Петр Первый - Анри Труайя

24 июня состоялся новый этап в камере пыток, в присутствии царя. Пятнадцать ударов кнутом по спине со следами еще не заживших ран предыдущих наказаний. В результате – практически ничего. Не зная, что еще сказать, Алексей простонал, что написал митрополиту Киевскому, чтобы побудить народ к восстанию. И замолчал. Он не мог больше говорить. Доктор опасался, как бы он не умер. Его сняли с дыбы. В тот же день собрался Верховный суд. Сто двадцать семь судей знали, какого решения ждет от них царь. Ни один из них и не думал разочаровывать Петра, усматривая в действиях обвиняемого смягчающие обстоятельства. Решение было принято единогласно. Среди прочих вердикт подписали Меншиков, адмирал Апраксин, государственный канцлер Головкин, вице-канцлер Шафиров, Петр Толстой, Бутурлин… Все значимые имена страны. Если некоторых подписей и не хватило на документе, то оттого, что эти так называемые судьи не умели писать.

«24 июня 1718 года мы, нижеподписавшиеся министры, сенаторы и государственные деятели, военные и гражданские… решили единогласно и без права оспаривания, что царевич Алексей за все вины свои и преступления против государя и отца своего, яко сын и подданный Его Величества, смерти достоин».

Теперь Петру предстояло выбрать: стоило ли смягчить наказание или разрешить палачу выполнить свою работу? Екатерина советовала мужу простить сына. «Довольствуйся тем, чтобы отдать его в монастырь. Его смерть падет на тебя и твое потомство». Его другие советчики молчали, боясь перечить царю. Вся Россия задержала дыхание. Внезапно, как гром среди ясного неба, разнесся слух, что царевич умер 26 июня в карцере. На следующий день Петр опубликовал донесение, составленное Шафировым, Толстым и Меншиковым о кончине царевича:

«Излагая приговор трибунала в отношении нашего сына, мы, его отец, относимся, с одной стороны, с милосердием, а с другой – стараемся сохранить мир в нашей империи. Мы не могли принять решение в этом деле такое тяжелое и такое важное. Но всемогущему Богу было угодно по доброте своей оградить нас от сомнений и спасти от стыда наш дом и нашу страну. Вчера, 26 июня, он забрал от нас царевича Алексея, который скончался от тяжелой болезни, которая поразила его, когда он слушал смертный приговор за свои преступления против нас и государства нашего. Болезнь начала развиваться как апоплексия. Затем он пришел в полное сознание, исповедался, получил по христианскому обычаю соборование и попросил нас прийти к нему, что мы и сделали, забыв о всех его преступлениях, в сопровождении всех наших министров и сенаторов. Он чистосердечно признался во всех преступлениях против нас, рыдал и получил от нас, отца и государя, прощение. И 26 июня около шести часов пополудни он скончался».

Версия смерти от апоплексического удара не могла никого обмануть. Самые разные слухи ходили в народе и при дворе, особенно в дипломатических кругах. Императорский резидент Плейер писал, что царевичу мечом или топором отрубили голову в тюрьме; голландский дипломат Якоб де Би докладывал, что несчастного умертвили, вскрыв ему вены. Анна Крамер, горничная Екатерины, утверждала, что царевичу перерезали горло по приказу его отца и что она пришивала отрезанную голову к трупу, после чего замаскировала пришитое место длинным галстуком. Петер-Анри Брюс склонялся к отравлению. Другие, среди которых был и Румянцев, придерживались версии удушения подушками. Позднее Лефорт, консультант саксонской дипломатической миссии, и граф Рабутин, заменивший Плейера, расскажут, что 26 июня, после вынесения приговора, Алексея били кнутом, что наказание осуществлял сам Петр и царевич скончался от пыток. В записной книге Санкт-Петербургской гарнизонной канцелярии есть подтверждение этому заявлению, так как имел место дополнительный сеанс пыток 26 июня: «Они проходили в присутствии царя с восьми до одиннадцати утра. В этот же день в шесть часов вечера царевич скончался». Во время этих последних пыток, последовавших после вынесения приговора, измученный царевич от большой кровопотери испустил дух. Участвовал ли в его наказаниях сам Петр? Возможно, он действовал дубиной и кнутом. Царь никогда не гнушался профессией палача. Вне всякого сомнения, у трупа Алексея он вспоминал Ивана Грозного, который в 1581 году в приступе гнева тоже убил своего старшего сына, пробив ему грудь своим железным посохом. Чтобы искупить свою вину, Иван Грозный погрузился в покаяние. Но Петр был другим человеком…

