Маятник Фуко - Умберто Эко

Он угостил нас кубинскими сигарами странной формы, гнутыми, наморщенными, толстыми и жирными. Мы отреагировали восторженно, Диоталлеви отошел к стеллажам.

— О, моя минимум-библиотека, — сказал Алье. — Как видите, в ней не более двух сотен томов, в моем родовом имении собрание более обширное. Но рискну утверждать, что все они отличаются редкостью и ценностью, и расставлены, конечно же, не в случайном порядке, последовательность трактуемых предметов — та же, которая объединяет как фрески в этом зале, так и экспонаты коллекции.

Диоталлеви робко дотронулся до корешков.

— Пожалуйста, прошу вас, — ободряюще улыбнулся Алье. — Это «Эдип Египетский» Афанасия Кирхера. Как вам известно, он первый после Гораполлона пытался интерпретировать иероглифы. Обворожительный человек, мечталось бы мне, чтоб моя кунсткамера хоть отдаленно походила на собранную им коллекцию чудес, которая ныне считается утерянной, потому что те, кто не умеют искать, те не находят… Изысканнейший из собеседников. Каким гордым он выглядел в день, когда обнаружил, что этот иероглиф означает «чудеса божественного Озириса вызываются сакральными церемониями и вереницей гениев». Потом пришел прощелыга Шамполион, отвратительный тип, поверьте, движимый инфантильным тщеславием, и настойчиво утверждал, что этот рисунок означает имя фараона — и больше ничего. С какой изобретательностью Новое время старается опоганить сакральные символы! Книга эта, впрочем, не очень дорогая, ее цена ниже цены «Мерседеса». Поглядите лучше вот на эту, перед вами первоиздание 1595 года «Амфитеатра вечного познания» Хунрата. Считается, что в мире сохранилось два экземпляра. Перед вами третий. А это — первая публикация «Священной теллурической теории» Бернета. Вечерами, когда я рассматриваю иллюстрации в этой книге, меня охватывает мистическая клаустрофобия. Глуби нашего глобуса… Неожиданно, не правда ли? Вижу, что доктор Диоталлеви очарован еврейскими надписями в «Трактате о шифрах» Виженера. Тогда взгляните: первое издание «Каббалы без одежд» Кнорра Христиана фон Розенрота. Господа, полагаю, помнят, что эта книга впоследствии была переведена на английский, неполно и неточно, в самом начале нашего века этим ничтожным МакГрегором Матерсом… Разумеется, господам кое-что известно о некоей скандальной секте, пользовавшейся немалым успехом у британских эстетов, о «Золотой заре». Эта банда фальсификаторов масонских бумаг не могла оставить по себе здоровое наследство, и действительно ее преемники дегенеративны, будь то «Утренняя звезда» или сатанинские церкви Алейстера Кроули, который заклинал демонов с единственной целью добиться благоволения некоторых господ, подверженных «английскому пороку», vice anglais… Знали бы вы, дорогие мои друзья, как много людей, мягко выражаясь, сомнительных приходится встречать тому, кто посвящает себя подобным штудиям. Вы тоже почувствуете это, когда начнете публиковать связанные с этим материалы.

Бельбо воспользовался последней фразой, чтобы перевести разговор. «Гарамон» собирается, сказал он, выпускать несколько книжек в год на эзотерические темы.

— Ах, эзотерические… — улыбнулся Алье, а Бельбо покраснел.

— Ну, так сказать… герметические?

— Ах, герметические… — продолжал улыбаться Алье.

— Ну, хорошо, — сказал Бельбо. — Я употребляю неправильные слова, но вы, конечно, поняли, какого типа книги.

— Ах, — с новой улыбкой отвечал Алье, — не существует типа. Существует знание. Вот что вы собираетесь сделать: открыть издательское пространство подлинному, не извращенному знанию. Для вас, вероятно, это только одно из рабочих направлений, но если мне суждено прикоснуться к этому, для меня это станет походом за истиной, поиском Грааля, queste du Graal.

Бельбо заговорил о том, что подобно тому как заброшенные рыболовом сети вытаскивают на берег пустые раковины и пластиковые мешки, в «Гарамон» безусловно поступят предложения сомнительной серьезности, и издательство ищет серьезного рецензента, который сможет отличить овец от козлищ, сигнализируя, в частности, обо всем, что среди брака не лишено интереса, ибо имеется дружественное издательство, которое было бы вполне в состоянии приютить у себя сочинения не столь высокого уровня… Разумеется, затраченные усилия будут надлежащим образом компенсированы.

