скуле под глазом и расцвела ссадина. Пытаюсь достать до него пальцами — нет, ногтями, — но не успеваю, он хватает меня за запястья и отстраняет от себя. Пытаюсь лягаться, но не достаю — руки у него слишком длинные — так что мне остается только одно. Вся ярость изливается из горла.

— Прости меня, — просит Старший.

Прости? Прости? Этого мало. Я потеряла все. Все. Что. Любила. Все, о чем мечтала. Все, что делало меня мной.

— Я могла умереть, — ору я. — Я чуть не умерла!

— Я не знал, — спотыкаясь, начинает он, — что… в смысле… блин! Я не знал, что ты… и…

Мне хочется спросить почему. Вот только… никакого «почему» нет. Я вижу по его лицу. Он не хотел мне зла. Не хотел отбирать у меня единственную возможность быть вместе с мамой и папой, запирать меня в железной клетке.

Не хотел убивать меня — так, как я уже умерла для Земли.

Он просто это сделал.

Нет никакого «почему», и пути назад тоже нет.

— Но я не мог тебе не сказать.

Это меня останавливает.

Что-то внутри больно встает на место. Правда скребет по ребрам.

Папа солгал мне, когда сказал, что мне решать — лететь или нет. Выбор сделал он. Пустой контейнер для вещей — тому доказательство.

Джейсон заставил меня поверить в то, во что мне хотелось верить.

Этот корабль целиком сделан из металла и лжи, и все на нем — либо обманщики, либо обманутые.

Все, кроме Старшего.

80

Лицо Эми обратилось в камень, и в нем нет ни одной трещинки. С тех пор, как она оттаяла, оно ни разу не было таким неподвижным.

Стискиваю руки в кулаки в карманах. Под пальцами колются провода от насоса. Эми ожидала, что я их выброшу — я знаю… но не могу. Они оттягивают мне карман весом еще одной лжи. Но мне не победить навязчивый голос в голове, который все твердит один вопрос: сможешь ты справиться без фидуса?

И я боюсь, что ответ — нет.

Надо ей сказать. Сделать провода еще одним признанием.

Но это оттолкнет ее еще дальше.

— Когда я… когда я тебя отключал… — У меня ломается голос, словно мне опять четырнадцать, — я не знал, что Док не сможет заморозить тебя обратно. Я думал, что разбужу тебя, мы познакомимся, поговорим, ты расскажешь мне о Сол-Земле, и тогда я готов буду отпустить тебя обратно на заморозку. Я не знал, что нельзя обратно. Не знал, что это тебя почти убьет.

Я выпалил все это на одном дыхании, но слова тут же выдохлись и поблекли, превратились в бессмыслицу.