Москва патриаршая - прот. Лев Лебедев

«Какой же смысл имеют, - пишет он, - ходячие в нашей стране речи, что христиане не умеют править государством? Да, мы и греки не умеем управлять...» И, хваля мудрое управление русских, Павел далее добавляет: «Все это происходит оттого, что они знают о случившемся с греками и о потере ими царства. Да расширит Бог их разум и умение управлять еще более того умения и разума, которое мы видели! Пусть никто не говорит, что христианам господство не подобает, ибо кто не видел собственными глазами, тот, быть может, не поверит этим известиям и описанным нами превосходным качествам, но Бог - свидетель, что я лжи не говорю и не взял с них взятку за то, что так хвалю их ум и хорошее управление»429.

Образ русского православного общества и русского человека, возникающий со страниц книги Павла Алеппского, на первый взгляд, как будто противоречит некоторым историческим свидетельствам и запискам других иностранцев, посещавших Россию немного ранее Павла Алеппского или немного спустя после него. Из них следует отметить голштинского посла Адама Олеария, посещавшего Россию несколько раз в период с 1634 по 1645 год430, и посла Священной Римской империи барона Августина Мейер- берга, приезжавшего в Москву в 1661-1662 годах431. Оба не жалеют темных красок для описания различных нравственных пороков и неустройств в русском обществе.

Однако это лишь кажущееся противоречие. В общественной жизни любого большого государства есть свои светлые и теневые стороны. Павел Алеппский, как православный клирик и спутник высокого гостя - патриарха Антиохийского, наблюдал духовнонравственную жизнь православной России в той «точке», в которой было собрано все святое, доброе, благочестивое, что было в русском обществе - в Церкви. Напротив, инославные Олеарий и Мейерберг, не имевшие даже права посещать русские богослужения, наблюдали жизнь России с другой «точки» - с улицы, площадей, кабаков, базаров, торговых сделок, лавок иностранцев и так далее. В этом отношении Павел Алеппский и указанные западные посланники не противоречат, а скорее дополняют друг друга. Кроме того, нужно непременно иметь в виду, что Павел, брат по вере, смотрел на Россию глазами дружбы и сочувствия, а западные гости относились к народу и стране, оказавшим им гостеприимство, презрительно и даже враждебно.

Но ряд отечественных историков, например один из крупнейших историков России С. М. Соловьев, виднейший историк Русской церкви митрополит Макарий (Булгаков), также свидетельствуют о глубокой духовно-нравственной порче русского общества в XVII веке, так что общая картина духовной жизни рисуется в их исследованиях скорее мрачной, чем светлой. При этом оба они ссылаются на многочисленные исторические документы, государственные и церковные. Особенно неприязненно к быту и нравам России того времени относится С. М. Соловьев432. Это прямо связано с его прозападной идеалистической концепцией истории, согласно которой светское образование и культура на западный лад являются высшим достижением, высшей точкой развития. Чтобы обосновать необходимость перехода русского общества в процессе его саморазвития к этим высшим ступеням, ему, естественно, приходилось отрицать и уничижать все то, что предшествовало им, то есть видеть в духовно-нравственном состоянии русского общества середины XVII века преимущественно теневые стороны. Историк Русской церкви митрополит Макарий тоже склонен считать, что внешнее европейское образование - средство к преодолению нравственных недостатков (!), и потому он подчеркивает духовные язвы и церковные неустройства русского общества, желая показать скорейшую необходимость насаждения в России образованности и культуры на европейский лад433. Это заблуждение наших историков, весьма распространенное «духом времени» в конце прошлого - начале нынешнего века, очевидно. Однако и А. Олеарий, и С. М. Соловьев, и митрополит Макарий, приводя множество свидетельств о борьбе Русской церкви с нравственными пороками своего времени, о тех мерах, которые принимались ею для воспитания своих чад в духе строгого благочестия, отнюдь не отрицают, что высокая духовность господствовала в жизни Русской церкви, диктовала нормы религиозной жизни и нравственного поведения, и в этом они как раз подтверждают свидетельства Павла Алеппского.

Архидиакон Павел, как мы видели, тоже не закрывает глаза на теневые стороны жизни православных, описывает многие церковные и гражданские меры борьбы с пороками. Но он смотрит на все это в свете веры как на естественный в условиях падшей природы человеческой процесс борьбы с грехом и видит главное - единодушное стремление большинства верующих людей русских к благочестию, как самую основную тенденцию в духовной жизни Русской церкви, как «дух времени».

