Скандальная репутация - София Нэш

В течение следующего часа Розамунда поприветствовала около четырех сотен гостей. Время от времени она смотрела на входную дверь в надежде увидеть светловолосую голову своего брата Финна. У нее щемило сердце и устали ноги. Она так много раз приседала в реверансе, что колени уже подгибались сами собой.

— Держись, — шепнул ей Люк, — это только начало. Скоро тебе придется танцевать.

— Но струнных инструментов все еще нет, — простонала Ата.

А потом это случилось. Ее предпочли не узнать. Леди Купер как раз отвернулась, чтобы с кем-то поздороваться, а Люк пытался утешить расстроенную бабушку. Какая-то чрезвычайно пышная матрона взглянула на Розамунду в упор и, возмущенно фыркнув, отвернулась, решительно потянув супруга за локоть.

— Вы что-то сказали, леди Скиффингтон? — осведомился Люк, резко обернувшись и преградив ей дорогу в бальный зал. — Мне кажется, вы не имели удовольствия поприветствовать леди Розамунду.

— Я поприветствовала всех, кого посчитала нужным, молодой человек, — прошипела дама.

— А я думаю, что нет, — улыбнулся Люк и сделал шаг в сторону в тот самый момент, когда она попыталась его обойти.

Розамунде хотелось заползти под стол, но она стояла очень прямо, из последних сил сохраняя спокойствие.

— Аманда Барнстейбл, — спокойно вмешалась Ата, — вы бы постыдились. В школе мисс Дилфорд вы никогда не могли пройти даже нескольких шагов с книгой на голове, даже если бы от этого зависела ваша жизнь. Поэтому у вас и не столь величественная осанка, как у леди Розамунды. Думаю, вам бы не мешало просто последовать ее примеру.

— Я никогда не думала… — запыхтела леди Скиффингтон.

— Вы действительно никогда этим не занимаетесь, дорогая, — с улыбкой вмешалась леди Купер.

Розамунда почувствовала, что еще немного, и она начнет истерически хохотать. Вероятно, леди Купер брала уроки у вдовствующей герцогини и оказалась очень способной ученицей.

Очевидно, умение вовремя перебить и запугать собеседника преподавали в школе мисс Дилфорд. Напрасно леди Скиффингтон не была прилежной ученицей. Ее можно только пожалеть.

Женщина едва заметно кивнула, а Розамунда сделала вежливый реверанс.

— Счастлива, что вы смогли прийти, леди Скиффингтон, — пробормотала она, а Люк поклонился и жестом пригласил чету проследовать в бальный зал.

— Хитрость заключается в том, — шепнула Розамунде леди Купер, — чтобы знать, когда стоять насмерть. Герцог Хелстон достиг в этом деле виртуозного совершенства. Вам повезло, дорогая, что он на вашей стороне. Вы станете объектом зависти, половины присутствующих здесь дам.

— Но он не… — начала она и была прервана экспертом в этой области.

— Не тот любовник, от которого можно отказаться без борьбы, — спокойно, но твердо заявила леди Купер, одновременно улыбаясь последним запоздавшим гостям. Потом она обернулась к Люку: — Я слышала, что Розамунда будет петь? Грейс сказала, что у вас не хватает струнных инструментов, если только вам не удастся умыкнуть нескольких музыкантов из-под носа графини Хоум. Люк вздохнул.

— Похоже, она сделала все возможное, чтобы мне это не удалось.

— Что ж, я не могу ее винить. Она пребывала в ярости с тех самых пор, как услышала, что вы выбрали тот же день, на который был назначен ее маленький музыкальный вечер. Я говорю «маленький», потому что все, кроме самых близких ее друзей, предпочли ваш бал.

Из бального зала до Розамунды донеслись звуки арфы, и ее сердце ухнуло в пятки. Соглашаясь на этот безумный план, она ни секунды не сомневалась, что мистеру Брауну удастся добыть недостающих музыкантов. Она даже не думала о том, каково это — стоять перед четырьмя сотнями гостей, многие из которых будут только рады видеть ее унижение.

— Похоже, ты отхватила кусок, который не в состоянии проглотить? — с едва заметной насмешкой осведомился Люк.

— Вовсе нет, — возразила Розамунда. — Мне всегда очень нравилась изрядная порция унижения, приправленная разочарованием.

Леди Купер заразительно рассмеялась.

— Мне тоже. Это, должно быть, полезно для души, как вы думаете? Пойдемте, дорогая, я вас представлю.

В великолепно украшенном бальном зале собрался весь бомонд. Гости были одеты с вызывающей роскошью. Похоже, высший свет подходил к развлечениям со всей серьезностью. Как туалеты, так и убранство дома были выше всяких похвал.

Розамунда и леди Купер поднялись на сцену и остановились возле смертельно бледной Сильвии, сидевшей за арфой. Дирижер отошел в сторону, и леди Купер подняла руку, призывая собравшихся к вниманию.

— Надеюсь, вы не скучаете. Мы все очень признательны вам за терпение. А теперь обещанный сюрприз. На балу «Огня-и-Льда» сегодня вас приветствует леди Розамунда Лэнгдон, дочь графа Туэнлина, со своей очаровательной песней. — Леди Купер ободряюще подмигнула и покинула сцену.

Оказавшись перед многоликой толпой, Розамунда почувствовала, что сейчас лишится чувств. Она была не в состоянии ни шевелиться, ни дышать. В ушах звенело так сильно, что она едва не пропустила первые звуки арфы, которой вторили фортепиано и флейта. Она посмотрела вниз и увидела стоящего прямо перед сценой Люка. Тот едва заметно покачал головой и украдкой показал ей пальцы, сложенные буквой V. Если бы она была способна соображать, то непременно бы отметила: он, похоже, волнуется еще больше, чем она.

Розамунда взглянула в глаза любимому и утонула в их бездонной глубине. Толпа куда-то исчезла. Теперь влюбленные остались только вдвоем — они и музыка.

Зазвучали до боли знакомые звуки грустной валлийской баллады, и сильный мелодичный голос Розамунды присоединился к плачу арфы. Она закрыла глаза и всецело отдалась музыке и горестным воспоминаниям.

Это была любимая песня отца. Она ни разу ее не пела с тех пор, как покинула Эджкумб. Она пела о любви и потерях, о надежде и грусти и о страсти, которая никогда не умирает.

Она пела историю жизни. Своей жизни. И во время последнего куплета открыла глаза, окинув взглядом зал. Почему-то оказалось, что она больше не боится этих людей. В окружении зеленых гирлянд гости, одетые в красное, белое и черное, напомнили ей великолепное поле разноцветных маков, качающихся на ветру.

Неожиданно Розамунда поняла, почему, оказавшись в жалком положении, она обратилась к природе и цветам. Это потому, что супруг лишил ее музыки. Ее душа и чувства рвались к красоте, и сад был единственным местом, где эту красоту можно было найти.

Потом ее взгляд вернулся к Люку Сент-Обину, герцогу Хелстону. В этом человеке удивительным образом сочетались ум и жесткость, мрачность и огромная, всепоглощающая доброта. Именно добротой сейчас лучилось его красивое лицо. Это была иная — первобытная, немного диковатая, мужественная красота, ставшая для нее самой желанной на свете.