С любимыми не расставайтесь! (сборник) - Александр Володин

– Девушки, кто-нибудь!

– Настя, сходи-ка, – сказала Валя.

В конторке было тихо. Из репродуктора слабо слышалась музыка. Яков Алексеевич и Настя сидели за столом. Он подсчитывал на счетах, Настя переписывала ведомость.

– Девять часов время, – потянулся Яков Алексеевич. – Вот зараза, есть хочется.

Кто-то постучал в стеклянную дверь магазина. Там стояли Катя и Леша. Они показывали на часы и делали кругообразные жесты, обозначавшие, что пора закругляться.

– Меня зовут, – сказала Настя.

– Ну что ж, на сегодня хватит.

В бокальчике для карандашей стоял Настин цветок. Он уже немного привял.

Надевая пальто, Настя спросила:

– Кто это вам цветок подарил?

– А что, думаешь, я уже никому не нужен? – загадочно пошутил Яков Алексеевич.

Настя погрозила ему пальцем, подошла и поцеловала в щеку.

Яков Алексеевич окаменел.

Настя вышла на улицу. Она старалась сосредоточиться на обычных заботах, их за это время накопилось немало. Надо было что-то купить, надо было куда-то забежать… Старалась и не могла.

Она остановилась. И так неожиданно, что сзади кто-то на нее наткнулся. Постояла, постояла и направилась в другую сторону.

Она поднялась по лестнице и остановилась у двери, где живет Толя. Здесь она попыталась привести себя в порядок, высморкалась, убрала платок в сумочку и хотела позвонить, но не решилась.

Пока она собиралась с духом, наверху хлопнула дверь. Кто-то спускался. Настя быстро пошла наверх, навстречу. Пропустив человека, она переждала, вернулась и снова остановилась у двери, прислушиваясь, что там происходит. Там ничего не происходило.

Она опять подняла руку к звонку и задумалась. Уткнулась лбом в согнутый локоть, опершись на дверь и размышляя. Потом сама себе покачала головой, покинула дверь и стала спускаться по лестнице.

Внизу она чуть не столкнулась с Толиной сестрой. Та посвистывала и помахивала авоськой, но, как и прежде, была сосредоточена. Девочка без интереса взглянула на Настю и тут же вернулась к своим мыслям.

Усмехнувшись заносчивости невзрослого сердца, Настя пошла домой.

Похождения зубного врача

Райздрав помещался в белом доме, который возбуждал мысли о покое и выздоровлении или о несерьезной болезни, когда ты лежишь на белой постели и посматриваешь в окно.

Чесноков оставил чемодан у секретарши и вошел в кабинет заведующего.

Заведующий производил впечатление симпатичного, простого и способного человека. Он посмотрел доброжелательно, еще не зная, зачем тот пришел.

– Здравствуйте, моя фамилия Чесноков.

Заведующий обрадовался:

– Наконец-то! Здравствуйте. Что с вами стряслось?

– Я задержался, – уклончиво ответил Чесноков.

На следующее утро Чесноков проснулся рано. Он нажал кнопку будильника, чтобы не звонил, поднялся и присел к окну.

На улице было солнечно и пусто.

Он достал плоскогубцы из чемодана, походил по комнате, нашел крепко вбитый гвоздь и быстро вытащил его. Положил этот гвоздь на стол, еще походил вдоль стен и вытащил из дверного косяка шуруп. И тоже положил на стол. Затем он вынул гвоздь из стула, но, так как стул после этого стал шататься, он теми же плоскогубцами вбил гвоздь обратно.

Он сунул плоскогубцы в карман, снова присел к окну и начал писать письмо.

«Здравствуй, Женя! Итак, я приехал. Через полчаса мне уже идти на работу, а я не могу…».

Он не стал дописывать письмо и начал одеваться, не спеша, как человек, знающий, что ничего хорошего его впереди не ждет.

Одевшись, он вышел на улицу и зашагал по ней, глядя то направо, то налево.

В нашем городе люди ходят по улицам медленней, чем в Москве, медленней, чем в Ростове, примерно так, как в Костроме или Кинешме. Третий век, не спеша, прошел по его улицам, и теперь здесь все о чем-нибудь напоминает. Здесь есть дома каменной кладки восемнадцатого столетия, есть улочки, особняки и парки, напоминающие о купечестве разных гильдий, о студенческих вечеринках, о декадентских стихах, здесь непременно когда-то жил и работал А.Н. Островский или А.П. Чехов – вот в этой беседке он любил сидеть. Город с бывшими торговыми рядами, с новыми стандартными домами, с бывшей главной площадью, которая начинается солидно, но сразу же катится вниз к реке, и с новой центральной площадью, которая просторней и пустынней, чем старая, и рассчитана на толпы новых поколений.

На городскую поликлинику Чесноков набрел неожиданно, оробел и повернул назад. Потом остановился, поглядел на нее словно бы от нечего делать, как посторонний.

