352 победы в воздухе. Лучший ас Люфтваффе Эрих Хартманн - Т. Констебль

Последовал жаркий обмен ругательствами между русскими. Им не понравилось такое унижение их летчиков. Эрих смирно сидел, пока они не успокоились и снова не обратились к нему. Вопросы сыпались градом, следователи хотели, чтобы он подтвердил материалы дела. Наконец Эрих решил, что дальнейшее запирательство не имеет смысла. Эти гончие узнают правду, скажет он это сам или нет.

– Ты подтверждаешь, что ты был Черным Дьяволом?

– Именно так называли меня русские радиостанции во время войны.

– Но твои волосы просто соломенные, – возразил один из офицеров НКВД.

– У меня всегда были светлые волосы, – сказал Эрих. – Но пару месяцев мой самолет был покрашен в черный цвет, и ваши летчики прозвали меня Черным Дьяволом.

Второй офицер сел за стол и захлопнул досье.

– За твою голову во время войны была объявлена награда. Я стал бы богатым, если бы правительство заплатило за тебя сегодня.

Русский осмотрел Эриха с ног до головы, отметив мятый и рваный мундир Люфтваффе. Эрих походил на кого угодно, только не на ужасного Черного Дьявола. Самый грозный истребитель Восточного фронта превратился в обычного заключенного.

Допрос длился еще несколько часов, и открылось, что Эрих летал на реактивном истребителе Ме-262, самом совершенном самолете в годы войны. Белокурый Рыцарь остался почти незнаком с реактивными самолетами. Он выполнил лишь несколько тренировочных полетов под присмотром Гейнца Бэра в Лехфельде. Тем не менее НКВД решил, что и эти крохи знаний могут оказаться полезными.

Русские захватили несколько исправных Ме-262 и вывезли их в Россию для оценки. Однако полеты на этих самолетах были серьезной проблемой, если не располагать теми знаниями, которые приобрели немцы. Поэтому Эриха через несколько дней после того, как в нем опознали Черного Дьявола, начали допрашивать обо всем, что касалось реактивного истребителя.

Но Эрих смог оказать НКВД лишь небольшую помощь, хотя рассказал все, что знал о Ме-262. Он объяснил, что совершил на этом самолете всего 10 полетов. Однако сейчас его образ как лучшего в мире пилота-истребителя работал против него. Русские невольно полагали, что боевой пилот обладает и знаниями авиационного инженера. Долгие допросы начали приобретать все более резкий характер, так как русский офицер пытался выжать из Эриха информацию, которой тот не располагал.

– Майор Хартманн, вы что-то скрываете. Почему вы не хотите рассказать нам все, что знаете? Вы должны рассказать это.

Грубый лейтенант НКВД не был летчиком. Это делало задачу Эриха еще более сложной. Он попытался объясниться еще раз:

– Я могу рассказать вам, как взлететь на этом самолете. Я уже рассказывал об этом. Я могу рассказать, как летать на нем и за какими вещами должен следить пилот, в особенности за секторами газа. Но я не могу рассказать вам, как работают различные механизмы самолета. Я пилот, а не инженер.

Русский нахмурился, так как слова Эриха его не убедили. Он задавал вопросы о реактивном самолете по книжке, было совершенно ясно, что он не имеет ни малейшего представления об авиации. Эриху он показался выходцем из деревни. И тогда Белокурый Рыцарь попытался найти подходящее объяснение:

– На реактивном самолете я как фермер. Вы знаете, что фермер запрягает лошадь в телегу. Он может сделать это и поехать на телеге. Однако он не пытается забраться внутрь лошади.

С криком ярости лейтенант вскочил на ноги и ударил Эриха по лицу тростью. Резкий удар заставил Эриха зайтись от гнева, все затянула багровая пелена. Он прыгнул через всю комнату, схватил стул и бросился на обидчика. Широко размахнувшись, Эрих обрушил стул на голову русского. Офицер рухнул на пол без сознания.

Мгновенно гнев улегся, и Эриха охватил страх. Они наверняка изобьют его или даже застрелят. Он приоткрыл дверь кабинета и позвал охранников. Когда они привели лейтенанта НКВД в сознание, тот ткнул пальцем в Эриха:

– В карцер его. Уведите.

Эрих провел 48 часов в кошмарной дыре в одиночестве. Холод и голод заставили его всерьез испугаться за свою судьбу. Когда на третий день охранники вытащили его из карцера, он был уверен, что его поведут на расстрел. Моргая от яркого света, он приготовился к самому худшему. Но его привели обратно в тот же кабинет, где он ударил русского офицера. Тогда он приготовился к побоям.

С изумлением он увидел, что в кабинете сидит тот же лейтенант НКВД и широко улыбается. Перед русским на столе стояла бутылка водки и лежала буханка хлеба.

– Ну, как дела, Хартманн?

Лейтенант указал на выпивку и закуску:

– Подкрепись, Хартманн. Тебе будет полезно перекусить и выпить.

Эрих был поражен. Этот человек обозлился на него до предела. И теперь он улыбается, предлагает еду и питье. Не в состоянии разобраться в загадочной психологии русского, Эрих взял кусок хлеба и глотнул обжигающей водки. Русский следил за ним. Когда Эрих поставил стакан на стол, лейтенант широко улыбнулся и указал на стул, на котором сидел:

– На этот раз я сижу на стуле, Хартманн. У тебя стула не будет. А теперь тебя отведут к остальным пленным. Я прошу прощения за то, что ударил тебя тростью.

Эрих кивнул, принимая извинения русского. Пока охранники вели его обратно в камеру, Эрих размышлял над странным поведением офицера НКВД. Поведение русского не поддавалось никакому разумному объяснению. Но потом старые заключенные сказали Эриху, что ударивший его офицер серьезно нарушил русские законы и мог подвергнуться строгому дисциплинарному наказанию, если бы начальство узнало об этом.

Это было правдой. За 10,5 года заключения в русских тюрьмах этот удар по лицу тростью оказался единственным случаем физического воздействия на Эриха Хартманна. Его реакция на удар была записана в деле. Через несколько лет, в тюрьме в Шахтах, русская девочка-переводчица показала Эриху эту пометку: «С этим заключенным обращаться с осторожностью – дерется». Несколько раз за годы заключения он слышал, как охранники называли его «драчуном». Однако Эрих не подозревал, что этот незначительный инцидент станет частью его образа, как упрямого и склочного заключенного.

Физическое избиение было самым слабым методом воздействия, который использовал НКВД. В его арсенале имелось более мощное оружие, чтобы сломить волю человека. Мощь этого оружия многократно усиливала глубочайшая безнадежность. Именно это ощущение пронизывало всю жизнь немецких пленных. Они были политически и физически не существующими фигурами, так как немецкое правительство пало вместе с нацистским режимом. Новое гражданское правительство еще только начинало действовать под присмотром оккупационных войск союзников. Вскоре между занятой русскими Восточной Германией и остальной страной пролегла пропасть.