— Я, благодарение небу, отношусь к так называемым состоятельным людям. Более того: к состоятельным, любознательным и довольно умеренным. Мне достаточно, если в результате долгих бдений раз от разу удается найти экземпляр книги Хунрата или еще одну такую милейшую набальзамированную саламандру, или же зуб нарвала, который лично я постеснялся бы держать в коллекции, но который даже в Венской сокровищнице выставлен с табличкой «рог единорога». Мне удастся заработать на быстрой и нетрудной перепродаже больше, чем вы бы могли заплатить мне за десять лет консультирования. Я согласен просматривать ваши рукописи запросто. Я убежден, что даже в самом жалком сочинении мне попадется зерно, если не истины, то хотя бы занимательной неправды, а крайности очень часто перекликаются. Мне наскучат только самые очевидные банальности, и эта моя скука должна быть вами вознаграждена. В зависимости от испытанной мною скуки, в конце года я предоставлю вам краткий счет, в пределах оплаты чисто символической. Если же вам она покажется высокой, вы пошлете мне вместо этого ящик коллекционных вин.

Бельбо был изумлен. Он привык иметь дело со склочными и изголодавшимися консультантами. Он открыл портфель и вытащил объемистую рукопись.

— Боюсь, что ваши представления чересчур оптимистичны. Видите, к примеру, вот это? Остальные такие же.

Алье взял в руки рукопись.

— Тайный язык пирамид… Посмотрим оглавление… Пирамидион… так. Смерть лорда Карнарвона… Свидетельство Геродота. — И вернул рукопись Бельбо. — Вы сами ее читали?

— Я кратко ознакомился на днях, — сказал Бельбо.

— Тогда вы сможете проверить, правилен ли мой пересказ. — И Алье уселся за столом, погрузил руку в карман жилета, вынул оттуда табакерку, виденную мною в Бразилии, повертел ее тонкими длинными пальцами, которые до тех пор все гладили переплеты старинных книг, возвел глаза к потолочной росписи, и, как мне показалось, задекламировал текст, выученный наизусть.

— Сочинитель этой книги, наверное, вспоминает, что Пьяцци Смит открыл сакральные и эзотерические меры пирамид в 1864 году. Позвольте мне называть цифры без дробей, потому что в моем возрасте, увы, память начинает играть скверные шутки… Примечательно, что в основании пирамид заложен квадрат, сторона которого составляет 232 метра. При завершении строительства высота составляла 148 метров. Если вы переведете эти величины в египетские священные локти, получите длину основания в 366 локтей, что соответствует количеству дней в високосном году. По Пьяцци Смиту, высота пирамиды, помноженная на десять в девятой степени, равняется расстоянию от Земли до Солнца: 148 миллионов километров. Приближение неплохое, учитывая время, когда рождалась эта теория, поскольку в современной науке это расстояние принимается за 149 с половиной миллионов километров, к тому же не доказано, насколько точно нынешнее измерение. Ширина основания, разделенная на ширину одного из камней, составляет 365. Периметр основания равен 931 метрам. Разделите на удвоенную высоту пирамиды, и вы получите 3,14 — число p. Прелестно, не правда ли?

Бельбо улыбался, ошарашенный.

— Невероятно! Как же вам удалось…

— Не перебивай доктора Алье, Якопо, — взволнованно сказал Диоталлеви. Алье поблагодарил его вежливой улыбкой. Говоря, он перебегал взором по рисунку потолка, и движение его глаз не казалось ни бездельным, ни случайным. Нет, его глаза как будто обращались кверху за подсказкой, как будто в сочетании рисунков содержалось то, что он пытался выдать за добытое из глубин своей памяти.

48

Таким образом, от вершины до низа основания, меры Великой Пирамиды в египетских дюймах составляют 161 000 000 000. Сколько человеческих душ жило на земле от Адама до сегодняшнего дня? Приблизительный подсчет сообщает нам результат: от 153 000 000 000 до 171 000 000 000

— Воображаю, что ваш сочинитель начинает с того, что высота пирамиды Хеопса равняется квадратному корню из цифры площади каждой из сторон. Натурально, все меры снимаются в футах, более приближенных к египетскому и древнееврейскому локтю, а не в метрах, потому что метр есть абстрактная величина, изобретенная в современную эпоху. Древнеегипетский локоть составляет 1,728 фута. При отсутствии точных измерений, мы можем обратиться к пирамидиону, таково название маленькой пирамиды, расположенной на вершине большой, образовывавшей ее верхушку. Пирамидион выполнялся либо из золота, либо из какого-то другого металла, блестевшего на солнце. Так вот, снявши высоту пирамидиона, надо ее умножить на высоту всей пирамиды, умножить результат на десять в пятой степени, и у нас выйдет длина окружности экватора. Более того, измерив периметр основания, умножив его на двадцать четыре в третьей степени и разделив на два, получаем средний радиус земли. Мало этого: площадь основания пирамиды, умноженная на девяносто шесть на десять в восьмой степени, дает сто девяносто шесть миллионов восемьсот десять тысяч квадратных миль, то есть поверхность земного шара. Так он пишет?