Точку зрения Павла Алеппского разделяют многие отечественные историки, не согласные с позицией С. М. Соловьева и единомышленных ему. Они тоже указывают на многие нестроения и пороки русского общества той эпохи, но подчеркивают в связи с огромной духовно-нравственной деятельностью Русской церкви ее влияние на духовное состояние своих чад. К таким ученым относятся, например, один из крупнейших исследователей истории периода патриарха Никона профессор Н. Ф. Каптерев434, архиепископ Филарет (Гумилевский) и другие.

Наконец, следует иметь в виду, что все указанные отечественные историки смотрели на эпоху середины XVII века ретроспективно, пытаясь найти причины современных им неустройств в прошлой истории русского общества. Они не находили ничего лучшего, как обращать внимание на теневые стороны жизни этого общества в древности. По этой причине то светлое и праведное, что было в этой древности, нередко ускользало от их внимания, и «духовный портрет» России того времени получался искаженным. Образно говоря, забывая о том, что свет во тьме светит, и тьма не объяла его (Ин. 1, 5), многие наши историки исследовали именно тьму, оставляя свет как бы в стороне, а Павел Алеппский пишет как раз о свете русской веры, русской души.

Неоценимо поэтому значение для нас труда Павла Алеппского. Он возвращает нам удивительно светлое представление о духовном облике нашей Церкви и страны в период средневековья.

Подлинно верующие богобоязненные русские люди являли собою высокие образцы духовности, мудрости и истинного благочестия, составляли большую и лучшую часть церковного общества.

Духовное наследие русского народа русское православное благочестие сохраняет по сей день.

ГЛАВА IV

БОГОСЛУЖЕНИЕ И ЦЕРКОВНЫЕ ОБЫЧАИ

Большое место в записках архидиакона Павла, естественно, Уделено описанию различных богослужений, церковных праздников, крестных ходов, поминовения усопших, местных церковных обычаев, традиций и т. п. Постоянно участвовавший вместе со своим отцом патриархом Антиохийским Макарием в богослужениях во время пребывания в России, архидиакон Павел сообщает такое множество подробностей по этому предмету, что они позволяют воссоздать почти все основные черты богослужений годичного цикла в середине XVII века. Поскольку многое в древних богослужениях делалось точно так же, как и в наши дни, то мы ставим себе целью в этой главе обратить особое внимание в основном лишь на те особенности служб и обычаев церковных, которые отличают их от сегодняшних.

В одном месте Павел Алеппский приводит краткое общее описание русского богослужебного Устава435. Из него явствует, что в те времена всенощное бдение совершалось не так, как теперь. Вечерню служили вечером. Утреню - глубокой ночью, перед рассветом, затем делали перерыв и часов в 9-10 утра, по нашему времени, начинали литургию, длившуюся до 14-15 часов, а по особо большим праздникам - до захода солнца. К утрени, как и теперь, присоединялся 1-й час, 3-й и 6-й часы читали перед литургией. В приходских храмах литургия совершалась раньше, чтобы верующие могли успеть к ее служению и в соборную церковь.

Все богослужения священник начинал не иначе как в фелони и не снимал ее до конца службы. Перед предначинательным псалмом вечерни непременно читалось полное начало - трисвятое и прочее. Накануне воскресных и праздничных дней предначинательный псалом пелся попеременно на обоих клиросах, и продолжалось это очень долго, причем диакон одновременно канонаршил по Псалтири, стоя посреди церкви. В конце каждого стиха псалма непременно пели «Аллилуйа», трижды «Слава Тебе, Боже», как поют и на кафизмах. На «Господи, воззвах» совершалось обычное каждение всего храма, как и теперь. На «Слава, и ныне» все священники и певчие выходили, становясь полукругом, друг против друга, в хоросе436. То же делалось и на утрени, на 9-й песни, во время Честнейшую и после канона, перед «Хвалите Господа с небес» и «Слава в вышних Богу». Пели все вместе. Сугубая и просительная ектении совершались чинно, диакон или священник ждал, пока певчие неспешно пропоют «Господи, помилуй» или «Подай, Господи».