Литературно-художественный альманах «Дружба», № 3 - В. Азаров

Вскоре явился стражник, поставил «парашу» на место и, ничего не подозревая, начал подметать камеру.

В этот вечер дело пошло быстрее, — работать прутом было удобнее.

С тихим шуршанием сыпалась по стене глина и падала на кровать, Сергей подбирал ее и прятал в карман.

Что же делал в это время смертник?

Два дня и две ночи за стеной не смолкали крики и стоны; осужденный ждал, что за ним придут с минуты на минуту. Он то вскакивал с постели и метался по камере, то забивался в углы, словно это могло его спасти. Но на третью ночь его болезненно обостренный слух уловил за стеной странный шорох.

Он приложил ухо к стене. Кто-то настойчиво и упорно царапался в его стену.

И в следующие ночи, после вечерней поверки, за стеной опять слышался шорох, который не смолкал до самого рассвета.

— Может быть, мне хотят устроить побег? Нет! Это невозможно!!. А вдруг?!

И, позабыв о том, что каждую минуту может войти стражник, он с исступлением и яростью начал царапать каменную стену. Скоро он обломал все ногти и, выбившись из сил, охваченный тупым отчаянием, повалился на койку и заснул. Заснул впервые за эти дни.

Осужденный проснулся на рассвете, оглянулся вокруг и вздрогнул, — из стены, как раз над его подушкой, торчал тонкий черный прутик. Может быть, ему померещилось? Но нет, прут шевелился. Кто-то проталкивал его из соседней камеры.

Осужденный дернул прут к себе и припал ухом к крохотной дырочке в стене. Он услышал шопот:

— Как ты сюда попал? Кто ты?

— Меня зовут Алексей. Я железнодорожник со станции Тайга.

Прижавшись губами к стене, задыхаясь от волнения, Алексей шопотом рассказал о том, как два месяца назад к ним на станцию приехала карательная экспедиция и стала пороть рабочих. Он стоял в толпе и смотрел, как расправляются с железнодорожниками. Когда очередь дошла до его дружка — кочегара Володьки, — Алексей не выдержал, бросился на жандармского офицера, наблюдавшего за поркой, и ударил его по лицу.

— Не так надо было действовать, Алексей! Не так! — вырвалось у Сергея.

— Так или не так, а вздернут меня за жандарма. Вздернут! И статью подобрали, чтоб обязательно повесить: за открытое противодействие военным властям… А ведь мне только… — он, не договорив, всхлипнул.

Сергей понял, что прежде всего Алексея нужно отвлечь от этих проклятых мыслей о смерти. Нужно сделать так, чтобы он перестал об этом думать.

— В тебе заговорило человеческое достоинство, возмутилась твоя гордость, когда ты ударил жандарма. А почему же ты теперь плачешь и умоляешь о пощаде жандармов?

— Умирать страшно. Повесят ведь, а мне только восемнадцать лет!

— Перестань! И не стыдно тебе? Рабочий парень, а ведешь себя, как трус.

Алексей молчал.

— Слушай, — снова заговорил Сергей, — не плачь, не надо. Где ты работал?

— В паровозном депо.

— Я на вашей станции бывал. У меня среди железнодорожников знакомые есть, — сказал Сергей и стал расспрашивать Алексея, строгое ли у них начальство, работает ли сейчас на станции помощник машиниста Гаврилов. А под конец задал вопрос, который особенно удивил Алексея: Сергей спросил, есть ли у них речка и любит ли Алексей купаться.

Вначале Алексей отвечал нехотя и безразлично, но потом понемногу разговорился. Этого только и хотелось Сергею, — отвлечь его от мрачных мыслей.

И этот разговор не пропал даром.

На следующую ночь Алексей первый постучал в стену.

— Не спишь, сосед? Ты уж прости. Как тебя звать-то? Я вчера не спросил.

Сергей ответил. И беседа продолжалась.

Они лежали, скорчившись на своих койках, прильнув лицами к отверстию в стене и натянув поверх голов одеяла. Они условились разговаривать по ночам, а днем отсыпаться.

— Теперь я вроде как и не один, — сказал на третью ночь Алексей. — А жаль, что мы с тобой раньше не познакомились. Я ведь тут с пятнадцатого февраля, а сегодня уже третье марта. Весна на носу.

И верно, приближение весны чувствовалось и тут, за стенами крепости. В камеры третьего этажа, выходившие на юг, по утрам заглядывало солнце; снег, лежавший пластами на подоконниках, потемнел. Он таял и с шорохом падал вниз. Маленький кусочек неба, что виднелся в тюремное окно, с каждым днем становился всё прозрачнее, голубее. Пушистые облака, проплывавшие в вышине, были по-весеннему легки и воздушны.

— Весна на дворе. Скоро реки вскроются. Тайга зазеленеет, — с тоской повторял Алексей.

