Последняя империя. Падение Советского Союза - Сергей Плохий

В ноябре прошел слух, что генерал-полковник Виктор Чечеватов, возглавлявший Киевский военный округ, отдал приказ арестовать Морозова. (Чечеватов сопровождал Варенникова, когда тот явился к Кравчуку во время путча.) Просочились известия, что Горбачев велел устроить на Украине маневры 28 ноября – практически накануне референдума. Морозов едва ли мог повлиять на войска, расположенные на территории государства, которое назначило его министром обороны19.

Воскресным утром 1 декабря Кравчук на избирательном участке опустил бюллетень в урну под объективами десятков фотокамер: украинские и зарубежные репортеры фиксировали исторический момент. Подобно многим согражданам, голосовать Леонид Макарович пошел с утра. Первые сводки обнадеживали: явка была высокой.

Особенно рано управились с бюллетенями жители провинции. В Хотове, южнее Киева, к десяти часам проголосовало примерно три четверти внесенных в списки избирателей. Женщина, которая рассказала об этом западным журналистам, разрыдалась: ее переполняла гордость за односельчан. Она не допускала сомнений в том, что все в Хотове высказались за независимость. В столице, как и в глубинке, многие отправлялись на участки целыми семьями. Они спорили на улице, каким будет результат и во что все это выльется. Украинцев, приехавших из США и Канады помочь в организации судьбоносного референдума, растрогало происходящее. Христина Лапычак из “Юкрейниан уикли” выразила общие чувства, признавшись корреспонденту “Ассошиэйтед пресс”: “Мне в тот день казалось, что там повсюду призраки – души людей, которым не повезло дожить до голосования. Там были все наши предки, все, кто страдал, кто грезил о свободе хотя бы для внуков. Мы стали этими внуками”20.

Украинский министр охраны окружающей среды Юрий Щербак (это он зачитал с трибуны Верховного Совета СССР Акт провозглашения независимости) позднее вспоминал, что вокруг этой цели – независимости – сплотились разные слои общества и политические течения. Но у каждого на уме было свое. Национал-демократы во главу угла ставили суверенитет и форсированную украинизацию. Недавние аппаратчики, уходя от кремлевской опеки, обеспечивали себе и своим близким безопасную и сытую жизнь. Простые украинцы, убежденные в том, что их родина – самая богатая часть Советского Союза, хотели дистанцироваться от голодной и непредсказуемой России. Готовность Белого дома признать независимость Украины еще до голосования, благодаря настойчивости диаспоры, приободрила Кравчука и его окружение. Декларация независимости на глазах превращалась в констатацию факта21.

Итоги референдума далеко превзошли все ожидания: 1 декабря на участки явилось 84 % избирателей, и более 90 % проголосовало за независимость. Не приходило такое в голову и Кравчуку. Когда он предсказывал благоприятный исход и не менее 80 % голосов “за”, Горбачев счел его мечтателем. Степан Хмара, бывший политзаключенный и депутат Верховной Рады, уверял, что будет не 80 %, а более 90 %, и слышал в ответ: “Вы рехнулись!” Однако Хмара оказался прав: за независимость высказалось 90,32 % пришедших на участки.

Сбылись и прогнозы социологов: единогласно сказала “да” Галиция (прежде всего Тернопольская область), где явка превысила 97 %, а отданных в поддержку декларации голосов чуть-чуть не хватило до 99 %. В Винницкой области “за” высказалось более 95 %. Не столь монолитным, но все же проукраинским оказался Юго-Восток. Результат в Одесской области – выше 85 %, а в самой восточной области, Луганской (большую ее часть занимает Донбасс), – около 84 %.

Столько же голосов “за” подала Донецкая область. В проблемном Крыму украинскую независимость поддержало более 54 %, а в Севастополе – даже 57 %.

Кравчук получил первые сведения о результатах очень скоро – около двух часов ночи 2 декабря. Исчезли последние сомнения: агитация за выход Украины из Советского Союза, которую он вел вместе с другими кандидатами в президенты, дала возможность создать новое государство, а одному из кандидатов – его возглавить. Верно предсказали социологи и результат выборов. Кравчук оказался на первом месте во всех областях, кроме галицких: там победил Черновол. В целом Кравчук набрал 61 % голосов, Черновол – 23 %. Первый пришелся особенно по душе жителям Луганской области – более 76 %. В Крыму за Кравчука было подано 56 % голосов, за Черновола – 8 %. Горбачев зря пугал Украину: страну не разорвали ни межэтнические конфликты, ни сепаратизм. Утром 2 декабря, когда Кравчук позвонил советскому президенту, глава СССР не поверил своим ушам. Он поздравил теперь уже коллегу с победой – но лишь личной – и не упомянул в разговоре референдум22.

