Чингисхан - Мишель Хоанг

Развалины города могут стать для его защитников бастионами и опорными точками сопротивления. Хорезмийцы, устроившись на обломках Ургенча, сопротивлялись при поддержке гражданского населения, прошедшего через ужасающие испытания. Чтобы покончить с этим, Угедей решил поджечь все кварталы, занятые турецкими наемниками. Огонь заставил отступить осажденных, но сотни мужчин и женщин погибли, обуглившись в пламени. После семи дней осады, посреди пожара, Угедей заметил парламентеров, объясняющих знаками, что они хотели бы начать переговоры. Один из уважаемых людей города Али-ад-дин Хайяти умолял Джучи проявить милосердие к последним смельчакам, защищавшим свою столицу: «Яви нам твое милосердие, после того как ты показал свою ярость».

Но Джучи ждал слишком долго. Он отказался — о мире не могло быть и речи. Он потерял много воинов, его душила ярость и жажда победы. Следовательно, уцелевших в бою могла ждать только смерть или ссылка на границы Центральной Азии, где их ждала участь рабов. В апреле 1221 года Ургенч, гордая столица шаха Мохаммеда, перестала существовать.

Описывая монгольское нашествие в «Современной истории», арабский историк Ибн аль-Асир рассказывает: «Все сражались — мужчины, женщины, дети; они сражались до тех пор, пока те [монголы] не захватили весь город, перебили всех жителей и разграбили все, что там находилось. Затем они открыли плотину и воды Джейхуна (Амударьи) затопили город и окончательно его разрушили… Те, кто ускользнул от татар, утонули или были погребены под развалинами. И не осталось ничего, кроме развалин и волн».

Монгольские хроники дают понять, что Чингисхан был глубоко раздосадован Пирровой победой, которую представляло собой взятие столицы Хорезма: осада Ургенча длилась шесть месяцев, и потери монголов были много тяжелее, чем обычно. Ответственность за это он возложил на императорских принцев, которые руководили военными операциями и в нарушение приказа присвоили себе всю добычу, захваченную в городе, не выделив той части, которая принадлежала отцу.

Хан уединился в лагере и в течение трех дней отказывался принять Джагатая и Угедея. Товарищи хана по оружию уговорили его быть снисходительнее; и, конечно же, они вели переговоры с обоими принцами, так как те вскоре явились, чтобы просить прощения. Когда они вошли в шатер Чингисхана, их встретил взрыв гнева. Троим военачальникам из его личной гвардии, носителям колчана Конгтакару, Чормагхану и Кончкаю удалось, в конце концов, смягчить гнев властелина, объяснив, что его сыновьям не хватало военного опыта и что несколько походов на Восток сделают из них настоящих боевых полководцев. Чтобы их закалить, — бросил один из гвардейцев, — почему бы не послать их в Багдадский халифат…

Джучи не явился в шатер великого хана. Он обосновался со своей ordu в степях, которые вскоре должны были стать его уделом. Но отношения с отцом остались явно натянутыми. Неизвестно, сам ли он решил удалиться, предпочитая держаться на расстоянии от Джагатая, или его против-нику-брату удалось с помощью интриг оттеснить его и навлечь на него немилость хана.

Тем временем шах Мохаммед переживал драматический период. После того как его столица была захвачена, а значительная часть войска раздавлена лавиной кочевников, он сумел создать вокруг себя только пустоту, более того, считая, что это помешает продвижению Чингисхана, он не колеблясь применил в своей собственной стране гибельную тактику выжженной земли. Совершив переход через пустыню Черных Песков (Кара-Кум), он углубился на юг и дошел до Нишапура, города, расположенного у подножия гор Бималуд в Хорасане. Со всех сторон гонцы приносили ему только плохие вести. Не в состоянии собрать войска, он решил тогда идти на северо-запад своей империи.

Но Чингисхан, более чем когда-либо жаждавший захватить шаха, отправил в погоню за ним трех из своих лучших полководцев — Токучара, своего зятя, Субетэя и Джэбэ с 20 000 всадников. У монголов был приказ взять в плен шаха Мохаммеда и не задерживаться в фортах, если они сдадутся без выстрела или не проявят воинственных намерений. Несмотря на эти инструкции Токучар не устоял перед искушением грабежа. Когда Чингисхан об этом узнал, он его разжаловал и сделал простым солдатом, приставив к нему для присмотра доверенного офицера; он даже хотел приказать отрубить ему за неповиновение голову, но в конце концов уступил мольбам дочери.

Спустившись из Трансоксиании, кавалерийские части Джэбэ и Субетэя переплыли Амударью, чтобы достичь Балха. Не имея лодок, они применили старинный способ, описанный Плано Карпини: «Когда татары встречают на пути реку, они переправляются через нее следующим образом: у офицеров есть чехлы круглой формы из легкой кожи, края которых по длине всей окружности снабжены множеством завязок; сквозь них продевают веревку и стягивают ее таким образом, чтобы бордюр мешка вздулся; в валик складывают одежду и материал. В центр кладут седла лошадей и более прочные предметы. Люди устраиваются сверху и привязывают импровизированный плот к хвосту лошади. Воин, которому поручено вести, плывет перед ней. Иногда для переправы пользуются двумя веслами. Введенные в воду животные плывут рядом со своим погонщиком; вся кавалерия следует за ними».

В течение нескольких дней кавалеристы Джэбэ и его соратники выполнили молниеносный рейд в 700 километров и оказались в виду Нишапура, только что покинутого шахом Мохаммедом. Они овладели соседним городом — Туе — на месте современного святого иранского города Мешхеда, откуда оба монгольских полководца отправили во все концы «гонцов-стрел», чтобы обнаружить возможные следы бежавшего правителя Хорезма. На перекрестках дорог, у входа в ущелья, лежащие на пути, расставлены патрули. За помощь объявлена плата, нанимают доносчиков. Поступил сигнал, что беглеца видели в районе Кума, затем у подножья Эльбурса, горной цепи, возвышающейся к югу от Каспийского моря. Монгольские кавалеристы гонятся за ним по пятам. По пути они овладевают городами: Дамган, Семнан и Амол, в прибрежной полосе Каспия. Отряды всадников, участвующие в этой охоте на человека, неожиданно появляются в Рее, недалеко от Тегерана. Город в то время славился прекрасными мастерами керамики, создававшими необыкновенно изысканные миниатюры. Жители Рея застигнуты врасплох, считая, что враг где-то в районе Ургенча или Самарканда — больше, чем за тысячу километров от них. Предместья и рынок пострадали от преследователей, но город не был разрушен.

Затем Мохаммеда видели в Реште, к юго-западу от Каспия, на границе с Азербайджаном. Он стал лагерем со своими войсками, но офицеры уже не в силах справиться с солдатами, дезертирство становится массовым. Тем не менее сыну шаха удается собрать разрозненные силы для контрнаступления. Однако в хорезмийском лагере царит полная неразбериха, противоречивые приказы следуют один за другим. Монголы, на которых собирались неожиданно напасть, нападают сами, инициатива противника оборачивается поражением. Мохаммед снова вынужден бежать. На этот раз он направляется к Хамадану, в сторону Тигра. Затем внезапно поворачивает назад и движется на север. В прибрежной полосе Каспия ему кажется, что наконец-то он нашел пристанище, как вдруг врываются вражеские кавалеристы. Под градом стрел он успевает только добежать до лодочников, которые переправляют его, все время держась берега, на остров Абескум, недалеко от устья Горгана. Здесь в январе 1221 года, выбившись из сил, он оканчивает жизнь.