Трое в лодке (не считая собаки) - Джером Клапка Джером

I say, I don't think much of this inn, do you?" Ты знаешь, эта гостиница мне не очень нравится. А тебе? "What was the name of that inn?" said Harris. — Как называлась гостиница? — спросил Гаррис. "The Pig and Whistle," said George. — "Свинья и свиток", — ответил Джордж. "Why?" — А что? "Ah, no, then it isn't the same," replied Harris. — Нет, значит, это другая, — сказал Гаррис. "What do you mean?" queried George. — Что ты хочешь сказать? — спросил Джордж. "Why it's so curious," murmured Harris, "but precisely that very same thing happened to my father once at a country inn. — Это очень любопытно, — пробормотал Г аррис. — Точно такая же история случилась с моим отцом в одной деревенской гостинице. I've often heard him tell the tale. Я часто слышал от него этот рассказ. I thought it might have been the same inn." Я думал, что это, может быть, та же самая гостиница. We turned in at ten that night, and I thought I should sleep well, being tired; but I didn't. В этот вечер мы улеглись в десять часов, и я думал, что, утомившись, буду хорошо спать, но вышло иначе. As a rule, I undress and put my head on the pillow, and then somebody bangs at the door, and says it is half-past eight: but, to-night, everything seemed against me; the novelty of it all, the hardness of the boat, the cramped position (I was lying with my feet under one seat, and my head on another), the sound of the lapping water round the boat, and the wind among the branches, kept me restless and disturbed. Обычно я раздеваюсь, кладу голову на подушку, и потом кто-то колотит в дверь и кричит, что уже половина девятого; но сегодня все, казалось, было против меня: новизна всего окружающего, твердое ложе, неудобная поза (ноги у меня лежали под одной скамьей, а голова на другой), плеск воды вокруг лодки и ветер в ветвях не давали мне спать и волновали меня. I did get to sleep for a few hours, and then some part of the boat which seemed to have grown up in the night-for it certainly was not there when we started, and it had disappeared by the morning-kept digging into my spine. Наконец я заснул на несколько часов, но потом какая-то часть лодки, которая, по-видимому, выросла за ночь (ее несомненно не было, когда мы тронулись в путь, а с наступлением утра она исчезла) начала буравить мне спину. I slept through it for a while, dreaming that I had swallowed a sovereign, and that they were cutting a hole in my back with a gimlet, so as to try and get it out. Некоторое время я продолжал спать и видел во сне, что проглотил соверен и что какие-то люди хотят провертеть у меня в спине дырку, чтобы достать монету. I thought it very unkind of them, and I told them I would owe them the money, and they should have it at the end of the month. Я нашел это очень неделикатным и сказал, что останусь им должен этот соверен и отдам его в конце месяца. But they would not hear of that, and said it would be much better if they had it then, because otherwise the interest would accumulate so. Но никто не хотел об этом и слышать, и мне сказали, что лучше будет извлечь соверен сейчас, а то нарастут большие проценты. I got quite cross with them after a bit, and told them what I thought of them, and then they gave the gimlet such an excruciating wrench that I woke up. Тут я совсем рассердился и высказал этим людям, что я о них думаю, и тогда они вонзили в меня бурав с таким вывертом, что я проснулся. The boat seemed stuffy, and my head ached; so I thought I would step out into the cool night-air. В лодке было душно, у меня болела голова, и я решил выйти и подышать воздухом в ночной прохладе. I slipped on what clothes I could find about-some of my own, and some of George's and Harris's-and crept under the canvas on to the bank. Я надел на себя то, что попалось под руку, — часть платья была моя, а часть Джорджа и Гарриса, — и вылез из-под парусины на берег. It was a glorious night. Ночь была великолепная. The moon had sunk, and left the quiet earth alone with the stars. Луна зашла, и затихшая земля осталась наедине со звездами. It seemed as if, in the silence and the hush, while we her children slept, they were talking with her, their sister-conversing of mighty mysteries in voices too vast and deep for childish human ears to catch the sound. Казалось, что, пока мы, ее дети, спали, звезды в тишине и безмолвии разговаривали с нею о каких-то великих тайнах; их голос был слишком низок и глубок, чтобы мы, люди, могли уловить его нашим детским ухом. They awe us, these strange stars, so cold, so clear. Они пугают нас, эти странные звезды, такие холодные и ясные. We are as children whose small feet have strayed into some dim-lit temple of the god they have been taught to worship but know not; and, standing where the echoing dome spans the long vista of the shadowy light, glance up, half hoping, half afraid to see some awful vision hovering there. Мы похожи на детей, которых их маленькие ножки привели в полуосвещенный храм божества… Они привыкли почитать этого бога, но не знают его. Стоя под гулким куполом, осеняющим длинный ряд призрачных