Флаг миноносца - Юлий Анненков

Дойдя до этого места своего рассказа и одновременно до трехсот пятидесяти грамм, Сивец начал волноваться:

- Я ему не навязывал снаряды. Я не навязывал! Так? - повторял он.

Земсков ничего не понимал. Ясно было только, что Сивец стремился поскорее убраться с перевала, так как зловещая "рама" уже заметила с высоты скопление машин. Он отдал свой груз Будакову, и снаряды перегрузили на машины морского полка. Будаков вскрыл наудачу три - четыре ящика, бегло осмотрел снаряды и тут же подмахнул накладные. Пустые грузовики артсклада, выбравшись из грязи, пошли своим путем.

- Так в чем же дело, чего ты волнуешься? - удивлялся Земсков.

Сивец пил принесенную с собой скверную кавказскую водку вперемешку с военторговским кислым вином. Земсков курил, отодвинув от себя полную стопку.

- Ты пей, Земсков, пей! - потчевал его Сивец. - Ты же лучший разведчик опергруппы. Я, может, сам жалею, что рассказал тебе, но ведь до сих пор ничего не случилось... Так?

- Вот что, Сивец! Выкладывай все начистоту, - сказал Земсков. Почему Могилевский вернул снаряды?

- Могилевский? Снаряды? О! У них боеприпасов - до черта. А полк, понимаешь, должен был уйти на ремонт в Сочи. Сами они бы не вывезли. Ну, они и отдали вот эти.

- Какие "эти"? Что ты плетешь? Настоящий хорек!

Но добиться чего-нибудь определенного от пьяного Сивца было невозможно. Он совсем ошалел от страха. Прилизанная головка Сивца с покатым лбом, крохотным подбородком, красными глазками и продолговатым затылком действительно напоминала морду хорька.

- Влопался я, понимаешь, с твоим Будаковым, чтоб его разорвало! Андрюша, будь другом... Ты же лучший разведчик, уважаемый человек. Сделай, чтобы эти снаряды отослали нам обратно. Там, понимаешь, накладные не в ажуре. Придерутся, понимаешь...

Земскову было ясно, что дело не в накладных. Оставив Сивца, который уже еле ворочал языком, Земсков вышел из столовой не на шутку взволнованным. Следом за ним поднялся старший лейтенант, который сидел за крайним столиком с девушкой-шифровальщицей из штаба армии. Он окликнул Земскова на улице, и Андрей сразу узнал комбата из полка Могилевского.

- Ты извини, - сказал офицер, - я слышал краем уха обрывки вашего разговора. Дело серьезное. Только ты на меня не ссылайся, а разузнай все сам. Те снаряды, о которых шла речь, - ненадежные. Среди них попадаются такие, что рвутся на спарках, не вылетая. Почему - неизвестно. У нас было два случая. Командир полка направил всю партию обратно на склад. А Сивец сукин сын - об этом знает.

Земсков был ошеломлен этим сообщением.

- А может быть, снаряды рвались по вашей вине? - спросил он.

Старший лейтенант пожал плечами:

- Черт его знает! Не представляю, как это получается. Тут дело темное. Может, и по нашей, а может, и нет. Словом, прибудешь в полк, доложи сразу вашему Арсеньеву. Он разберется.

- Ну, а когда вы отправили ту партию с Сивцом, таких случаев больше ведь не было?

- Мы вообще больше не стреляли. Полк ушел в Сочи ремонтировать технику. На артскладе тебе тоже ничего не скажут. Так что лучше всего поторопись к себе в часть.

Попрощавшись со старшим лейтенантом, Земсков отправился на контрольно-пропускной пункт. Здесь уже дожидался его Литинский. Семену не удалось получить назначение в Морской полк.

- Еду в свою дивизию. Все равно будем рядом. Сейчас подойдет наш "додж", довезем тебя как раз до вашей огневой.

Вскоре действительно подошел "додж", груженный ящиками и мешками. Земсков и Литинский устроились на самом верху. Несмотря на разговор с капитаном Сивцом, Земсков был в приподнятом, веселом настроении. Возвращение из госпиталя в родную часть - всегда радостное событие для военного человека, а у Земскова были и особые причины для нетерпения. "Сейчас все будет так, - представлял он себе, - приеду в полк, найду разведчиков, приведу себя в порядок, доложу командиру полка о своем возвращении, а от него пойду прямо в санчасть. И ей я тоже доложу: "Гвардии капитан Земсков прибыл в ваше распоряжение". А что скажет она? Она скажет..." - Земсков никак не мог вообразить, что скажет Людмила, но ему было ясно, что она должна сказать что-нибудь хорошее.

