Политэкономия войны. Заговор Европы - Василий Васильевич Галин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Окончание интервенции в Россию, провозглашение В. Лениным новой доктрины «мирного сосуществования стран с различным общественно-социальным строем», поражение на выборах прокоммунистических партий в странах Запада ослабили актуальность деятельности Коминтерна. Тем не менее его последователи даже в период расцвета советско-германских экономических отношений готовили революцию в Германии. По словам Ш. Радо, план был таков: поднять вооруженные отряды одновременно на севере — в Гамбурге и в Средней Германии — в Лейпциге и Галле, а после наступать на Берлин. Перспективы «германской революции 1923 г.», как ее называл Троцкий, Сталин оценивал прохладно. В августе 1923-го он писал Зиновьеву и Бухарину: «Должны ли коммунисты стремиться (на данной стадии) к захвату власти без социал-демократов, созрели ли они уже для этого, — в этом, по-моему, вопрос. Беря власть, мы имели в России такие резервы, как: а) мир, б) землю крестьянам, в) поддержку громадного большинства рабочего класса, г) сочувствие крестьянства. Ничего такого у германских коммунистов нет. Конечно, они имеют по соседству Советскую страну, но что мы можем дать им в данный момент?»1164
Однако Коминтерн, родившийся в огне интервенции, уже стал вполне самостоятельной леворадикальной политической силой. И на V конгрессе Коминтерна в 1924 г. победила позиция Зиновьева, в соответствии с которой рабоче-крестьянское правительство могло быть только советским и только диктатурой пролетариата1165. При этом, по словам А. Нена-рокова, наблюдавшие Г. Зиновьева в качестве предводителя Коминтерна отмечали, что тот «говорил таким тоном «владыки мира», каким никогда не говорили еще никакие монархи на свете». Очевидно не случайно в 1926 г. Зиновьев был освобожден от должности председателя ИККИ[63], однако это не привело к коренному изменению политики Коминтерна.
Советское руководство, оставаясь верным принципам международной солидарности трудящихся, считало своим долгом поддержку компартий в других странах. Впрочем, в этом оно мало в чем отличалось от демократических стран Запада, которые вполне открыто поддерживали своих сторонников во всех странах мира и не только деньгами, пропагандой, но и блокадой, оружием, а то и прямой интервенцией. Так, например, Ллойд Джордж во время Генуэзской конференции, в ответ на требования компенсаций за интервенцию в Россию, заявлял Г. Чичерину: «Если у соседа раздор между двумя партиями, мы поддерживаем ту из них, которая идет с нами, и отказываемся от возмещения ущербов другой партии»1166.
Однако Сталину, пытавшемуся упрочить экономические и политические отношения с Западом, активность Коминтерна порой вставала поперек дороги. Так, в 1927 г. Чичерин сообщал из Франкфурта: «Компартии относятся самым легкомысленным образом к существованию СССР, как будто он им не нужен. Теперь, когда ради существования СССР надо укреплять положение прежде всего в Берлине, ИККИ не находит ничего лучшего, как срывать нашу работу выпадами против Германии, портящими все окончательно»1167. Великая депрессия 1929 г. привела к радикализации политической борьбы в странах Европы, что вызвало новый всплеск беспокойства Чичерина. В письме Молотову он отмечал: «Меня крайне волнует гибельное руководство Коминтерна, стремление Москвы во что бы то ни стало испортить в угоду Тельману отношения с Германией»1168.
В том же году Чичерин обращал внимание Сталина на то, что: «ложная информация из Китая привела к нашим колоссальным ошибкам 1927 г… Механически пережевывающие заученные мнимореволюционные формулы (троцкистов. — С. К.)… этого факта не изменили… Нет хуже несоответствия между тактикой и существующими силами… Французские коммунальные выборы — топтанье на месте. В Англии из 22 миллионов поданных голосов оказалось коммунистических 50 тысяч… Германская компартия сократилась с 500 тысяч до 100 тысяч. И этому надо принести в жертву… факт создания СССР, подрывать его положение, ежедневно портить отношения с Германией и врать об ее переориентировке, чтобы дать немножко больше агитационного материала т. Тельману?»1169. По мнению А. Некрича, Сталина не надо было уговаривать, ««разменять» Коминтерн ради соглашения с западными государствами, партнерами СССР, он (Сталин) был готов всегда»1170.
В 1930 г. Чичерин замечал: «Из наших, по известному шутливому выражению, «внутренних врагов» первый — Коминтерн. До 1929 г. неприятностей с ним хоть и было много, но удавалось положение улаживать. С 1929 г. положение стало совершенно невыносимым, это смерть внешней политики…»111. При этом современные исследователи отмечают, что: «Политбюро справедливо опасалось, что разговоры о восстании в Европе на фоне начавшейся «Великой депрессии» спровоцируют ответную реакцию англо-французских «империалистов», для которых антисоветская интервенция может показаться привлекательным способом выхода из экономического кризиса»1172. Действительно, в декабре 1929 г. во Франции Эрбети пугал Бриана советской угрозой: «в экономическом отношении СССР готовится расшатать иностранные рынки с помощью непреодолимого демпинга, который породит безработицу и облегчит революционную пропаганду..»1173. Франция ввела ограничения на советский экспорт в конце 1930 г.1174. Примечательно, что первой в послевоенной Европе, путем ослабления франка, стала демпинговать именно Франция. А в 1929 г. рынки расшатал не советский демпинг, а Великая Депрессия, обрушившая мировую торговлю[64].
С наступлением Великой Депрессии в Германии произошел взрывной рост популярности фашистской партии. На выборах 1930л:. количество голосов, поданных за НСДАП, выросло почти в 7 раз по сравнению с 1928 г., а к июлю 1932 г. — в 14 раз. НСДАП стала ведущей партией Германии. Лидер Коммунистической партии Германии (КПГ) Э. Тельман в 1930 г. заявлял: «В Германии мы стоим перед выбором. Один путь, на который вступила буржуазия, — это путь фашизма, установление открытой фашистской диктатуры. Другой путь, который предлагаем мы, коммунисты, — это путь к истинной свободе, к победе диктатуры пролетариата». Однако в ответ на призыв коммунистов доля поданных за них голосов к июльским выборам в Германии 1932 г. выросла всего в полтора раза. Надежда оставалась на социал-демократов, которые хоть и теряли популярность, но в 1930 г. еще являлись крупнейшей партией Германии.
Несмотря на то что коммунисты и социал-демократы представляли собой левый спектр политических сил, накаленность отношений между ними была во много раз сильнее, чем между социал-демократами и умеренными правыми. Стена недоверия между партиями возникла не вчера. Коммунисты и социал-демократы стояли по разные стороны баррикад, начиная с гражданской войны в России. Именно социал-демократы стали основной силой, подавлявшей коммунистические революций в Германии и Венгрии в 1919 г. В 1922 г.
