Безумцы - Александр Насибов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сегодня он вызовет Ришер на разговор. У него в кармане маленький черный валик — кассета с пленкой, извлеченная из тайника на площадке. Кассета должна заставить Ришер заговорить.
Карпов приближается к развилке туннеля. Направо путь в “запретную зону”, налево — к Ришер. Ее комнатка неподалеку от. выходного отверстия туннеля.
До поворота остается несколько метров, когда в туннеле раздаются шаги.
Карпов останавливается. Шаги все слышнее. Теперь можно определить, что идут несколько человек. Они приближаются к развилке.
Прижавшись к камню, Карпов ждет.
Первым появляется Глюк. Сейчас, кроме пистолета, он вооружен и автоматом. Затем мимо Карцова цепочкой проходят незнакомцы. Первый, как он успевает заметить, совсем молод. На нем военная форма офицерского покроя. А кисти рук скованы.
В наручниках и те, что движутся следом. Это тоже военные, но, очевидно, солдаты. Немцы? Нет, у них совсем другие мундиры. Да и люди иного обличья: смуглые, похожие на южан. У того, что идет последним, коренастого человека с серьгой в ухе, курчавые черные волосы.
Шествие замыкает Вальтер с автоматом наизготовку.
Незнакомцев пятеро. Карцов вспоминает: столько же было кассет-цилиндров. Кто же эти люди? Американцы или англичане?
Группа движется по направлению к лагуне. Шаги утихают.
Постояв, Карцов выходит из укрытия.
Обычные процедуры у Ришер Карцов делает машинально. Дважды он ловит себя на том, что, приостановив работу, тупо глядит в лицо пациентке. Нервничает и она: учащенный пульс, тревога в глазах.
— Что там случилось? — спрашивает Ришер. — Я слышала, мимо прошли люди, несколько человек…
Карцов не успевает ответить. Дверь отворяется. Это Абст. Он здоровается, справляется о самочувствии больной.
— Давно вы здесь? — спрашивает он Карцова.
— Минут двадцать, шеф. Я пришел в обычное время. Вам кажется, я опоздал?
Абст не отвечает. Помедлив, обращается к больной:
— Где ваш ключ?
Ришер кивком показывает на дверь.
— Я запру вас, — говорит Абст. — Запру на час или полтора. Доктор Рейнхельт, постарайтесь развлечь свою подопечную. Сегодня вам даются все возможности испытать благотворное влияние психотерапии.
Усмехнувшись, он выходит и затворяет дверь. Слышно, как дважды поворачивается ключ в замке. В комнате тишина. Ришер тяжело дышит.
— Выпейте. — Карцов подает ей чашку воды.
— Что там случилось? — вновь спрашивает она. — Доставили новую партию?.. Вы видели цилиндры, которые всплывали из-под воды?
— Видел.
— В цилиндрах были люди… Это их провели мимо двери?
— Да.
— Сколько?
— Пятеро.
— Боже мой, — шепчет Ришер, — боже, еще пятеро!
— Кто они? Что с ними сделают?
— О, вы все отлично знаете! — Ришер с ненавистью глядит на Карпова.
— Нет, — говорит он, — я о многом догадываюсь, но ничего не знаю наверняка.
— Ложь!
— Меня заперли с вами. Подумайте: почему? — Карцов достает из кармана кассету с пленкой. — Ваша, — говорит он, держа кассету на раскрытой ладони. — Там, в расщелине возле лагуны, еще четыре таких ролика. И кинокамера.
В глазах у Ришер ужас.
— Вы неосторожны, — продолжает Карцов. — Разве можно так рисковать? — Он протягивает кассету. — Возьмите и выбросьте. Берите же!
Ришер чуть заметно качает головой.
— Нельзя?.. А, понимаю: ее надо сохранить. И другие тоже?.. Хорошо. — Карцов опускает кассету в карман. — Хорошо, я запрячу их понадежнее. И кинокамеру. Они будут в целости, не беспокойтесь. Я назову вам место… — Он берет руку Ришер. — Скажите, что сделает Абст с теми людьми?
Девушка лежит неподвижно. По лицу ее разливается бледность.
Карпов ждет.
В пещере тишина. Долго длится пауза.
— Марта, — мягко говорит он, — Марта, мы теряем время. Отвечайте же! Он убьет их?
— Нет, — шепчет она.
— Что же тогда? Операция?
— Не сразу. Сперва временно подавит их волю. Есть препарат… Потом операция.
— Какая?
— Лоботомия.
— Я не совсем понял…
— Трансорбитальная лоботомия.
— Как она делается?
Ришер подносит руку к лицу, касается пальцем верхнего края глазной впадины.
— Отсюда? — шепчет Карцов. — Какова цель операции?
— Человек лишается воли, памяти. Он покорен, почти не мыслит.
— Это навсегда?
— Не знаю.
— А брикеты, которые получают пловцы, зачем они?
— Если их не давать, оперированный вскоре превращается в параноика. Это зверь, одержимый манией убийства. Потом он погибает.
— И его нельзя спасти? Скажем, повторная операция?
— Не знаю.
— А что, если препарат вводить здоровым людям?
— Он действует, но очень быстро вымывается из организма.
— Понимаю… Абст сам дошел до всего этого?
— Он работал со специалистами. Практиковался в лагерях.
— Вы были там вместе с ним?
— Да.
— Неужели помогали ему?
— А вы? — Ришер глядит на Карцова злыми глазами. — Сами вы чем занимаетесь?
ГЛАВА ВТОРАЯ
Люди в наручниках приведены на площадку перед лагуной. Глюк жестом показывает на каменный выступ неподалеку от трапа:
— Садитесь!
Пленные продолжают стоять. Видимо, не понимают по-немецки.
Конвоир хмурится и повторяет приказ, подкрепляя его движением ствола автомата.
Люди опускаются на камень.
Они удивлены, озадачены. Разглядывая грот, негромко переговариваются, пожимают плечами.
Немцы отошли в сторонку и ждут.
Из туннеля выходит Абст.
— Внимание, встать! — кричит Глюк.
Пленные будто не слышали. Молодой офицер, что сидит на краю справа, отворачивается и закидывает ногу за ногу.
— Встать! — повторяет конвоир.
Абст движением руки останавливает Глюка, который угрожающе вскинул автомат.
— Встаньте, лейтенант, — говорит он, и голос его звучит почти ласково. — Вы обязаны встать!
Тот, к кому обращены эти слова, неподвижен, хотя и очень волнуется: грудь так и ходит под кителем, руки в оковах напряглись.
Абст улыбается. Минут десять назад он точно так улыбался в комнате Ришер.
— Хорошо, — говорит он, берет у Глюка автомат и веером дает очередь над головой пленников.
Грохот, гул. Едкая дымка заволакивает площадку. Когда она рассеивается, четверо пленных стоят навытяжку.
А лейтенант сидит. Ему лет двадцать пять. У него полные губы, короткий с горбинкой нос, румяные смуглые щеки. Он всем телом привалился к камню. Голова запрокинута, глаза устремлены вверх — большие, темные, с влажными голубыми белками.
Абст пододвигает к нему разножку, садится.
Он плохо знает язык, на котором пытается сейчас говорить, с трудом подбирает слова, делает продолжительные остановки между ними. Это певучий язык — с характерным “и” и раскатистым “о”.