Прощение - Лавирль Спенсер

Как только известия, а также слухи о предстоящем рождественском представлении распространились по городу, шестнадцать детей изъявили желание петь в хоре. А взрослых набежало так много, что пришлось производить отбор.

Репетиции шли ранними вечерами, чтобы главный режиссер будущего представления, Джек Ленгриш, мог успеть к девятичасовому спектаклю в своем театре, где сейчас ежедневно давали «Отелло».

В первый же вечер, когда начались репетиции, Сара, извинившись, ушла пораньше из-за стола. То же произошло и на второй вечер. Ноа Кемпбелл тогда коротко спросил;

— Опять репетиция?

— Да, — ответила она и поторопилась уйти. На третий вечер, около восьми часов, Ноа подошел к зданию театра. Теперь там стояли две большие железные печки, и его венчала дощатая крыша. Ноа потихоньку открыл дверь и вошел, сняв шляпу.

Сара стояла на сцене, спиной к нему, перед целым выводком детей, которые пели (сначала он разобрал только эти слова):

Сюда идите, дети…

Она была в белой кружевной блузке и темно-зеленой юбке, волосы собраны на затылке в тяжелый пучок. Стоя очень прямо, она еле заметными движениями рук и легкими наклонами головы управляла хором, побуждая детей петь в унисон. Их чистые, не всегда попадавшие в ритм голоса разносились по залу, вызывая теплое щемящее чувство в душе у Ноа.

Сюда идите, дети, И славьте день и час:

Из яслей Вифлеема Дитя глядит на вас…

Теперь Ноа разобрал всю строфу: но глаза его были устремлены на спину Сары. Он представлял, как в эти минуты она сама произносит те же слова, как блестят ее голубые глаза, вглядывающиеся в детские лица.

Пение окончилось. Руки Сары замерли и опустились. Она сказала:

— Очень хорошо. Младшие дети, останьтесь на месте, старшие, подойдите к выходу со сцены, возьмите там свечи. И никто не говорит и не шепчется, когда мистер Ленгриш начнет читать из Библии…

Все послушались указаний, дети получили — на время репетиций — деревянные палочки взамен настоящих свечей. Потом Ленгриш стал читать своим красивым голосом стихи из Библии, и на сцену вышли взрослые, пока еще не в театральных костюмах. Они исполняли роли Марии, Иосифа, пастухов, волхвов. Миссис Робинсон положила свернутое в трубку одеяло в деревянную колыбель и молча встала возле нее.

По другую сторону встал Крейвен Ли, с таким же благочестивым видом глядя на одеяло. Трое мужчин вышли из зала и прошли на сцену. Последний из них, Дэн Терли, положил маленькую золотую шкатулку в ногах колыбели. Послышался звон — три раза прозвенел один из стальных треугольников, Сара взмахнула руками. Когда смолкли отголоски звона, она отбила ногой такт, и дети запели «Тихую ночь». Один куплет они спели самостоятельно, затем Сара повернулась лицом к залу, как бы приглашая публику присоединиться, и запела сама.

Заметив Ноа, она сбилась и пропустила несколько слов.

Он приветливо кивнул, ее лицо покрылось румянцем, она продолжала петь. Внезапно он, набрав побольше воздуха, присоединился к ней:

…Пастухи задрожали, уви-и-дев…

Он пел почти в полный голос, испытывая какое-то неожиданное единение с Сарой, когда делал это. Такого с ним никогда не случалось раньше в присутствии женщины. Но было приятно. Очень приятно.

…Христос Спаситель родился на свет,

Христос Спаситель родился на свет

Песня окончилась, взгляды их не отрывались друг от друга, пока Сара не повернулась к детям. Снова зазвучал голос Джека Ленгриша.

Ноа оставался в зале и не сводил глаз с женщины в зеленом и белом, пораженный мыслью, которая внезапно возникла у него: да ведь он, по всей видимости, влюблен в нее!..

Она наклонилась к какому-то светловолосому ребенку, что-то прошептала ему на ухо — какой-то совет. На мгновение Ноа представил, что это их — его и ее — ребенок. Она умеет с ними обращаться, любит их — сразу видно. Хотя у нее никогда не было детей. И она образованна, и умна, и мужественна, и вполне порядочна. Она была бы прекрасной матерью!.. Матерью?

«Да что с тобой, Ноа? Ты рехнулся малость, приятель?..»

Один поцелуй, одна рождественская песенка — и уже вообразил ее матерью своих детей! Совсем как Арден, который только и толкует о жене, о семье… Нет, это не для него, не для Ноа… Мысль о том, что он мог так молниеносно прийти к подобному решению, вызвала у него ощущение, близкое к панике.

Тем не менее он оставался до конца репетиции, следя глазами за Сарой, пытаясь разобраться в собственных мыслях и чувствах.

Вот она подняла обе руки, призывая к вниманию.

— Дети, вы пели, как небесные ангелы! Молодцы! Теперь идите по домам, а следующую репетицию проведем в костюмах и с зажженными свечами…

Она спустилась в зал, подошла к стулу, где были ее пальто и шляпа. Ноа улыбнулся ей.

— Добрый вечер, шериф.

— Привет, Сара.

— У вас хороший голос, — заметила она, просовывая руки в рукава пальто, которое он держал для нее.

— У вас тоже,

— Значит, хотя мы не сумели станцевать вместе, сможем спеть.

С улыбкой она застегнула пальто, начала завязывать под подбородком ленты шляпы.

Как занятно, мелькнула у него мысль — мне нравится смотреть, как она это делает, нравится ее шея, рот…

Теперь она натягивала перчатки и, внезапно подняв глаза, улыбнулась ему так искренне и обезоруживающе, что он почувствовал холодок в спине… Когда же — попытался он припомнить, — когда ее облик стал меняться в его глазах? Когда ее слишком высокий рост стал ему казаться элегантным, ее простота — стала называться неиспорченностью, обыденная внешность — идеальной?

— Я зашел, чтобы проводить вас домой, — сказал он.

— Спасибо. Но мне нужно завернуть в редакцию.

— Ладно.

На улице было холодно и ветрено. Ему хотелось взять ее руку, но он не позволил себе этого… Что с ним происходит? Он знавал десятки женщин, с которыми проделывал и не такое, но взять ее за руку не решался.

— Детям нужны крылья… — говорила она тем временем. — Хочу посмотреть, подойдет ли для этого газетная бумага. Они пели чудесно, правда?

— Как ангелы. Они вас полюбили.

— Я их тоже. Знаете, я никогда не имела дела с детьми… Удивительно, как они отзывчивы.

В помещении редакции Сара зажгла лампу, Ноа подождал, пока она собрала бумагу, помог ей сделать из нее рулон и завязать веревкой.

— Что бы еще придумать, чтобы крылья блестели? — задумалась Сара. — Дети были бы в восторге.

— Слюда, — предложил Ноа.

— Слюда?.. Ой, конечно! Как я не подумала?

— Нужно хорошенько растолочь ее в ступке, — сказал Ноа, — а потом насыпать на бумагу, смазанную крахмальным клеем.