Миры Пола Андерсона. Т. 12. Торгово-техническая лига - Пол Андерсон

— Не совсем так, — промурлыкал Вайахо. — Никакому правительству не удалось бы добиться столь многого. — Он рывком поднял с сиденья свое длинное тело. — Прошу прощения, но нас с сударыней Белдэниэл ждут неотложные дела.

В саду на Земле Николас ван Рийн оторвался от экрана — только что промелькнули последние кадры видеофильма, привезенного недавней экспедицией на Сатану. Он вкрадчиво улыбнулся глядевшим на него с других, меньших экранов человеческим и нечеловеческим лицам, принадлежавшим могущественнейшим промышленникам Галактики.

— Ладно, друзья, — сказал он, — как вы видите, у меня есть все основания требовать себе монополии на разработку этих богатств. Но поскольку я всего лишь бедный старичок, которому только и нужно, что нежиться на солнышке да попивать вечерами сингапурский слинг, да поторговывать сахаром, пряностями и прочими вкусными вещами, меня эти сатанинские сокровища не прельщают. Я не собираюсь сам связываться с этой чудесной планетой, где деньги валяются прямо под ногами. Нет-нет, и не просите. Но я был бы рад продать вам особые права… естественно, договорившись сначала о дележе прибылей. Скажем, процентов тридцать — сорок… Заметьте, многого я себе не прошу. Вы как будто хотите возразить?

Выйдя на орбиту вокруг Луны, «Через пень-колоду» начал набирать скорость. Фолкейн долго глядел на кормовой экран.

— Что за девушка! — пробормотал он.

— Кто, Вероника? — спросила Чи.

— Да. Такую поискать. — Фолкейн раскурил трубку — И чего ради нас снова куда-то несет? Не понимаю.

— Хочешь, объясню, — предложила Чи. — Еще пару дней той жизни, которую ты там вел, и ты бы лопнул. — Она взмахнула хвостом. — А мне стало скучно. Так славно снова оказаться на воле!

— И очиститься, — добавил Эдзел.

— И правда, — согласился Фолкейн. — Я пошутил. Звучит довольно высокопарно, но ведь мы на самом деле принадлежим космосу.

Включив привод механических рук, смонтированных именно ради этого, Пень швырнул на стол колоду карт и пригоршню покерных фишек.

— В таком случае, капитан, — сказал он, — следуя предложенной вами программе на ближайшие часы, рекомендую вам заняться делом. Ваша очередь сдавать.

ОБИТЕЛЬ МРАКА

Перевод с английского 

А. Шарова

ПРОЛОГ

Была когда-то великая гордая звезда, яркая, как целая сотня солнц. Четыреста миллионов лет ее ровное бело-голубое сияние отторгало прочь окружающий звезду мрак и бросало вызов далеким ярким бриллиантовым россыпям других солнц, теснившихся на небосводе. По дальней орбите вокруг нее обращался спутник, вполне достойный своей величавой звезды; масса его в полторы тысячи раз превышала земную; отвердевая, планета сияла тусклым красным огнем. Вероятно, в системе звезды были и другие миры со своими лунами; теперь судить об этом невозможно. Мы знаем, что у исполинских звезд редко бывают спутники, а значит, эта планета была обязана своим существованием то ли причуде Всевышнего, то ли судьбе, то ли чистой случайности.

Исполины умирают молодыми, и смерть их так же исполнена величия, как жизнь. Настал день, когда 51дро выработало свой запас водородного топлива. Вместо того чтобы разбухнуть и приобрести красный цвет, как сделало бы любое старое солнце меньшего размера, эта звезда сжалась под действием собственного притяжения. На волю вырвалась невообразимо огромная энергия; атомы сталкивались и соединялись, образуя причудливые, доселе неведомые химические элементы; в итоге звезда взорвалась, на миг воссияв яростной вспышкой, почти такой же яркой, как свет всей Галактики.

Ни одна заурядная планета не выдержала бы натиска такой тепловой волны. Мир размером с Землю исчез бы без следа, даже его железное ядро — и то обратилось бы в пар. Даже громадный спутник звезды потерял едва ли не всю свою массу; водород и гелий попросту улетели в бескрайнюю бездну. Но на это ушло столько энергии, что металлическое ядро планеты только расплавилось, и его захлестнуло кипящее вещество, выброшенное бившейся в предсмертных судорогах звездой.

Но еще больше этого вещества унеслось в космическое пространство. Десятки тысяч лет обломки звезды и планеты вихрем вертелись в центре туманности, похожей издалека на сияющее волшебное кружево. Но с расстояния в несколько световых лет туманность уже было не разглядеть: она тускнела и исчезала из виду, поскольку ее затмевал космический сумрак. Остов планеты сковал холод, и она только едва заметно поблескивала, когда ее кора, образованная сплавами различных металлов, отражала мерцание далеких созвездий.

Пятьсот тысяч лет останки планеты одиноко плыли сквозь бездну.

Мир, который люди называют Бабуром, никогда не станет их домом. Покинув космический корабль, Бенони Стрэнг тотчас почувствовал неистовую силу здешнего тяготения. Нагрузка на его опорно-двигательный аппарат в полтора раза превышала притяжение Гермеса, где вырос Стрэнг, или Земли, вырастившей его расу. Мышцы заболели, не выдерживая собственного веса. Скафандр, обеспечивающий жизнедеятельность, давил на плечи, как каменный.

Но хотя Стрэнг мог включить свой пропеллер и вылететь из шлюзовой камеры, он предпочел спуститься на грунт по сходням, будто прибывшая с визитом венценосная особа.

Сначала он толком и не понял, что существа поджидают его. Могул стоял высоко в подернутом дымкой и затянутом красными тучами лиловом небе. Он сиял еще яростнее, чем Майя или Солнце, но был слишком далеко и оттого казался крошечным. Серебристый грунт, ледяная гора в километре от корабля и низвергающийся с ее отвесных стен каскад жидкого аммиака отражали свет, но его было недостаточно, чтобы видеть горизонт. Стрэнгу показалось, что слева, на самой границе видимости, стоит купа маленьких деревьев с длинными черными ветвями, а справа вроде бы поблескивает искорками город, которому там и надлежало находиться. Но все выглядело очень неопределенно, а о том, какой прием ему здесь окажут, ничего нельзя было сказать наверняка. Все формы жизни, которые мог различить Стрэнг, выглядели столь причудливо и чуждо, что он забывал их облик, едва отведя глаза. На этой планете ему придется заново учиться пользоваться зрением.

Атмосфера состояла из гелия и водорода, а оттого и шум падающего аммиака, и топот сапог по сходням, и скрип подошв на грунте звучали пронзительно. Зато дыхание облаченного в шлем Стрэнга и пульс в ушах казались глухими, как удары басового барабана. Стрэнг взмок, пот щекотал ноздри, но он почти не замечал этого из-за охватившего его возбуждения.