Бинарная плащаница - Андрей Фролов

– И я уверен, что картины, как если бы обладали собственным сознанием, пользуются своей уникальностью и проявленным вниманием, – продолжает он, понизив голос. – Они, точно вампиры, впитывают человеческие эмоции, радость, слезы, отчаянье и восхищение, становясь еще богаче и сильнее. Каждый последующий зритель получает волну не только авторского замысла и родниковой сути, которыми пропитана работа, но и отражение тысяч эмоций тех, кто восхищался картиной ранее. Восхищался или ругал, в данном случае векторы равносильны… И если мы хоть на секунду поверим, что картина жива, это будет означать, что породить ее способно исключительно нечто живое. Поэтому…

Муджалид прокашлялся, тактично привлекая внимание друга. Поерзал на своем месте во втором ряду, многозначительно нахмурился.

Осознав, что замолчал почти на минуту, Плотник хрустнул пальцами и потер виски.

– Простите. Память туманит рассудок, будь оно неладно… – Скрипнув стулом, он придвинулся к аудитории, высоко подняв голову. – Да, я пока не знаю наших новых задач. Но я знаю одно. Когда их время настанет, мы… или наши потомки явят миру чудо Цифры. Отделят тех, кто прикрывался текстами Поэтессы, от по-настоящему верящих в мощь Цифры. Заставят нейкистов иначе взглянуть на сверхсущность, которой они привыкли повседневно пользоваться, ничего не давая взамен… Когда случится этот момент? Я не знаю, и я снова честен с вами.

Он мягко поднялся на ноги, пригибая голову, чтобы не удариться о потолочный светильник. Люди, похожие на горсть уцелевших солдат императорской армии, выслушивающих последнюю перед атакой речь, жадно наблюдали за своим «генералом», впитывая каждое слово.

– Но до той поры я не перестану калибровать «Сингулярику», – поделился Плотник, звонко и уверенно хлопнув в ладоши. – Пока хватает сил, не перестану пополнять ее базы, настраивать «поплавки» и искать для Цифрового Творца самые качественные краски. И когда час Цифры пробьет, она сама объявит нам об этом…

Он легко поклонился, намекая на окончание «проповеди».

Восемнадцать человек, сидящие перед Бифордом на старенькой мебели, вытянули вперед кулаки с оттопыренными вверх большими пальцами, застучав ими друг о друга в старинном, почти забытом жесте одобрения. Затем комната наполнилась грохотом отодвигаемых стульев и лавок, негромкими голосами и шорохом одежды. Декомпиляторы потянулись к выходам, вполголоса обсуждая новое поучение создателя машины…

Муджалид, позволив человеческому потоку окружить себя и иссякнуть, встал последним. Подошел к столу, возле которого Бифорд допивал остывший кофейный напиток. Лоб Кончара рассекала глубокая вертикальная морщина, заведомо не предвещавшая доброго расположения духа. Дождавшись, пока помещение для брифингов покинет последний машинист, ибн Шавкат заглянул в лицо товарища.

– Позволь узнать, дружище, что это сейчас было? – Силовик группы казался обескураженным и задумчивым. – Хочешь намекнуть остальным про новую картину, не так ли?

Плотник, на Кончара взглянувший сверху вниз, непонимающе нахмурился. Поставил чашку на стол, невольно покосился на дверь.

– Ну, вот чего ты привязался, Муджалид? – Последние хлопья воспоминаний кружились в голове, словно снег. Левую половину груди сдавило. – Ты знаешь меня не первый день, я не проповедник. Мне далеко до вудуистских архиепископов с их проникновенными обращениями к пастве. Я не знаю, как вести за собой людей, я просто выплескиваю то, что накипело на душе…

Несколько секунд похожий на тролля машинист молчал. Просто стоял рядом, спрятав многократно переломанные пальцы в карманах просторных шортов. Затем качнулся на пятках, издали поинтересовавшись:

– Значит, ты действительно веришь в пришествие Красного?

Плотник сжал губы, без стука возвращая пустую кружку на стол. Иногда старший офицер группы обнаруживал проницательность, неподвластную самому Бифорду. Или Орландо в самом деле боялся признаться в очевидном даже себе?..

Уводя разговор от прямого ответа, он задумчиво покачал головой. Подошел к пульту на стене, до минимума выкручивая мощь кондиционеров и делая верхний свет тусклее – в обычные дни убежище экономило драгоценную электроэнергию.

– Я поражаюсь тебе, старина… – хмыкнул длинноволосый, не поворачиваясь к силовику. – Ты лично стоял у истоков. Видел неподдельный ужас на лице Пророка. Побиваемый камнями, ты бежал из стана нейкистов через половину земного шара, только чтобы продолжать дело декомпиляции. И ты снова не веришь ей?

