Танцы с медведями - Майкл Суэнвик

— «Рыжий красный черт опасный!» — выкрикнул Даргер.

— И без глупых шуточек, — пригрозил сержант Войтек.

— Какая… цена? — переспросила задушенным голосом женщина, когда подземный владыка закончил свою речь.

— Кровь, — повторил тот. — Половина крови Москвы. Сегодня. — И добавил: — Также мне потребуется человеческое тело, чтобы те, кто увидит меня, не подняли тревогу.

В зале присутствовал только один человек: рослый и коренастый. Его было не жалко использовать для данной цели. Именно по этой причине Хортенко и выбрал его в качестве болтуна.

— Взять его, — бросил начальник разведки, указав на Дубинина.

Что еще за реплика? Ее в сценарии не было. Выпучив глаза, бывший глава профсоюза разинул рот — для мольбы, для отказа или для оспаривания своей судьбы, никто так и не узнал. Ибо агент разведки, стоявший у него за спиной, проворно накинул Дубинину на шею удавку и с минимальным шумом задушил бедолагу.

Хортенко бесстрастно наблюдал за убийством. Он уже догадался, что относительная безболезненность смертельной процедуры станет очередной галочкой в списке подземных владык. Такое «милосердие» им явно не понравится. Он понимал, что существует поворотный пункт, в котором испуганная покорность превращается в истерию, отчаяние и открытое неповиновение. Поэтому Хортенко не сомневался, что в ближайшее время его девятнадцать новых министров окажутся на краю пропасти.

Так и получилось.

Когда подземный владыка занял новое тело и плоть зашили, подчиненные Хортенко вытерли кровь и натянули на объект генеральскую униформу. Некоторых из присутствующих вырвало, минимум один рыдал, вдобавок все были слишком напуганы, чтобы ослушаться подземную тварь или Хортенко.

— Вам неизвестно, что я из себя представляю, однако вы боитесь меня, — проскрипел владыка. — Так вам и следует поступать. Я быстрее и сильнее любого из вас. Если я решу вырвать чье-либо трепещущее сердце из его груди, никто не сможет меня остановить. А моя ненависть к вам и вашему племени абсолютна. Я не желаю вам ничего, кроме страдания, боли и смерти, которая придет лишь спустя долгий срок и после того, как ваше отчаяние достигнет высшей точки. Я — ваш ночной кошмар, и если вы проявите неповиновение, я вас убью. Если попытаетесь сбежать, я вас убью. Если вы доставите мне неудовольствие, я вас убью.

Вы видели, что стало с человеком, чье тело я теперь ношу. Ему повезло, ибо его гибель наступила быстро. Подумайте о том, что я сделаю с вами, если вы не будете мне подчиняться.

Хортенко шагнул к двери, которая вела в Нижний Город. Княжеский гвардеец открыл ее, вышел наружу, дабы убедиться в безопасности прохода, и кивнул.

По мановению руки Хортенко подземный владыка прошествовал мимо него и исчез, бросив через плечо:

— За мной.

Они повиновались.

15

Выяснилось, что московские благородные дамы имели поразительную склонность и необычайный аппетит к актам совокупления во всем их многообразии. К счастью для Довеска, недельное ученичество у сверхъестественно одаренной Зоесофьи научили его набору трюков, позволивших ему не отставать от партнерш. Подобно тому как рабочий быстро обучается поднимать тяжести при помощи ног, а не спинных мышц и «ходить» с грузом массивных предметов, нежели выматываться, толкая их, так и Довесок усвоил нечто очень полезное. Например, для одних позиций он пускал дело на самотек, а иной раз просто лежал и вспоминал зеленые холмы Вермонта, позволяя своей временной подруге делать львиную долю работы. Таким образом, ему удавалось совершенно восхитительно проводить время на вечеринке баронессы Авдотьи, не заработав грыжу.

Однако Довесок был благодарен наступившему перерыву. Теперь он мог освежиться ледяной водой и подкрепиться тарелочкой деликатесов: благо, что стол ломился от всевозможных яств и закусок. Он подцепил крекером осетровую икру и лениво побрел к окну насладиться ночным видом Ильинки.

Ирина тоже подошла к окну и обняла Довеска со спины, прижавшись к нему грудью и потершись щекой о его плечо. Приятное ощущение портило только отчетливое сознание, что в ее нынешнем состоянии Ирина может запросто, сама того не желая, сломать ему ребра.

— Ты уверен, — проворковала она, — что не станешь пробовать «Распутин»?

— Совершенно уверен, милая, — Довесок тщательно следил, чтобы ему не подсунули наркотик. Хотя он был не ханжа по части интоксикантов, но взял за правило не принимать ничего, что уменьшило бы ясность сознания. Он не брал в рот ни капли вина, в особенности когда знал, что по его следу идут маньяки-убийцы. А это, если говорить начистоту, случалось с Довеском очень часто, поэтому ни о какой случайности не могло быть и речи.

— Я плачу. Я раздавлена. Я на грани самоубийства и прочих актов отчаяния. Меня вот-вот охватит хандра. Ты — восхитительный партнер, но… тратишь время на восстановление сил.

— В конце концов, я всего лишь смертный.

— Но тебе не обязательно им быть. Если бы ты передумал… Дуняша! — окликнула она баронессу уменьшительным именем. — Не сумеешь ли ты вложить толику смысла в милого упрямца.

Баронесса Лукойл-Газпром присоединилась к ним, и Довесок повернулся, чтобы они все доверчиво взялись за руки (и лапы).

— Я, если честно, не понимаю, — произнесла баронесса, — почему ты отказываешься от приглашения попробовать вещество, способное дать тебе прямое и неопровержимое доказательство личной и сильной любви всемилостивого Господа. Дорогой, почему ты противишься?

Это была очередная вещь, удивлявшая Довеска. Дамы говорили на богословские темы гораздо свободнее, чем показалось бы уместным гражданину Земель Западного Вермонта. Ведь у них оргия!.. Будучи американцем, Довесок, разумеется, являлся, деистом,[24] ибо вне зависимости от национальной принадлежности американцы были людьми рациональными и гордились своей свободой от суеверий. Но Довесок сознавал, что занесло его на край света и нравы здесь другие.

— Сударыня, ни один мужчина, глядя на любую из вас в вашем нынешнем виде, не станет сомневаться в существовании милостивого Господа, равно как и признавать непревзойденность Его или, может, Ее творения, — галантно ответил он.

— Ты ужасный атеист, — с деланой суровостью воскликнула Ирина (а глаза у нее весело поблескивали), — говорить о Боге в таких холодных и безличных тонах! Я содрогаюсь от страха за твою бессмертную душу.

— Безличных? Ну, мы с Высшим Существом всегда были в прекрасных личных отношениях. Мы прекрасно друг друга понимаем. Кстати, мы заключили джентльменское соглашение. Я не вмешиваюсь в Его управление Вселенной, а Он не лезет в мой маленький уголок.