Николай Гумилев в воспоминаниях современников - Николай Гумилев

9 Намек на Н. Оцупа. Корней Чуковский, вспоминая об этом времени, писал: "Оцуп был замечателен тем, что временами исчезал из столицы и, возвратившись, привозил откуда-то из дальних краев такие драгоценности, как сушеная вобла, клюква, баранки, горох, овес, а порой - это звучало, как чудо - двадцать или тридцать кусков сахару. Не все привезенные яства поглощал он один. Кое-какие из них он приносил в красивых пакетиках, перевязанных ленточками, высокодаровитым, но голодным писателям, получая от них в обмен то балладу, то сонет, то элегию" ("Чукоккала", М., "Искусство", 1979, стр. 265-266).

Более сведущий свидетель тех лет, лучше знавший и Н. Оцупа к вообще обо всех петербургских литературных делах, справедливо относит эту хозяйственную деятельность Оцупа к более раннему времени и связывает ее начало не с "Союзом поэтов", а с "Всемирной литературой": "Однажды в "Всемирной литературе" на общем собрании после долгих дебатов, суть которых сводилась к тому, что "все что-то получают, потому что хлопочут, а мы никогда ничего, так больше нельзя" - это "общее собрание", составленное из цвета петербургского "литературного мира" (ибо "Всемирная литература", основанное Горьким издательство всяческих переводов - было единственным местом, где можно было "не теряя чести", если не печататься, то заниматься литературным трудом, получая гонорар) ...это общее собрание, после дебатов, единогласно постановило основать "хозяйственный комитет", который что-нибудь бы доставал. И так же единогласно председателем этого комитета решили выбрать поэта Оцупа. Почему именно Оцупа? На это были веские причины. Во-первых, у него был оставшийся от военных времен полушубок и желтый портфель, в котором во "Всемирную литературу" носили рукописи переводов, а оттуда сахар и всякую подозрительную гастрономию нашей маркитантки Розы. ...От этих полушубка и портфеля, соединенных вместе, действительно так и разило "завоеваниями революции". Уполномоченный, так декорированный, имел, конечно, шанс, которого не давал ему мандат, нащелканный на нашем жалком бланке, шанс пролезть через игольные уши приемных, сквозь очередь и секретарей, добиться аудиенции у какого-нибудь "зава" и что-нибудь у него выпросить. Кроме того, у Оцупа, несмотря на то, что он, как и все остальные, питался картошкой и продуктами Розы, - была от Бога "сытая" внешность, какая и полагается настоящему, способному внушить к себе доверие "предхозкому".

Собрание все это учло. Бедный поэт вздохнул, положил мандат в портфель, надел свой "комиссарский" полушубок и отправился в "Петрокоммуну". Добившись приема у грозного "заведующего распределительной частью", он с удивлением и блаженством узнал в нем старого знакомого - Анатолия Серебряного.

Далее "было все очень просто, было все очень мило". Пучков (незначительный поэт, он же - Анатолий Серебряный. - В. К.) прочел "венок сонетов". Оцуп одобрил рифмы. Пучков просиял и, оторвавшись на минуту от приятной беседы, прокричал в телефон распоряжение немедленно приготовить ордера "на все" - шапки, пальто, муку. Потом этот способ - разыскивать в советских учреждениях графоманов и при их помощи устраивать железнодорожный билет или калоши - стал общеизвестным, опошлился, так сказать. Но честь его открытия - принадлежит H. Оцупу". (Г. Иванов, "Анатолий Серебряный". "Сегодня", № 57, 1933, стр. 4).

10 Второй Цех поэтов возник в конце 1920 г. Вот что писали участники этого Цеха в предисловии к первому берлинскому выпуску альманаха "Цех поэтов": "В конце 1920 г. в Петрограде некоторые поэты, а том числе и несколько членов первого Цеха, объединились под старым цеховым знаменем. В основу были положены принципы работы и строгой дисциплины. Основателями второго Цеха были Г. Адамович, Н. Гумилев, Георгий Иванов, М. Лозинский и Ник. Оцуп". Цитируемое предисловие было написано в Берлине 11 октября 1922 г., т. е. по довольно свежим следам, когда память о подробностях еще не изгладилась. Кроме того, это предисловие написано самими участниками Цеха " Г. Ивановым, Г. Адамовичем, Н. Оцупом. Подпись под предисловием " "редакционная кол легия" " подчеркивает, что предисловие было результатом коллективного обсуждения.

