Страницы Миллбурнского клуба, 1 - Слава Бродский

Следующий день знаменует собой первый день моего еврейского самосознания.

– Ну что, Матлин, – говорит учительница, – ты выяснил, какая твоя национальность?

Я встаю, как полагается, и, глядя в пол, шепчу, давясь каждым словом:

– Я... я... еврей.

– Хорошо, Матлин, ты – еврей, – громко повторяет учительница. – Ну что ж? Это – ничего.

Весь класс разражается хохотом, с которым учительница несколько минут не может справиться. В конце концов, она приводит веселящийся коллектив к порядку.

– Дети, – говорит она, – вы не должны смеяться. В нашем советском социалистическом обществе все национальности равны. Евреи – это наши, советские граждане, поэтому они тоже равны.

Класс окончательно умолкает. И в этой, неожиданно наступившей тишине, снова раздается голос с задней парты:

 – Эй, равный Абрам, скажи кукуруза!

Класс опять взрывается от хохота, и я вижу, как учительница ниже склоняется к журналу, с трудом сдерживая улыбку. «Абрам, скажи кукуруза» – это очень смешно. Вообще, все, что касается евреев, – очень смешно...

Такой был мой первый класс по Иудаизму. С тех прошло два раза по тридцать лет: Первые тридцать лет – до того, как я уехал из Советского Союза, а потом – еще тридцать после того, как я уехал и стал американцем. Сегодня, когда я знакомлюсь с американскими евреями, они обычно спрашивают:

– В те годы, когда вы жили в России, вы не соблюдали религиозных традиций, правда? Но скажите, вы получили какое-нибудь еврейское образование?

Первые тридцать семь лет жизни всплывают в моей памяти, и я отвечаю без колебаний:

– О, да! Еще какое!

Глаголом жечь сердца до самого конца

Посвящается моим друзьям – эмигрантам из России

Прекрасно жить в свободных Штатах

При обеспеченных харчах,

При службе,            при больших зарплатах,

Автомобилях и домах!

Здесь лишь одно немного грустно:

Язык – не тот, не как в Москве.

Не говорят они по-русски,

Хоть кол теши на голове!

Но к трудностям такого сорта

Любой из нас уже привык.

Мы спикаем по-русски гордо,

Мы кипаем родной язык.

Мы соль не спилаем на раны,

Подругу киссаем взасос,

На службе ранаем программы,

Когда реквестает наш босс.

Мы дринкаем сухие вина,

Энджоем собственный уют,

Мы лихо драйваем машины,

Берем хайвей (когда дают).

Когда окюрится возможность,

Возьмем э фью денечков офф,

Махнем в апстейт по бездорожью,

В лесу напикаем грибов,

Накукаем такой закуски,

Какой не видел целый свет!

Дринкнем как следует, по-русски!

Факнем жену на склоне лет!

А то – возьмем большой вакейшен,

Допустим, парочку недель,

В Париже, в дистрикте старейшем

Себе забукаем отель.

А там – и Рим не за горами,

Мадрид, Берлин, едрена мать!

Мы будем шопать в Амстердаме!

Мы будем в Праге ланчевать!

При наших при больших зарплатах

Нам вся Европа по плечу!

Ах, хорошо в Юнайтед Штатах!

Эх, травеляй, куда хочу!

Аппрочает весенний вечер,

Даркнеет – прямо на ходу.

Стихают речи, гаснут свечи,

И Пушкин спинает в гробу.

Поэма о дружбе

Предупреждение автора: все персонажи этой поэмы – полностью выдуманы и никаких реальных прототипов не подразумевают.

Дело было в воскресенье

Или даже в понедельник

(Если только не в субботу).

Мы сидели вчетвером –

Миша, Саша и Сережа

И, конечно же, Володя

(Потому что без Володи

Получалось бы втроем).

Мы сидели на скамейке,

А, возможно, – на террасе,

Или даже на диване,

Или просто за столом.

Мы, конечно, выпивали

И закусывали тоже,

Потому что без закуски

Мы давно уже не пьем.

Мы вели неторопливо

Утонченную беседу

(Слава Богу, интеллекта

Нам не надо занимать),

А хозяйка дома Алла

Нам закуску подавала,

Потому что водку сами

Мы умеем наливать.

Мы неспешно говорили

Про Верлена и Пикассо,

Про Булгакова и Рильке,

Про вино и про коньяк,

Про Кандинского и Шнитке

И про прочие напитки,

Потому что, как известно,

Выпить каждый не дурак.

– Господа! – промолвил Миша, –

Как прекрасна наша дружба!

Наша дружба, прямо скажем,

Нерушима, как скала!

– Как скала! – сказали Саша

И Сережа и Володя,

А хозяйка дома Алла

Нам селедку подала.