На следующий день после смерти Алексея он праздновал в Санкт-Петербурге девятую годовщину победы в Полтавской битве. Желтый флаг с черным двуглавым орлом развевался над крепостью, грохотали пушки, в открытой галерее Летнего сада, у подножия статуи Венеры, оркестр играл легкие мелодии, залпы салюта освещали небо. На вопросы членов дипломатического корпуса о соблюдении траура канцлер Головкин отвечал отрицательно, ссылаясь на то, что «царевич умер виновным». Во время этого пира, если Екатерина и казалась задумчивой, то царь, по свидетельству Плейра, был полон жизни. Один из секретарей Меншикова подтверждал: «После обеда все вышли в сад Его Величества и хорошо там повеселились».

В это время в крепости обмывали тело, обряжали его и клали в гроб. Наутро 28 июня его перевезли в церковь Святой Троицы. Народ, оцепенев, молча проходил перед покойным. В воскресенье, 25 июня, на Петров день, в именины царя, начались новые празднества: торжественные службы, фейерверки, перезвон колоколов, обед под музыку, и вечером состоялся спуск на воду фрегата перед Адмиралтейством. На борту корабля затем, по старой традиции, был организован пир, взрывы хохота, тосты, приветственные речи. Редактор гарнизонного журнала записал, что было много развлечений.

В понедельник, 30 июня, состоялись пышные похороны царевича в присутствии царя, царицы, министров, сенаторов и всех высокопоставленных гражданских и военных чинов. Многочисленная толпа, которая вся не вместилась в маленькую церковь, окружила ее. Гроб, украшенный черным бархатом, стоял на высоком катафалке, под балдахином из белой парчи, окруженный почетным караулом с обнаженными шпагами. Не эти ли солдаты окружали Алексея, когда он стоял перед судьями? Духовенство чинно совершало богослужение. Среди преданных царю празднично облаченных служителей церкви большая часть еще не пришла в себя после пира, который состоялся накануне. Под конец панихиды царь взобрался на ступени катафалка, склонился над гробом и поцеловал хладные уста сына. Свидетели утверждают, что у него на мгновение что-то человеческое промелькнуло в лице, а глаза наполнились слезами. Однако он не жалел о содеянном. На этот раз был уверен, что искоренил зло. Он хотел засвидетельствовать свою признательность тем, кто помог ему справиться с этой необходимой и неблагодарной задачей: обманщик Толстой стал графом, Румянцеву было присвоено звание майора и подарено две тысячи крепостных; Евфросинье за ее предательство были отданы некоторые вещи, принадлежащие раньше царевичу. Выпущенная из крепости, она получила милость Их Величеств и вышла замуж за офицера из Санкт-Петербургского гарнизона, с которым прожила еще тридцать лет в достатке и покое. В конце 1818 года Петр, достаточно убежденный в том, что принял единственно верное решение в этой ситуации, велел выбить особую медаль, на одной стороне которой было его изображение в профиль с надписью: «Император Петр I», а на другой – корона, лежащая на высокой горе, которая вершиной выходит из облаков, ее освещает солнце, а вокруг надпись: «Величество твое везде ясно. 1718 г. 20 декабря».