Создатели - Эдуард Катлас

Может быть, им и не придется ничего делать. Может, воздух, сжавшись, просто остановит воду. Все зависело от глубины, с которой она лилась к ним. Какое давление воды над тем местом, откуда убежавший открыл проход.

Солон попытался создать и накинуть на картину пленку — она тут же порвалась. Тогда он создал лист металла, толстый, крепкий, достаточно большой, чтобы полностью закрыть дыру. Прижал его к картине, но даже совместные со стоящим рядом парнем попытки удержать его ни к чему не привели. Они даже не сумели как следует прижать лист к дыре — поток воды раз за разом отбрасывал их назад.

Тогда Павел понял, что давление снаружи слишком сильное, чтобы надеяться на то, что оно не справится со здешним воздухом. Либо они захлебнутся, либо умрут от того самого воздуха, слишком сжавшегося, такого плотного, что он просто не захочет больше выходить из легких, вдавит внутрь глаза, порвет барабанные перепонки.

Он уже почувствовал усиливающуюся боль в ушах.

Павел посмотрел на стену. Кирпичная кладка казалась такой простой, такой непрочной. Можно было просто расширить образ этого мира, всего лишь дыра в стене, уходящая куда-то наружу, неважно даже куда. Туда будет сливаться лишняя вода, давая им возможность собраться с мыслями и вытащить отсюда всех.

Павел ударил в стену ладонью. Удар был всего лишь символом его силы, которой было вполне достаточно, чтобы пробить любую стену в любом мире. Ударил и представил, как рушится кирпич, проламывается, вываливается наружу. Как вода потоком устремляется вслед, еще расширяя отверстие, постепенно спадая, превращаясь в сплошную соленую реку из одного мира в другой, лишь протекающую, случайно вильнувшую и протекающую через эти комнаты.

Стена осталась целой. Ни трещинки, ни даже маленькой кирпичной крошки. Этот мир, эта стена оказались слишком стабильными даже для силы Павла.

— Уходим! — тут же решил он. — Уходим все, быстро!

Он знал, что уйдут как раз не все. Что кое-кому придется остаться здесь. Но для живых, для тех, кто останется в живых, лучше будет считать, что он приказал уйти всем. А если кто-то не смог, то это их вина. Отнюдь не лидера.

Исчезая из чужого мира, последнее, что Павел успел увидеть, это плавающий труп того, первого бойца, кто не сумел остановить беглецов в самом начале и был так банально убит голыми руками. Кровь медленно продолжала течь из его виска, расплываясь в соленой воде.

Убрались из затопленного мира почти двадцать бойцов его новой, мощной и непобедимой команды. Троих раздавило там, между кирпичных стен.

Павел ошибался по поводу давления воды. Его было более чем достаточно, чтобы оставить мир Михаила вообще без воздуха. Без того, которым можно было бы дышать. Вода лилась, вдавливалась в этот мир до тех пор, пока даже кирпич потолка не пошел трещинами, и именно в них ушел, спрятался под чудовищным давлением оставшийся воздух.

Но трое брошенных этого уже не увидели. Они умерли значительно раньше. Пытаясь кричать, раздирая руками кровоточащие уши, пытаясь спрятать ничего не видящие глаза, выдохнуть, хоть еще раз выдохнуть чужой воздух из своих легких.

Вернувшись к себе, Павел не остановился. Он знал кое-что, чего не знал никто другой. Он мог то, чего не могли его враги. Он мог вернуться в реальность. Не просто вернуться, но и постараться хоть что-то передать туда, своей основе, своему слабому телу.

У него еще было время, по его расчетам, до того как его носитель очнется. Павел привык точно планировать подобные вещи. Сейчас он бы предпочел, чтобы этого времени оставалось поменьше, потому что точно знал: эти ребята, к которым он с подручными так неудачно сунулся, не оставят в покое нападавших. Но кто мог знать, что у их последней жертвы окажется этот гость? Все можно было исправить, если бы не этот гость. Они могли справиться с хозяином. С потерями, но справиться даже с его неожиданно увеличившейся силой. А потери — они появились все равно.

С гостем надо было что-то решать.

И раз уж у него оставалось время, Павел вдалбливал себе, как мантру, одни и те же слова, одни и те же мысли, надеясь, что достаточно выдрессировал своего носителя в реальности. Так, что он сумеет понять и исполнить задачку посложнее, чем предыдущие.

Лекс

— Ты же сам мне говорил много раз, что те, кому удается вернуться в реальность, не помнят о том, что произошло здесь. Снам это все кажется снами. После наркотиков вообще никто ничего не помнит, и любые воспоминания кажутся бредом. Никто не помнит — ни люди в коме, ни просветленные, если возвращаются из транса.

Михаил кивал в такт словам мальчика:

— Никто… да, никто. Но обрывки воспоминаний все же могут остаться. И чем сильнее игрок здесь, тем четче эти обрывки там. Те, нападающие, все были под наркотиками. Все — «мигающие», постоянно прыгающие из того мира в этот. Если постоянно иметь возможность тренироваться, если иметь достаточно силы, то кое-что в реальность все же можно передать. Простые просьбы, команды, приказы. Мысли. Желания.

— Убить больного в больнице ты считаешь «простой просьбой»? — Лекс присел на край своего квадратного острова и рассеянно посмотрел на Кирпичуху, отметив про себя, что надо все же будет устроить пешую прогулку от его горы — центральной базы — до соседнего плато, которое виднелось отсюда. Когда-то он создал на этом плато крохотную серебряную жилку, слишком узкую, чтобы заметить ее, если не присматриваться. Теперь ему было самому интересно посмотреть вблизи на выход серебра на поверхность, тем более на такой планете, как Кирпичуха.

— Сам как думаешь? Для человека на наркотиках? Простота просьбы будет не в нравственных проблемах адресата, а в возможности ее исполнения и в точности передачи самой информации. Эти «мигающие», что напали, очень сильные. Неожиданно сильные. Нас бы раздавили даже вдвоем, и ты бы не помог. Видимо, они напали на кого-то рядом со мной, недавно напали, получили знания обо мне и сразу напали на меня. Просто их сведения немного устарели благодаря нашему последнему походу, вот и все.

— Они бы просто выбрали другую жертву.

— Да, ты же знаешь, как себя ведут вот такие? Должен знать, еще по реальной жизни.

— Впервые вижу группу.

— Я тоже. Думаю, поэтому они так быстро и усилились. Так что я их упустил. И поэтому их главный еще более опасен. Он — первый из тех, кого я вообще знаю, кто сумел сколотить здесь, в местах, изначально предназначенных для одиночек, целую банду.

— Но мы сильнее! Почему ты думаешь, что они вернутся?

— Здесь — не вернутся. Но они знают законы. Знают, что теперь они — наша дичь. Что мы будем нападать. Поэтому я и думаю, что их главарь сбежит в реальность и постарается, если сумеет, достать тебя там.