Тут мы выпили за дружбу

И отдельно за Сережу,

За Володю, Мишу, Сашу –

Замечательных ребят.

За хозяйку дома тоже

Мы бы выпили, конечно,

Но она была на кухне,

Срочно делала салат.

– Господа! – сказал Сережа, –

Почему бы нам не выпить

За Америку, где столько

Есть лесов, полей и рек!

– Я, – сказал он, – знаю много,

Я учился в институте,

Но другой страны не знаю,

Где так дышит человек!

– За Америку! – сказали

Саша, Миша и Володя,

Рюмки разом опрокинув,

Как положено, до дна.

И добавил тут Володя:

– Если б не республиканцы,

То была б еще прекрасней

Наша славная страна.

– Этот Буш, – сказал Володя,

Развивая мысль дальше, –

Он сидит у нас в печенках,

Он страну завел в тупик,

Он нас держит в полном мраке,

Он ведет войну в Ираке,

Он коверкает безбожно

Наш возвышенный язык!

– Не свисти! – сказал Сережа,

Отрываясь от закуски. –

Мне тебя противно слушать!

Буш – прекрасный президент!

Он снижает нам налоги,

С терроризмом беспощадно

Он воюет. Это главный

И существенный момент!

– А твои, – сказал Сережа,

Развивая мысль дальше, –

А твои-то демократы!

Мне на них тошнит смотреть!

Клинтон, Шумер, Керри, Эдвардс,

Эта – как ее – Пелоси –

Идиот на идиоте,

Это ж можно обалдеть!

– Господа! – вмешался Миша, –

Вы, пардон, неправы оба.

Буш и Чейни, Гор и Клинтон –

Каждый сволочь и дурак.

Нам нужна страна такая,

Чтоб заботилась о людях,

Как заботится Обама,

Замечательный Барак.

– Ты кретин, – сказал Сережа,

– Идиот, – заметил Саша,

А Володя, горько сплюнув,

Молвил: – Парень я не злой,

Но скажу вам откровенно:

Все вы гады и подлюки,

Так что все идите на фиг,

Ну, а я пошел домой!

– Я, – сказал Сережа, – тоже.

– Я, – сказал Сережа, – больше

Ни минуты в этом доме

Находиться не могу!

Тут и Миша, побледневши,

Молча бросился на выход,

Свою кожаную куртку

Надевая на бегу.

Опустел в одно мгновенье

Сашин дом гостеприимный.

На столе теплела водка,

Гнил ненужный виноград,

Стало слышно, как на кухне

Тихо звякает посуда.

Это Алла убирала

Недоеденный салат.

– Боже мой! – заплакал Саша, –

Как же с нашей вечной дружбой?

С кем теперь я про Пикассо

Буду страстно говорить?

С кем делиться интеллектом

Про Кандинского и Рильке?

– Ничего, – сказала Алла, –

Мне посуды меньше мыть.

Прощай, Америка!

Прощай, страна моя родная!

Прощай, Америка! Вот-вот

Над континентом засияет

Социализма небосвод.

От Сан-Диего до Детройта,

От Айдахо до Теннеси

Мы наш, мы новый мир построим,

Как на советской, на Руси.

Долой капитализма рабство!

Мы без сомнений и помех

Перераспределим богатство,

Чтоб было поровну у всех.

Получат равные зарплаты

Все дети солнечной страны.

Не будет бедных и богатых,

Бедны все будут, но равны.

Мы к цели рвемся неуклонно,

Уж наши чаянья близки,

Уже построены в колонны

Acorn'а славные полки.

Звучит сигнал: вперед, к надежде!

Народ ликует: Yes, we can!

И скромный ОН в простой одежде

Нас к горизонту перемен

Ведет. Раздумывать не нужно:

ОН руку держит на руле.

А мы протянем руку дружбы

Венесуэле, Хезболе,

Хамасу, Северной Корее,

Ирану, Кубе – всем подряд.

Мы извинимся, покраснеем,

И нас, наверное, простят.

Мы их накормим – всех, конечно,

(Ведь больше нет у нас врагов),

И будет нас любить сердечно

Весь мир голодных и рабов.

Не будет нам пути обратно,

Мы, как один, пойдем вперед,

Мы будем всех лечить бесплатно,

Чтоб здоровел у нас народ,

Мы будем все любить друг друга,

ЕГО, родного, – обожать.

Мы запретим и нефть, и уголь,

Планету чтоб не засорять.

В своем стремлении упорном

Убить капитализма зло

Мы остановим global warming –

Преступных бизнесов тепло.

И будут дети повсеместно

Стихами хором говорить,

Родного лидера за детство

Счастливое благодарить.