11 О Гумилеве в период его жизни в Доме Искусства имеется несколько строк в "Сентиментальном путешествии" В. Шкловского: "Внизу ходил, не сгибаясь в пояснице, Николай Степанович Гумилев. У этого человека была воля, он гипнотизировал себя. Вокруг него водилась молодежь. Я не люблю его школу, но знаю, что он умел по-своему растить людей. Он запрещал своим ученикам писать про весну, говоря, что нет такого времени года. Вы представляете, какую гору слизи несет в себе массовое стихотворство. Гумилев организовывал стихотворцев. Он делал из плохих поэтов неплохих. У него был пафос мастерства и уверенность в себе мастера".

В "Сумасшедшем корабле" Ольги Форш, книге, рассказывающей о Доме Искусств, о Гумилеве сказано: "Под вечер один поэт, с лицом египетского письмоводителя и с узкими глазами нильского крокодила, шепелявя сказал обитателям "Сумасшедшего Корабля": "У кого есть что-нибудь для секции детской литературы, принесите мне завтра".

Ночью его арестовали. Никто не знал, почему, но думали " конечно, пустяки". (О. Форш, "Сумасшедший корабль", Вашингтон, 1964, стр. 155).

Андрей Левинсон. ГУМИЛЕВ

Андрей Яковлевич Левинсон (1887-1933) " театральный, художественный, литературный критик, журналист и переводчик. Сотрудничал в "Аполлоне". В воспоминаниях немецкого поэта Иоганнеса фон Гюнтера, хорошо знавшего "аполлоновцев", о нем сказано: "К театральным сотрудникам принадлежал еще симпатичный Андрей Яковлевич Левинсон, несомненно, лучший знаток европейского балета. Мы с ним скоро сошлись в восторженном поклонении балерине Тамаре Карсавиной, которую мы обожали, тогда как над ее прославленной соперницей, знаменитой Анной Павловой, несправедливо и глупо подшучивали". Еще до своего сотрудничества в "Аполлоне" Левинсон издал книгу "Аксель Галлен. Суждения о характере творчества и произведениях художника" (изд. "Пропилеи", СПБ., 1908). Несколько позднее в газете "Речь" начали появляться его еженедельные (по средам) талантливые фельетоны. После революции он был приглашен в издательство "Всемирная литература" и вошел в его редакционную коллегию. Вместе с Гумилевым был ответственным за французский отдел издательства. В сохранившихся архивах "Всемирной литературы" имеются рукописи переводов, которые редактировал Левинсон. В 1920 г. бежал за границу. О его берлинском периоде, длившемся год, вспоминала известная в довоенной эмиграции журналистка А. Даманская: "Помню, как томился в Берлине А. Я. - спокойной и даже обеспеченной жизнью. - "Но ведь это не жизнь. Только сытой и покойной жизни ради не стоило уезжать из России". - Его тянуло в Париж, во Францию, в страну, литературу, искусство которой он знал и любил" (А. Даманская. "Рыцарь литературы", - "Сегодня" (Рига), № 343, 1933). Во Франции он пишет по-прежнему очень много. Его имя появляется в крупнейших французских художественных периодических изданиях. Он печатается также во многих русских эмигрантских газетах и журналах.

Настоящая статья была напечатана в "Современных записках", № 9, 1922, стр. 309-315.

