Заложники страсти - Рут Лэнган

– Прибыли посланники твоего отца.

– Да. – Она знакомым жестом вздернула подбородок. Когда-то он считал ее надменной и высокомерной. Но сейчас он знал, что так она пытается избавиться от своих страхов. Как же ему хотелось привлечь ее в свои объятия и успокоить! Но от этого все только еще больше осложнится. Они должны пройти через ниспосланное испытание сильными и полными достоинства.

– Я надеялся, что они разделят с нами трапезу перед отъездом. Увы, им слишком не терпится поскорее увезти тебя в Англию. И я понимаю почему – твой отец с таким нетерпением ожидает момента, когда ты снова окажешься в его любящих объятиях.

Она кивнула и в последний раз оглядела комнату, а затем с решительным видом направилась к двери. Когда она поравнялась с ним, он положил руку на ее плечо. Она вздрогнула и закусила губу, чтобы не расплакаться вслух, но не повернулась к нему.

– Никогда не забывай, что я люблю тебя, Леонора.

В ответ она лишь молча кивнула. Касаясь рукой рукава его рубашки, она начала спускаться по лестнице рядом с ним. Когда они вышли во двор крепости, на ослепительный свет летнего дня, Леонора увидела толпу горцев, собравшихся попрощаться с ней.

Флэйм, все еще с рукой на перевязи, притянула Леонору к себе и обняла изо всех сил.

– Я ошибалась насчет тебя, англичанка… – прошептала она. – Мне так жаль… – Она засопела и начала снова: – Мне так жаль, что я потратила столько времени, ненавидя тебя. Все годы, что мне суждено прожить, я буду вспоминать о тебе.

Леонора пригладила непокорные пряди огненно-рыжих волос, что вились вокруг лица девушки. Слезы подступили к ее глазам, но она быстро заморгала, приказывая им убираться обратно. Она не может позволить себе разрыдаться в присутствии своих соотечественников, тем более что они пристально наблюдают за ней.

– Если бы только это было возможно, Флэйм, я не могла бы пожелать себе лучшей младшей сестренки, чем ты.

Девушка резко отвернулась, стараясь скрыть слезы.

Мистрис Маккэллум торопливо приблизилась к Леоноре, крутя между пальцами уголок своего передника. Не успела она заговорить, как слезы градом посыпались из ее глаз.

– Благодарю вас, миледи, за все, что вы сделали для нас тут, в Кинлох-хаусе.

– Нет, это я благодарю вас, мистрис Маккэллум, за то, что с вашей помощью я чувствовала себя здесь как дома.

– Ах, миледи!.. – бедная женщина смущенно отвернулась, закрыв лицо передником.

Отец Ансельм взял руку Леоноры и задержал в своей. Внимательно посмотрев в ее глаза, он увидел, как она старается справиться с обуревавшими ее чувствами.

– Святой отец, я прошу вас благословить меня на это путешествие.

– Ах, миледи… – Священник поднял руку, благословляя ее, и произнес на латыни: – Господь да пребудет с тобою, дочь моя.

– Благодарю вас, святой отец.

Она опустила голову, и тут он прошептал так тихо, что только Леонора могла услышать его:

– Никогда не забывайте, что всей нашей жизнью руководит десница Господа. Он, и только он, может сделать извилистую тропу прямой.

– Но я не вижу своей тропы, святой отец! – воскликнула она. – Слезы застилают мне глаза.

– Тогда прими его руку. Доверься ему, и он поведет тебя, дитя.

Он отступил назад, и его место занял Кэмюс. Взяв руку Леоноры, молодой воин поднес ее к губам и пробормотал:

– Вы были почетнейшей гостьей в Кинлох-хаусе, миледи. Я желаю вам благополучного возвращения домой.

– Спасибо тебе, Кэмюс. – Леонора бросила взгляд на Диллона, который стоически ждал разлуки. – Ему понадобится друг, Кэмюс.

– Да, миледи. Больше, чем когда-либо, Диллон найдет во мне преданного друга.

Диллон молча подвел Леонору к ожидающей ее лошадке. Боль и неимоверная усталость проступили во взоре Диллона. Старый Стэнтон стоял, держа поводья. Старик слегка поклонился и прошептал:

– Такая славная малышка, для благородной-то англичанки. А уж красавица, какую поискать!

Более старик не смел ничего сказать в ее присутствии. И все же его бесхитростные речи так тронули Леонору, что ей пришлось проглотить комок в горле.

Диллон легко поднял ее и усадил в седло. Отступив на шаг назад, он взглянул на нее и произнес:

– Желаю вам благополучного путешествия, миледи.

Она уставилась на его плечо, чтобы только не видеть невыносимой муки в его глазах.

– Благодарю вас, милорд.

Герцог Эссекский подал громкий сигнал, и лошади быстро двинулись вперед. Красавец Элджер Блэйкли поймал поводья лошади, на которой сидела Леонора, и тронулся следом за процессией.

– Ах, миледи! – раздался вдруг звонкий крик из толпы слуг.

Леонора оглянулась и увидела, что вперед вышла оробевшая Гвиннит. Подняв голову, служанка произнесла дрожащим голосом:

– Не забывайте нас, миледи.

Леонора подняла руку и тут же отвернулась, так как слезы уже появились у нее на глазах. Глядя в сторону, она быстро заморгала. Найдя в себе силы обернуться, сквозь пелену слез она смутно различала множество знакомых лиц. Мистрис Маккэллум. Отец Ансельм. Кэмюс Фергюсон.

Однако смотрела она лишь на одного человека. Он стоял среди них, на голову возвышаясь над своими друзьями и подданными, ничем не выдавая терзавших его чувств. Высокий и могучий, как великан, несгибаемый, как величественные дубы, что простирали свои ветви среди любимых им лесов Нагорья, он все смотрел и смотрел на нее.

Леонора почувствовала, что вот-вот потеряет самообладание. У нее не было больше сил сдерживать слезы. Так стремительный напор реки прорывает плотину – обжигающие слезы заструились по ее щекам, глаза ее словно горели огнем, в горле пересохло, а сердце, кажется, разбилось на миллион острых осколков.

Облака затянули ночное небо. Диллон вышагивал по заросшим дорожкам сада, в котором отцветали розы. Собаки неустанно следовали за ним по пятам. Все в Кинлох-хаусе давно уже удалились на покой, а Диллон все никак не мог найти себе места. Мысль о том, что ему придется одному возвращаться в свои комнаты, казалась невыносимой. И вот он ходил и ходил, и думы его были чернее грозовых облаков, собиравшихся в небе.

Поскорее бы уж началась буря. Ведь именно в такую грозовую, бурную ночь он и Леонора впервые дали волю яростной страсти, что давно уже пылала между ними.

Словно чувствуя мрачное настроение хозяина, собаки ворчали, лаяли и прыгали на стену, окружавшую сад. На ту самую стену, подумал Диллон, и новая волна боли нахлынула на него. Вот она дверь, через которую Леоноре удалось совершить побег. Господь Всемогущий, да у него просто нет сил видеть эту стену.

– Успокойтесь же вы, глупые псины, – прошипел он.

Но собаки, очевидно возбужденные приближением бури, залаяли громче, не переставая рычать и прыгать на стену.