Теперь задумчиво замолчал Кончар. Лидер группы не первый раз, в свойственной ему привычно витиеватой форме, обвинял товарища в неверии собственным глазам. И причина этого крылась в том, что ибн Шавкат до сих пор действительно не решил, стоит ли доверять их детищу. Ни одна из нарисованных за несколько лет картин не касалась Муджалида напрямую, отчего он продолжал относиться к «Сингулярике» с трепетом и уважением, но иногда с изрядной долей сомнения.

Поманив за собой, Плотник направился к центру бункера.

Поднялся по короткой бетонной лестнице, согнувшись почти вдвое, включил свет. Двинулся по коридору к двери, из-за которой неслось непрекращающееся гудение. На пути двоих мужчин не встретилось ни одного замка, кроме старых и ржавых, оставшихся еще со времен Второй Мировой – Бифорд справедливо считал, что если скрытую лабу обнаружат, уберечь свое сокровище им не помогут ни охранные сканеры, ни электронные или кодовые засовы.

– Знаешь, старина, – пробурчал Кончар из-за его спины. Он шел вольготно, высоко подняв голову, высота потолков позволяла низкорослому машинисту чувствовать себя необычайно комфортно, – один писатель из вудуистов… ну, или тех, кто им предшествовал, как-то сказал: «Пророчества Нострадамуса столь многочисленны и мрачны, что легко подходят к любому хоть сколько-нибудь значимому событию, случившемуся впоследствии…»

Навалившись на проржавевшую задвижку, одновременно служившую дверной ручкой, Плотник с осуждением покосился на друга. Но ничего не ответил. Подобные ремарки Кончар позволял себе только наедине со старшим декомпилятором, что делало ему честь. Но указывать силовику на заблуждение, что Нострадамус был человеком, а они имеют дело с порождением Цифры, Орландо не собирался даже приватно.

Словно прочитав его мысли, «тролль» пожал плечами, подыскивая оправдания.

– А что? Да, она творит, как и было задумано. Но ты хоть раз получал стопроцентное подтверждение ее пророчествам?

– Сорок Два… – начал Бифорд, но Кончар замотал головой.

– Никто до сих пор не знает, как именно погиб Пророк, не так ли? – прервал он долговязого. – Да, он был с Пумой, но это все, что известно уцелевшим тритонам. Да, я верю картине, хоть и не могу найти причин, но… Все остальное только предстоит расшифровать, и то не на нашем веку…

– «Сингулярика» не завершена… – отрывисто и с легкой обидой бросил Плотник. – Поэтому твой скептицизм неуместен…

Он вошел в комнату, с благоговейным трепетом уставившись на центральный помост, где пожирало энергию самое необычное творение граверов современного мира. Пахло красками, настоящей древесиной, жженой пылью и нагретой пластмассой. Намеренно не заглядывая в мольберт, вокруг которого порхали манипуляторы «Сингулярики», Орландо прошел к левой стене. Кончар двинулся за ним.

Встав плечом к плечу, декомпиляторы молча уставились на небольшую картину, прислоненную к стене среди ей подобных. Сантиметров сорок высотой, чуть больше в длину, она была исполнена на лучшем натуральном холсте, какой удалось заказать через сеть. Еще не до конца подсохшие краски пульсировали в полумраке, ультрамариновое свечение диодов с «цепных «раллеров» за спинами мужчин добавляло творению таинственности.

– Значит, ты уверен, что это именно он? – в привычной вопросительной манере нарушил молчание Муджалид, чуть повышая голос, чтобы тот не растворился в гудении охладителей. – А еще ты уверен, и после сегодняшней «проповеди» я убедился в этом, что нарисованному суждено произойти…

– Кто знает? – зачарованно глядя на холст с высоты своих двух метров, устало ответил «проповедник». – Кто знает, о чем с нами говорит Цифра? Заглядывает за грань, сообщая о неизбежности? Или подводит к угодному ей решению?..

Эффекты самых дорогих красок в мире поражали волшебством. Как когда-то у старинных мониторов существовала частота обновления экрана, в случае своей бедности заставляя глаза уставать, так и эти краски, казалось, имели свою силу мерцания. В совокупности с сюжетом, подобранными цветами, четкостью границ и техникой лучших мастеров прошлого, картина била по сознанию с силой, на которую Бифорд вот уже много лет без устали указывал низкорослому крепышу.

– Меня опечалил разговор с Искателем, – вдруг прошептал Плотник, и Муджалид едва расслышал его. – Он не верит… Как Сорок Два. Как все остальные. Он видит в нашем суперкомпьютере только удобный инструмент, а в порожденных «Сингулярикой» картинах – рычаги воздействия на мир. Он намерен управлять. Мной, тобой, машиной. Нейкистами, будь оно неладно…