Тринадцатая рота (книга первая) - Николай Бораненков

— Господин судья! Господин военный прокурор! Рядовой пятой пехотной роты сто пятого пехотного полка Фриц Карке, имеющий два ранения в зад и одно в перед, прибыл, чтоб предстать перед судом за свои тяжкие злодеяния! Готов понести любую кару, установленную военным временем!

— Судебный процесс по делу рядового Фрица Карке объявляю открытым, распахнув пухлую папку, объявил майор и, не взглянув на обвиняемого, начал читать: "Рядовой пятой пехотной роты сто пятого пехотного полка Фриц Карке, тридцати трех лет, уроженец Берлина, Фридрихсштрассе, двадцать четыре, квартира восемь, женат, образование семь классов, не член национал-социалистской партии, обвиняется в совершении вымогательства и спекуляции по статьям сто тридцать девятой, двести пятнадцатой и семьсот десятой пунктов пятого и сорок шестого.

Судья сделал передых, глянул через голову обвиняемого на укутанных в разноцветные платки, одеяла и шали солдат, опять уткнулся в бумаги.

— Суть дела: рядовой Карке, находясь в окопах под Москвой, используя в корыстных целях затруднения войск с теплыми вещами, а также учитывая то обстоятельство, что солдаты нередко засыпают в окопах и, вовремя не разбуженные, замерзают, наладил добычу блох и продажу их в полках передней линии.

По данным следственных органов и собственному признанию обвиняемого, общий итог спекулятивных сделок и вымогательств на блохах за месяц преступной деятельности составил: деньгами — десять тысяч марок; вещами: чернобурок восемь штук, лисьих воротников — одиннадцать, теплых одеял — пятнадцать, валяной обуви — три пары, шерстяных платков — четырнадцать, дамских рейтуз, трико и бюстгальтеров — двадцать пять экземпляров. Продовольствия: шпиг — пять килограммов, сосисок — три килограмма, эрзац-сыра — два килограмма, эрзац-колбасы — два килограмма, мороженой конины — задняя часть и нога. Спиртных напитков: шнапса — десять литров, французского рома — пятнадцать бутылок, спирта чистого — канистра. Общая сумма блошиного бизнеса составила двадцать пять тысяч марок.

Судья захлопнул папку.

— В преступных махинациях, определенных упомянутыми статьями, принимал участие командир пехотного отделения фельдфебель Квачке. Однако, господа, учитывая, что последний накануне ареста отличился в бою, военный трибунал решил от судебного разбирательства обвиняемого освободить.

Произнеся это, судья наконец-то счел нужным посмотреть на обвиняемого и, найдя его на положенном месте и в приличествующей позе, обратился теперь к нему:

— Подсудимый Карке, понятны ли вам статьи обвинения, предъявленные вам?

— Так точно, господин судья! Я с ними ознакомился еще в тот день, когда господин прокурор изволили мне дать по морде за. то, что я скрыл от следствия две блохи, которые я выменял у ефрейтора Фриче на губную гармошку.

— Где и сколько раз вы получали по морде — это к делу не относится. Отвечайте по существу.

— Я уже ответил, господин майор, что я согласен по всем статьям, за исключением той, где говорится, что я занимался вымогательством. Смею заверить вас, господин майор, что это неверно. Я ни у кого ничего не вымогал. Многие приходили ко мне сами и спрашивали: нет ли у меня штучек пять — семь блох, чтоб ночью не замерзнуть. Вот я и давал им, как собратьям по оружию, от души. А что они благодарили меня за это, так какое ж это вымогательство? Это просто человеческая благодарность.

Карке перевалился с ноги на ногу, колупнул в носу.

— И еще одно, господин судья. В моем деле фигурирует задняя часть кобылы. Будто ее я тоже выменял на блох, Ничего подобного. Эту кобылятину я приволок в блиндаж по приказу командира роты. Будь он не скошен осколком шрапнели, он сейчас бы подтвердил, что, когда роте нечего было жрать, он меня лично посылал с ножовкой к мерзлой кобыле, валявшейся на нейтральной полосе. Я, господин судья, блестяще решил эту мясную операцию. Под ураганным огнем противника отпилил заднюю часть и две ноги на холодец обер-лейтенанту. Меня надлежало к награде. А мне вот всучили статью. За что же?

— Военный трибунал учтет все смягчающие обстоятельства, — ответил судья. Другие вопросы, просьбы есть?

— Никак нет, господин судья.

— Подсудимый, ответьте. Признаете ли вы себя виновным в предъявленном вам обвинении?

— Как не признать, когда все было, как и написано.

