Любовь из металла - Танит Ли

Безумная вспышка ликования. Я была уверена, что она использовала слова «он» и «его» ненароком. Но это была лишь яркая вспышка, тут же угасшая где-то на отдаленном утесе.

— Ты говоришь мне, что я как Зои и Лили. Человек с IVF-имплантацией, с вросшими, небиологическими механизмами.

— Да.

— Погоди минутку. Мне сказали, что Зои и Лили фактически выросли за пару лет. Насколько я помню, мне понадобились все семнадцать.

И снова ее гладкая улыбка:

— Это так похоже на соперничество сестер. Зои и Лили поздние, если позволишь так выразиться, модели. Ты была одной из первых. С тех пор техника развивалась.

— Слишком бойко.

— Иногда правильные данные таковы. В сущности, Лорен, ты — чудо. Послушай меня. Насколько известно мне и тем, кто работал над твоим созданием, ты никогда не будешь стареть. Ты останешься сильной. Тебе никогда не понадобится хирургическое лечение, медикаменты или химическое вмешательство. Физическое бессмертие — вот чем ты практически бесспорно обладаешь. В отличие от Верлиса и его компании.

Я повернулась и посмотрела ей в лицо. Мое тело показалось мне скрипучими дрейфующими досками, плохо сколоченными друг с другом. Но я была в своем уме, мои глаза видели ясно, и я увидела сидящую Деметру, что она была уродлива, и что она говорила правду. (Правда здесь не первая жертва войны, она — первый предатель).

— Убеди меня, — сказала я.

Она встала и пересекла комнату, и я слишком поздно увидела крошечный ножик в ее руке, которым она вскрыла внутреннюю сторону моей левой руки, от локтя до запястья. Кожа разошлась как лепестки цветка. Я увидела кровь. Затем, будто за версту, блеснула человеческая кость. А затем я увидела серебро. Серебро. Крохотные колесики поворачивались. Маленькие звезды сияли. Пока кровь не затопила их.

— Срасти свою кожу, — сказала она, само олицетворение безмятежной власти.

И я срастила.

Кожа сошлась и сшилась сама по себе, остался глубокий розовый шрам.

А Деметра сказала:

— Не беспокойся, Лорен. Он вскоре рассосется. Все пройдет за месяц. Твоя кожа и все твое тело способны регенерировать. Поэтому ты никогда не заболеешь, никогда не станешь старше двадцати или двадцати одного на вид. Предположительно, никогда не умрешь.

Мне действительно стыдно вот за что: Деметра стерла с меня кровавое пятно, посадила на диван и склонилась надо мной. Она опустила мою голову между моих колен. Комната вращалась, и я смогла выдавить из себя только:

— Оставь меня одну.

Я подумала: «Меня не вырвет, меня не вырвет». Я могла представить, как она держит таз, как, возможно, держала его однажды или пару раз перед маленькой Джейн, когда ни один из домашних роботов не был достаточно быстрым. И после альтруистически отчитывала ее, скорее с оттенком грусти, нежели с гневом.

Когда мир постепенно пришел в равновесие, голос Деметры произнес:

— Тебе нужно время, чтобы все осмыслить.

Я услышала, как дверь открылась и закрылась, где-то глубоко в тумане.

В конце концов, возможно, она просто испугалась, что меня может вывернуть на ее туфли на четырехдюймовых каблуках.

Ты возвращаешься и пересматриваешь прошлое. Как с той штукой относительно Глаи, изображавшей Джейн. Мысленно проходишь путь заново, и теперь везде тебе видятся проблески истины.

Как с побоями и шлепками в Ордене, с дедовской поркой, пинками Биг Джой — как быстро на мне все заживало по сравнению с другими детьми, ведь доставалось не больше моего. И что с зубами моими всегда все было в порядке, даже когда я жила на одних хлебных корках и водопроводной воде. Что меня никогда не рвало, даже от порченого мяса, только однажды от страха. (Ну и когда я притворялась, чтобы спокойно читать Книгу). Мелочи, множество мелочей. Мелкие раны и порезы (ни один из них не был таким глубоким, как порез, сделанный Деметрой), как быстро они излечивались. Мотоцикл переехал мне ногу, когда мне было семь лет — и ни одна косточка не сломалась. И падение с лестницы в пятнадцать, когда я расстроилась от вида своей рыжеволосой мертвой матери по имени Лорен. Другие вещи. Другие несущественные вещи. А потом происшествие в поезде на Россию. Те люди были убиты, и я подумала, что Голдхоук и Кикс убили их, но это, отчасти, было следствием схода с рельс. Моя голова… армированная… прочная как… Иисус Христос… как металл… разбила мягкое бедро той девушки вместе с его простой человеческой костью. «О, глянь, у меня нога сломана».

Скольким из них было известно? Я говорю о штате МЕТА. Шарффи? По-видимому. Эндрюуэст. Даже медицинский сканнер после поезда — как я высветилась для него? Частично механизмом? Достаточно человечным, чтобы причислить меня к потерпевшим?

Была ли Книга Джейн намеренно подброшена в тайник на Вавилонском Бульваре для того, чтобы я ее прочла? Иногда ты предстаешь себе героем своей собственной сказки. Действительно странные вещи обязательно случаются, но несколько происшествий организованы специально для тебя. Но, правда, ее Книга могла попасть мне в руки согласно плану. Чтобы посмотреть, как нечто частично НЕчеловек отреагирует на идею чего-то совсем уж НЕчеловеческого но все же… человечного.

Но они потеряли меня, когда я сбежала. Пока не умерла моя мать; тогда они вернули меня на родные рельсы.

Пятеро, теперь тринадцать таких же. Я, и Лили, и Зои, и Эндрюуэст, и еще девять.

Зачем Деметра сказала мне? Я подумала, что понимаю. Очень возможно, что она позвонилась и кому-то из остальных тоже. Потому что мы, видимо, превосходим и людей, и роботов, но ближе к людям. Мы могли бы быть потенциальными союзниками людей в любой войне с машинами. И если Деметра была узником, как она сама призналась, мы могли бы подарить ей свободу, зная, к чему мы по истине лояльны.

Но я продолжала думать; мой мозг не способен на то, что умеет их робомозг — блокировать слежку, фальсифицировать записи, — мне необходимо спать, я чувствую холод, мне нужно есть. Или нет? Могу ли? Нужно ли?

На Вавилонском бульваре нас морили голодом. Я могу продержаться без еды и остаться здоровой. Даже без воды — я бегала к крану в основном чтобы избежать работы, а не из-за жажды.

Я думаю о Глае и Айрисе, прихорашивавших меня к концерту.

Я думаю о МЕТА, снедаемой любопытством, что же будет происходить между мной и Верлисом. Его вид, мой вид. Ни тот, ни другой не принадлежит к человеческому виду.

В квартире так темно. Я выключила везде освещение. Снаружи биение музыки, моргание фонарей. Подсвеченный водопад низвергается среди чашевидных деревьев парка. Безлунное небо придуманных созвездий.