Поликлиника находится у нас в старом особняке с двумя полногрудыми девами, которые, кажется, специально высунулись из стены, чтобы внушать посетителям уважение к здоровью.

Чесноков зашел внутрь, на всякий случай держась так, будто попал сюда случайно. В коридоре он миновал немногочисленных больных, которые сидели в ожидании у разных кабинетов, и остановился перед кабинетом зубного врача.

Дверь была отворена. У зубоврачебного кресла стоял приземистый пожилой человек, похожий на такелажника с гуманитарным образованием. Он весь был словно сплюснут сверху, чтобы таскать тяжести, а глаза смотрели ясно и умно. Голос у него был приспособлен, чтобы орать с палубы на пристань, но он говорил тихо.

– Потерпите, – сказал врач и включил бормашину. Чесноков, страдая за больного, поморщился. Отпуская своего пациента, врач заметил Чеснокова, обрадовался и вышел в коридор.

– Здравствуйте, – сказал он радушно. – Заходите.

– Я? – испугался Чесноков.

Врач рассмеялся, протянул руку и представился:

– Рубахин.

Чесноков пожал протянутую руку и сказал:

– Вы, наверно, ошибаетесь…

– Нет, я не ошибаюсь, – засмеялся Рубахин. – Привыкайте к тому, что в нашем городе все всем известно.

Он продолжал посмеиваться удивлению Чеснокова, тот тоже вежливо посмеялся в ответ и вошел в кабинет. Здесь стояло еще одно кресло, около него, так же как и возле первого, – бормашина, стеклянный шкаф и столик.

– Вот это ваше рабочее место, вот это ваш инструмент, халат, а вот это ваша тетрадь для записей. Акклиматизируйтесь и приступайте.

– Приступим, – вяло согласился Чесноков и надел халат.

Рубахин открыл дверь и пригласил больных.

– Прошу вас. Два человека.

В кабинет вошли рослый мужчина и решительный мальчик, которого мама в двери погладила по голове.

Мальчика Рубахин поманил к своему креслу. Мальчик сел, но сразу же крепко стиснул зубы, с тем чтобы ни в коем случае их не разжимать.

Мужчина, стараясь не нарушать покой и порядок кабинета, уселся в кресло Чеснокова. Лицо его приняло достойное выражение, словно он собирался фотографироваться.

– Так, – сказал Чесноков и опустил кресло. Затем он повернул лампу, снова приподнял кресло и еще поправил свет.

Чтобы не смущать его, Рубахин отвернулся и занялся мальчиком.

Новый врач вел себя странно. Он словно бы только и думал, как оттянуть время. Помыл и вытер руки, подошел к шкафу, приоткрыл и закрыл его и вернулся к пациенту.

– Так, прошу вас… Ясно, надо удалять. Разрешите, я проверю остальные… Очень хорошие зубы. А этот – да, этот придется удалить.

– Только знаете, доктор, – сказал пациент, – мне не надо замораживать, я не люблю.

– Как не надо? – смешался Чесноков и пошел снова мыть руки. – Всегда лучше обезболить.

Но пациент стоял на своем.

– Лучше уж я сейчас потерплю, зато потом сразу пройдет.

– Раз больной просит сам, – вмешался Рубахин, – можно и не обезболивать, тем лучше…

Он подошел к Чеснокову, слегка подтолкнул его к столику.

Чесноков взял щипцы.

– Ну и правильно, и чего же тут думать! – ободрил Рубахин и повернул его к креслу.

– Виноват, минутку, – сказал Чесноков и хотел снова отойти, но Рубахин придержал его сзади и не пустил.

– Чего уж там, – сказал он, – давайте мы его пока удалим, а потом уж…

Вот тогда это и произошло. Чесноков наклонился к больному и выпрямился в странном изнеможении, держа в щипцах удаленный зуб.

Больной, не закрывая рта, недоверчиво косился на него.

– Все, – сказал Чесноков.

– Уже? – спросил больной.

– Уже.

– Ха!..

– Что?

– А я и не почувствовал.

– Ну уж не говорите, – не поверил Чесноков.

– Нет, я, знаете, вообще ничего не почувствовал, – все больше удивлялся больной. – Очень удачно, очень.

– Вот и все в порядке, – сказал Рубахин.

Больной поднялся и вышел из кабинета, посмеиваясь и крутя головой. Чесноков нагнал его и спросил еще раз:

– Нет, вы действительно ничего не почувствовали? Я интересуюсь, потому что это очень странно, этого не может быть.

– Медицина! – сказал больной и, обращаясь к очереди, посоветовал: – Главное, это не надо обезболивать. Раз! И готово.

Чесноков вместе с ним вышел на улицу. Здесь он сердечно пожал больному руку и стоял, глядя ему вслед, и халат его развевался на ветру.