Левинсон обратил внимание на творчество Гумилева в 1909 г, и тогда же им была написана рецензия на "Романтические цветы", напечатанная в петербургском журнале "Современный мир", № 7, стр. 188-191. Но Левинсон не прав, когда он утверждает в своих воспоминаниях, что он "был, помнится, первым из русских критиков, с волнением откликнувшихся на эти его "Романтические цветы". За год до этой рецензии в другом петербургском журнале "Образование" был напечатан отзыв за подписью некоего Л. Ф. В этой рецензии отмечался "хороший художественный вкус и серьезная эстетическая воспитанность" автора "Романтических цветов". "На его стихах и на его маленьких критических заметках, - писал автор рецензии, - лежит печать явной культурности. Но и те и другие, особенно стихи, выдают не только литературную молодость, но и неопытность. Это сказывается в ненужной, запоздавшей приверженности к вычурам декадентства, к сгущению романтической атмосферы, к излишней изукрашенности". В целом же рецензия Левинсона толковей и глубже.

1 Имеются и другие свидетельства о физических пытках, которым подвергался Гумилев.

2 Об этом см. выше. Добавим также, что о "Романтических цветах" гораздо раньше написал Брюсов - в № 3 "Весов" за 1908 г. Эта рецензия в дальнейшем была перепечатана в книге Брюсова "Далекие и близкие". М., 1912.

3 Отнюдь не все стихотворения, вошедшие в первое издание "Жемчугов", можно отнести к петербургскому периоду. Некоторые из них были написаны во Франции до возвращения Гумилева в Россию в мае 1908 г., т. е. до того времени, которое Левинсон называет "петербургской порой" его деятельности.

4 Первым "исключительно стихотворным журналом" был, конечно не "Гиперборей", а "Остров". Журнал возник по инициативе Гумилева. Напечатано было только два номера. В первом номере (1909) были опубликованы стихи Гумилева, Вяч. Иванова, Кузмина, Потемкина, Волошина. "Гиперборей" начал издаваться осенью 1912 г. Кроме стихов, этот журнал имел отдел критики, в котором печатались рецензии, писавшиеся Гумилевым, Мандельштамом, Г. Ивановым, Городецким и Лозинским. Издательство "Гиперборей", о котором упоминает Левинсон, возникло при журнале. Издательство выпускало только сборники стихов: "Четки" Ахматовой, "Горницу" Г. Иванова, "Облака" Адамовича, "Камень" (2-ое издание) Мандельштама. Журнал выходил чуть более двух лет. Издательство просуществовало дольше. Последними в нем вышедшими книгами были "Четырнадцать стихотворений" М. Зенкевича, поэма "Мик" Гумилева и его же "Фарфоровый павильон". В 1916 г. рецензент "Нивы" писал о деятельности этого издательства: "оно избрало своей специальностью труды молодых и подарило нас уже многими более или менее ценными сборника-ми".Этот отзыв, впрочем, не был положительным. Рецензента "Нивы" не устраивал "благородный холод" и эмоциональная сдержанность, присущие стихам акмеистов. "Теплая задушевная лирика, - писал этот критик, - вообще... упразднена нашими молодыми, и может быть, именно поэтому молодости в их творениях меньше всего". Лучшая статья о поэтах "Гиперборея" принадлежит перу В. Жирмунского. Опубликованная в 1916 г. в "Русской мысли", она по сей день не утратила своего значения. Жирмунский рассматривает не журнал "Гиперборей", а лишь поэтические сборники, выпущенные одноименным издательством. В своей статье Жирмунский показал, что не случайная близость объединила поэтов "Гиперборея", но особое чувство жизни, отличавшее их от поэтов предшествующего поколения. "Наиболее явные черты этого нового чувства жизни - в отказе от мистического восприятия и в выходе из лирически погруженной в себя личности поэта-индивидуалиста в разнообразный и богатый чувственными впечатлениями внешний мир". В начале 1917 г. в газете "Русская воля" появилась рецензия Жирмунского на "Вереск" Г. Иванова. И хотя "Вереск" был издан не "Гипербореем", а "Альционой", Жирмунский в этой рецензии, которая может быть рассмотрена как продолжение статьи в "Русской мысли", уточнил некоторые свои положения об эстетике "гиперборейских" поэтов.