Прощение - Лавирль Спенсер

— Я их тоже. Знаете, я никогда не имела дела с детьми… Удивительно, как они отзывчивы.

В помещении редакции Сара зажгла лампу, Ноа подождал, пока она собрала бумагу, помог ей сделать из нее рулон и завязать веревкой.

— Что бы еще придумать, чтобы крылья блестели? — задумалась Сара. — Дети были бы в восторге.

— Слюда, — предложил Ноа.

— Слюда?.. Ой, конечно! Как я не подумала?

— Нужно хорошенько растолочь ее в ступке, — сказал Ноа, — а потом насыпать на бумагу, смазанную крахмальным клеем.

— Чудесная идея!

— Если хотите, я разыщу хороший кусок слюды.

— Правда, вы сделаете это?

— Только не завтра, а через день. Устраивает? Я и размельчу ее для вас.

— О, Ноа, спасибо. Вы просто наш добрый гений! — Как сверкали ее голубые глаза — и всего-то из-за такой малости!

Он был очень доволен, что сразу сообразил, чем можно обрадовать ее, вызвать одобрение и благодарность.

— Пошли? — Он поднял рулон бумаги и протянул руку к лампе.

— Я готова.

Он прикрутил фитиль, пошел за ней к дверям.

Когда она уже открывала их, он вдруг произнес:

— Сара, подождите минуту.

Она задержалась, повернулась к нему, натягивая перчатки.

— Что? — спросила она.

Свободной рукой он прикрыл полуотворенную дверь, они остались в тесном темном помещении.

— Я просто… — заговорил он, наклоняя голову и подходя ближе к Cape, — просто…

Поля его головного убора уперлись в ее шляпку. Они оба усмехнулись в темноте, он снял свой «стетсон».

— Можно я снова сделаю то же самое? — спросил он.

Она тихо ответила:

— Сделайте.

Он наклонился еще ниже, их губы соединились и оставались в таком положении, пока маятник часов неспешно отбивал свои секунды: десять… пятнадцать… двадцать.

В одной руке у Ноа Кемпбелла был бумажный рулон, в другой — шляпа: он не мог обнять Сару, прижать к себе. Ей же ничего не стоило отпрянуть после короткого соприкосновения их губ — но она не сделала этого, не отстранила лицо, оно продолжало прижиматься к его лицу.

В темноте их прикосновения, казалось, обретали новый, куда больший смысл. Нежность становилась нежнее. Тепло — теплее. Его дыхание было на ее щеке, ее дыхание — на его. Они были одним целым, и каждый был самим собой, и каждый ожидал каких-то действий от другого.

Он приоткрыл губы, его язык встретился с ее языком. Они словно испытывали, пробовали один другого, оба немного удивленные, не верящие тому, что происходит.

Поцелуй оборвался незаметно — как обрывается паутина. Они с неохотой отстранились друг от друга.

Маятник часов простучал семь раз, прежде чем Ноа заговорил.

— Что-то произошло сегодня, знаете, когда мы вместе пели.

— Я так удивилась, когда вы сделали это.

— Я и сам удивился. У меня было разное… с женщинами. Но чтобы я запел, — это первый раз в жизни. А знаете, вы очень покраснели, когда повернулись и увидели меня там.

— В самом деле?

— Да. Вот тогда оно и произошло.

— Что именно?

— То, что происходит сейчас.

— А что происходит сейчас?

— Ну… У меня сердце готово выскочить из груди.

— По-настоящему?

— А у вас нет?

— Да… Но я подумала…

— Что подумали?

— Подумала, что, когда вы поцеловали меня в первый раз, я не выдержала испытание.

— Какое испытание?

— Мне показалось, вы проверяете меня… и себя… Понравится вам целовать меня… И вам не понравилось,

— Это не так, Сара!

— Значит, я не поняла. Но вы потом смотрели на меня так же, как смотрите на всех.

— Мне казалось, так будет приличней.

— Не думаю, что вообще это прилично. То, что мы…

— Почему?

— Из-за моей сестры.

— Она для меня ничего не значит, ваша сестра!.. — Они не отходили далеко друг от друга, словно привыкая, осваиваясь, акклиматизируясь.

— Сара, могу я положить эти чертовы вещи, что у меня в руках?

— Если хотите.

Он опустил на пол рулон и шляпу. Распрямляясь, взял ее за плечи; они стояли, прислушиваясь к собственному дыханию — ускоренному, но легкому. Потом он сильней прижал ее к груди, снова нашел рот, и они поцеловались — как никто из них не ожидал и не верил, что так может произойти между ними: в тесном объятии, в каком-то полуопьянении, когда губы и языки никак не могли оторваться друг от друга. Его рука обнимала ее спину, ее рука была на его грубом овчинном полушубке; огражденные плотной одеждой, они не могли испытать настоящей близости — может быть, поэтому им еще труднее было поверить в то, что происходит.

Как и за несколько минут до этого, они отстранились — с неохотой, ошеломленные.

— Ноа, как все это странно.

— Я знаю.

— Не могу поверить, что это вы и я…

Стоя в темноте, оба подумали об одном: о том, с чего началось их знакомство, как они сразу невзлюбили один другого… И вот теперь…

Она задала вопрос, который удивил его:

— Ноа, можем мы повторить то же самое?

— Почему же нет, Сара Меррит, — ответил он с улыбкой в голосе.

В темноте его руки коснулись ее головы, он нашел ее рот и полностью овладел им; и снова она ощутила легкий запах туалетной воды, который преследовал ее последние недели во время завтрака; его усы были мягкими, язык — еще мягче, теплый и влажный. Она с жаром ответила на его поцелуй, он так сильно сжал ее в объятиях, что почти приподнял с пола, и она вынуждена была встать на носки.

Когда ее подошвы опять коснулись пола, оба они с трудом перевели дыхание.

— Пожалуй, лучше, если мы пойдем домой, — прошептала Сара.

— Конечно. Уже довольно поздно.

Он подхватил с пола рулон и свою шляпу, вышел вслед за ней на улицу, подождал, пока она запирала дверь на замок.

На удивление мало говорили они по пути к дому. Поднявшись по лестнице к самому входу, Сара остановилась там в некоторой нерешительности: что будет дальше? Последует ли прощальный поцелуй?

— Послезавтра я разыщу кусок слюды, — сказал он вместо поцелуя.

— Большое спасибо.

— Я принесу к вам в контору. Размельченный.

— Прекрасно…

Рука Сары коснулась уже дверной ручки, когда он тронул ее за плечо.

— Сара… Я не очень умею говорить такие вещи, но… — Он стоял, переминаясь с ноги на ногу. — В общем, хочу сказать, мне было очень хорошо, когда мы пели с вами «Тихую ночь»…

— Да, мне тоже. У вас, правда, прекрасный голос, Ноа. Когда в городе появится церковь, возможно, вы будете петь в хоре, верно?

— Может быть. Если вы станете его руководителем.

Небо прояснилось, высыпало много звезд. В их свете он хорошо видел ее лицо, хотя его собственное скрывалось в тени полей от шляпы. Видел, как она улыбнулась, когда проговорила:

— Ну, я пошла.

— А я отправляюсь в свой обход. — Он отдал ей бумажный рулон.