Утром следующего дня "додж" подъехал к огневой позиции первого дивизиона моряков. Еще с дороги Земсков увидел боевые машины в аппарелях, засыпанных снегом. Снег не убирали специально, чтобы не нарушать маскировку. Забыв наставления полковника медслужбы Шарапова и его дочери, Земсков побежал к машинам. Из землянки вышел Шацкий с куском мыла в руке. Он был в одной тельняшке. Набрав пригоршню снега, Шацкий принялся тереть себе лицо. Под ладонями снег таял, клочья мыльной пены летели во все стороны.

"Здоровый парень!" - Земсков с удовольствием смотрел на моряка. Наконец и Шацкий заметил его. Он вытер красные руки о тельняшку и с размаху обнял Земскова:

- Жив, здоров! Вот это порядок! Давай к нам в блиндаж, товарищ капитан!

С того самого момента, как Земсков еще в московских казармах трижды уложил Шацкого на "палубу", бывший кочегар проникся уважением к этому не очень уж крепкому на вид "пехотинцу". Теперь Шацкий принадлежал к числу самых преданных друзей Земскова.

Растирая шею и лицо полотенцем не первой свежести, Шацкий рассказывал о полковых новостях:

- Воюем мало, и немцы не больно напирают. Потери - от своих же снарядов. Слыхали? То рвется - то нет. В нашей батарее еще не было такого случая. Может, сегодня будет. Комбат пошел на НП наблюдать разрывы. Через двадцать минут батарейный залп. Мы сейчас знаете как стреляем? - Шацкий рассказал об остроумном способе, предложенном Дручковым. - Вот так хитрим, мудрим, за шкертик дергаем.

Земсков отдал должное этому "изобретению", но ему было известно теперь то, чего не знал ни один человек в полку. Залп необходимо было отменить. Земсков попытался связаться по телефону с Николаевым, но это не удалось, так как дивизионный КП перенесли на новое место и не успели еще протянуть линию.

- Ты мне скажи, Шацкий, - спросил Земсков, - только, если знаешь наверняка: какую цель приказано накрыть? Огневые точки, скопление пехоты?

- Просто бьем по квадратам. Вчера одна батарея, сегодня другая. Ничего особенного. Простреливаем местность, чтоб фрицы не очень рыпались.

Залп, который собирался дать Шацкий, не вызывался крайней необходимостью, а последствия могли быть самые тяжкие. Земсков привык принимать быстрые решения:

- Вот что, Шацкий, - сказал он, - на мою ответственность. Не стрелять! Иду в штаб полка.

Земсков не был для Шацкого прямым начальником. Командир огневого взвода знал, что за самовольную отмену залпа могут сурово наказать не только Земскова, но и его самого, однако Шацкий понимал, что Земсков не решился бы на такой поступок, не имея очень веских оснований.

По дороге в штаб полка Земсков встретил телефонистов, которые тянули линию связи в батарею Баканова. Он кивнул им на ходу и пошел дальше. Телефонисты заметили, что Земсков чем-то озабочен.

- Когда он приехал? - спросил один.

- Сегодня, наверно. Сам на себя не похож, - ответил другой, - что-то есть, это факт.

Как только в землянке первой батареи был поставлен зеленый ящичек полевого телефона, дежурный телефонист соединил с батареей штаб полка. У аппарата был сам Будаков. Рядом с ним сидел Арсеньев, зажав зубами погашенную папиросу. Время, назначенное для залпа, миновало.

- Говорит тридцатый. Что случилось? - спросил Будаков.

- Все в порядке, товарищ тридцать, - ответил Шацкий.

- Что случилось, спрашиваю!

Шацкому стало ясно, что Земсков еще не добрался до штаба. Ничего не поделаешь, придется сказать.

- Товарищ тридцать! Капитан Земсков запретил концерт.

- Вы что, спятили? При чем тут Земсков? Кто смеет отменять приказ?

Арсеньев стоял посреди комнаты в том хорошо известном его состоянии, когда ярость уже поднялась до краев и вот-вот хлынет наружу. Будаков встал и официально доложил:

- Товарищ гвардии капитан третьего ранга, первая батарея первого дивизиона вести огонь отказывается. Ваш приказ отменил Земсков. Он только что прибыл в часть.

Кроме Арсеньева, Будакова и дежурного телефониста, в штабе находились начальник боепитания Ропак, бывший командир третьего дивизиона Пономарев, назначенный недавно первым помощником начальника штаба полка, и прибывший на его место капитан Ермольченко. Временно он исполнял обязанности Земскова.

Все были поражены тем, что они услышали. В штабе воцарилась такая тишина, какая бывает, когда упавший поблизости снаряд почему-то не взорвался и все ждут, что вот-вот раздастся взрыв Арсеньев поднялся, бросил папиросу и тут же вынул из портсигара другую. Будаков наклонился к нему, подал зажженную спичку и сказал тихо, но так, что слышно было всем:

- Земсков зарвался. А тут еще старик Поливанов своим орденом прибавил ему спеси. Скоро вам придется все ваши действия согласовывать со старшим лейтенантом, виноват, капитаном Земсковым.