Судья заглянул в папку:

— На предварительном следствии, подсудимый, вы показали, что не знаете, сколько блох продали. Может, теперь назовете суду точное количество?

— О да, господин судья. Я подсчитал. В каждом полку я облошил примерно по сто солдат. Каждому солдату пущено под мундир по пять-шесть блох. Отсюда и общая цифра.

— А тылы, подсудимый? Почему вы укрываете тылы? — задал вопрос сидящий на краю стола прокурор, в котором Карке теперь узнал знакомого следователя (видно, он получил повышение). — Нам известно, что вы там тоже спекулировали блохами.

— Не смею отрицать. Кое-кому подпускал блох и в тылах. Но там дело шло туго. Тыловики ведь меньше коченеют.

— Как у вас возникла идея спекуляции блохами? — задал вопрос сидевший по правую руку судьи заседатель Норен.

— Блошиная идея, господа, возникла у меня на почве высокого патриотического духа! — выпалил Карке.

— Не юлите, обвиняемый! — стукнул кулаком по столу прокурор. — Не прикрывайтесь лживыми фразами о патриотизме. Отвечайте правдиво и точно.

— Не смею кривить душой, — вытянулся Карке. — Излагаю всю правду. Во время первого русского мороза, господа судьи, в блиндаже на правом фланге нашей роты задубело шесть превосходных солдат и один превосходный ефрейтор. На левом фланге проклятый мороз тоже натворил бед. Там замерзло тоже шесть превосходных солдат, но седьмой — ефрейтор, мой дружок, остался в живых. Я, конечно, на правах друга поинтересовался, как он спасся, и дружок мне по секрету сказал: "Наше спасение, приятель, в дружбе с паразитами, то есть блохами. Если хочешь сберечь все конечности и себя, запускай под мундир блох. С ними не уснешь, а значит, и не задубеешь". Вот тогда-то, господа судьи, я и понял, что эти мелкие паразиты могут доблестно служить Великой Германии и фюреру.

Судья махнул черной перчаткой:

— Обвиняемый, сядьте. Суд приступает к допросу свидетелей, но так как все свидетели в битве за Москву погибли и явиться в трибунал по вышеупомянутой уважительной причине не могут, суд приступает к слушанию сторон обвинения. Прошу вас, господин прокурор.

Прокурор поднялся на трибуну, оседлал нос черными роговыми очками, поводил, как гусь, сидящий в клетке, своей длинной шеей, заговорил:

— Господин судья! Господа, сидящие в этом зале! Прежде чем начать свою обвинительную речь, я просил бы всех вас внимательно посмотреть на грудь преступника, сидящего на скамье подсудимых. На ней две награды фюрера, а точнее — два Железных креста. За какие заслуги они получены рядовым Карке? Возможно, он первым кидался в атаку, первым шел на Москву? Ничего подобного. Он выменял Железные кресты на все тех же блох. В связи с этим я заявляю решительный протест и требую немедленно снять с мундира спекулянта паразитами высокие награды фюрера!

Судья в душе был полностью согласен с прокурором, но, соблюдая судебные ритуалы, порядок применения санкций к подсудимому, вежливо отклонил требование прокурора.

— Ваш протест, господин прокурор, — сказал он, учтиво поклонившись, — суд принимает к сведению, но удовлетворить ваше требование, к сожалению, не может. Подсудимый будет лишен Железных крестов лишь по приговору суда, когда будет установлено, что они получены шельмовским путем, то есть в обмен на паразитов.

— Я не удовлетворен вашим ответом и настаиваю, — нажимал прокурор.

Судья снова отклонил протест, и прокурору ничего другого не оставалось, как начать обвинительную речь.

— Господа! — сказал он. — Во всех войнах, во всех сражающихся армиях существовало правило, по которому солдату должно наступать или обороняться, обороняться или наступать, двигаться вперед или назад. Известно также, что разгром противника достигается лишь общими усилиями воюющих. Вспомним для примера боевую колесницу. Как ее тянули? Ее тянули все. Она двигалась…

Далее прокурор заговорил о том, как она и куда двигалась; зацепившись за колесницу, он пустился в пространный исторический экскурс, но подсудимый уже его не слушал. Увидев, что конвоиры, попавшие с мороза в тепло, сладко дремлют, а судья, измученный ежедневными процессами, и вовсе спит, уронив голову на бумаги, Карке решил, что настал удобный момент сбыть последнюю партию блох, не изъятых у него при обыске и хранившихся в новом солдатском медальоне с адресом на случай смерти.

Вытащив тихонько из кармана мундира медальон, он обернулся к сидящим позади двум солдатам и показал им его.