На следующий день Михаил Сергеевич порвал черновик воззвания к гражданам Украины, подготовленный Шахназаровым. Советник президента уже отказался от затеи разыграть этническую карту, чтобы не дать непокорной республике встать на ноги, – и горячо одобрял взгляды Бориса Николаевича. В окружении Ельцина к этому времени смирились с неизбежным и были готовы признать независимость Украины. Поэтому Шахназаров включил в черновик поздравление украинцев “с историческим выбором”. Тем не менее Горбачев велел другому своему помощнику, Анатолию Черняеву, подготовить новый текст, где среди прочего должно было прозвучать: “Независимость у всех, но не все ее превращают в оружие против Союза… Украинцев ждет беда – и тех, кто там живет, и кто разбросан по стране… Русских – тем более”. Черняев распоряжение выполнил. Еще день спустя Горбачев опубликовал обращение к верховным советам союзных республик. “Право на отказ от Союза есть у каждого из вас, – увещевал он депутатов. – Но оно требует от народных избранников учитывать все последствия”. Президент СССР подчеркивал опасность межэтнических столкновений и войн.

Вечером 2 декабря Горбачев позвонил Ельцину (при разговоре присутствовал Черняев) и предложил встретиться и обсудить обстановку, пригласив, может быть, и Кравчука с Назарбаевым. Президент России ответил: “Все равно ничего не выйдет. Украина независима” и предложил союз четырех республик – России, Украины, Белоруссии и Казахстана. Горбачев отказал, не раздумывая: “А мне где там место? Если так, я ухожу. Не буду болтаться, как говно в проруби”. Если Михаил Сергеевич не мог пойти на такой вариант союза, который поставил бы его в зависимость от Ельцина и низвел до статиста, то Борис Николаевич не согласился бы оставить Горбачеву право приказывать23.

Третьего декабря Джордж Буш велел помощникам связать его с Кравчуком: он хотел поздравить теперь уже президента страны, которая только что получила свободу, с победой на выборах и с удивительно единодушным стремлением граждан к независимости. Он сказал Кравчуку, что Америка приветствует появление на карте мира нового демократического государства и хотела бы направить посланника для обсуждения таких вопросов, как ядерное разоружение, демаркация границ, соблюдение прав человека. Кравчук порадовал американца: Ельцин уже сообщил о признании Россией независимости Украины и договорился о встрече с Кравчуком в следующую субботу, 7 декабря, для обсуждения ситуации и согласования политического курса24.

Глава 15

Славянская троица

О том, что Борис Ельцин и Леонид Кравчук условились о встрече, Джордж Буш узнал от Ельцина накануне украинского референдума. Российский президент ошарашил американского: ради сохранения дружеских отношений с соседом России стоило без проволочек признать независимость Украины – если наберется больше 70 % голосов “за”.

– Без проволочек? – переспросил Буш.

– Да, немедленно. В ином случае наша позиция окажется двусмысленной, особенно потому, что приближаются Новый год и реформа. Горбачев не в курсе. Он до сих пор думает, что Украина подпишет [Союзный договор].

Сам Ельцин придерживался иного мнения: “Пока черновой вариант Союзного договора готовы подписать только семь государств – пять мусульманских и два восточнославянских (Белоруссия и Россия)”. Ельцин объяснил, в какое затруднительное положение попадет его страна, если Украина откажется от участия в Союзе: “Мы не можем допустить расклад, когда у двух славянских государств будет два голоса, а у мусульманских – пять”. Президент России признался:

– Я с очень узким кругом советников ломаю голову над тем, как и Союз сберечь, и не испортить отношения с Украиной. Наши связи с Украиной важнее, чем с республиками Средней Азии, которые мы только и делаем, что кормим. С другой стороны, нельзя забывать об исламском фундаментализме.

Хотя Ельцин не верил в будущее Союзного договора, предложенного президентом СССР, он с оптимизмом смотрел на перспективы российско-украинского сотрудничества: “Я думаю, президент Украины откажется от переговоров с Горбачевым, а вот с Россией вести дела он станет”.