— Да, ледоход скоро пойдет, — задумчиво сказал Сергей.

— Ледоход? — вдруг обозлился Алексей. — Не увижу я ледохода… Ничего не увижу.

— Ну, полно, Алеша!

— Тебе хорошо рассуждать! Не тебе болтаться в петле.

— Слушай, Алексей! Если и на мою шею накинут петлю, то всё равно я не буду просить у них пощады. Слышишь? Не буду. И клянусь тебе, я со своей дороги не сверну!..

— Ну и не свертывай! А я жить хочу! — Закричал Алексей. — Жить!. И замолчи!.. Замолчи!..

На оклики Сергея Алексей больше не отвечал.

Среди ночи Сергея разбудил осторожный стук в стену.

— Это я, — сказал Алексей. — У тебя память хорошая?

— Да, Алеша! А что? — ответил Сергей, не совсем понимая, в чем дело.

— Дай мне слово, что исполнишь мою просьбу.

— Исполню.

— Если меня… — он не договорил страшное для себя слово «повесят»… — так вот, как только тебя выпустят из крепости, поезжай сразу же на станцию Тайга, разыщи там мою мать и расскажи обо мне. Сделаешь?…

— Да, говори адрес.

— Запоминай.

Сергей за Алексеем повторил адрес.

— Может быть, у тебя товарищи есть? Говори, я и к ним зайду.

Алексей сказал адреса кочегара Володьки и кондуктора Никитина, что живет за зеленой водокачкой.

— Ну, спасибо Сергей, я тебе тоже слово даю: больше я кричать не буду, только не оставляй ты одного меня с этими проклятыми мыслями о смерти. И что они мне в голову лезут?!

Последние слова он сказал сквозь стиснутые зубы.

— Ты думаешь, я не знаю, как тебе тяжело? Знаю, Алексей, знаю, дорогой мой товарищ!

В эту ночь они больше не разговаривали. Но каждый, лежа на койке, думал о соседе.

На рассвете к Сергею постучал его сосед слева — старый учитель.

— Из Петербурга получен ответ. По тюрьме идут упорные слухи: сегодня ночью Алексея должны повесить, — выстукивал учитель.

Сергея ошеломило это известие, несмотря на то, что со дня на день он ожидал его и знал, что на помилование рассчитывать нечего.

«Повесят! Повесят Алексея!» — думал он, и эти мысли заставляли тоскливо сжиматься его сердце.

Сергей взволнованно ходил по камере.

«Сказать Алексею или нет?»

Он подошел к койке, присел на нее и прислонился ухом к отверстию.

За стеной раздавалось ровное и глубокое дыхание спящего Алексея.

«Нет, не скажу. А когда Алексея поведут, в последний раз я призову его к мужеству».

Алексей в это утро спал долго. А как проснулся, сразу же постучал Сергею:

— До чего я сон сейчас хороший видел! Будто в речке купаюсь. День такой жаркий, солнечный, а вода прохладная, чистая. И Володька со мной купается, на перегонки мы плывем. Люблю я купаться, — прямо из воды бы не вылезал, — засмеялся Алексей.

Как обычно, по тюремному распорядку, проходил день.

Сергей с тревогой и волнением отмечал, что вот уже кончился обед и уже за окном сгущаются сумерки, что скоро придет стражник и зажжет тусклую лампочку в камере, а там, смотришь, вечерняя поверка, — а там и…

Сергей старался не думать, но думал только об этом.

Он сидел у стола, обхватив руками голову, когда в конце коридора послышался звон офицерских шпор. Шаги остановились у дверей соседней камеры.

Приникнув ухом к отверстию в стене, Сергей прислушался. Больше всего он боялся, что раздадутся крики и вопли о пощаде. Но всё было тихо.

— Собирайся, — сказал чей-то грубый незнакомый голос.

В ответ не последовало ни звука.

Снова шаги. Вышли из камеры — и захлопнулась дверь.

Сергей бросился к «глазку»; сейчас он простится с Алексеем и поглядит на него. Шутка ли, двенадцать ночей по душам беседовали!

Но «глазок» был наглухо закрыт.

И в то время, когда он стоял, прижавшись вплотную к двери, случилось то, чего не ожидал никто из стражников, но о чем втайне думал Сергей.

Алексей, который спокойно, без сопротивления и без единого слова вышел из камеры, вдруг вырвался от стражников, подбежал к двери Сергея и, ударившись всем телом об нее, крикнул что было у него силы на весь тюремный коридор:

— Прощай, Сергей, прощай, дорогой товарищ! Иду умирать. Долой самодержавие! Да здравствует революция!

— Да здравствует революция! — закричал Сергей. — Мужайся, Алексей! Клянусь, мы победим!

На глазах у него навернулись слезы гордости за этого парня, который пошел на смерть смело, как и подобает революционеру.