Последний воин - Олег Верещагин

…Небольшую комнатку за мощной дверью правильней всего было бы назвать кабинетом. Тут были счёты (Гарав вспомнил, что видел такие у гильдейских мастеров в Зимре.), чернильница, бумаги… Уризан вежливо пододвинул гостю тяжёлый стул.

— Для разговора как — вина или пива, оруженосец? — спросил он.

Гарав, садясь, перекинул между колен меч привычным движением, покачал головой и выложил на стол кошелёк.

— Тут сотня кастаров, — сказал он. Уризан посмотрел на кошелёк недоумённо. — У меня есть дом. Большой участок земли. Лес. Пруд с рыбой. И служба, которая приносит доход и славу, смотря что ты ставишь во главу угла… — Гарав перевёл это на адунайк дословно, но Уризан понял. — Если я погибну, всё это должно пойти моей родне, но у меня тут никого нет. Правда, всё это — в Кардолане на юге. Но, думаю, это не имеет особого значения… Так вот… — Гарав собрался с мыслями. — У тебя есть красивая дочь. Она постарше меня, но ненамного. А воину нужна хозяйка в дом. Я не люблю её, но она мне по душе, и я клянусь своим мечом, что не обижу её ни словом, ни делом, ни изменой. Мне не нужны придворные дамы, потому что и сам я человек не придворный, убедился уже. Если скажешь «да» ты — это хорошо. Если скажет «да» она — вот золото. Дар жениха родителям невесты. Я знаю, почтенный Уризан, что, скорей всего, нарушил все ваши обычаи сватовства. Но мне они и неизвестны толком, а обычаев моей родины я не помню. Мою память украл плен у орков.

— Подожди, оруженосец. — Уризан выставил перед собой ладони. — Постой, ты много сказал, и я… — Он потряс головой без наигрыша. — Ты хочешь взять мою дочь в жёны?!

— Да, почтенный Уризан, — склонил голову Гарав. — Я хочу взять в жёны твою дочь Тазар и увезти её на свою землю в Кардолан. И жду твоего решения и слова твоей дочери. Если эти слова будут «да» — на обратном пути я заберу её. Конечно — ещё раз «если» — буду жив.

Уризан покачал головой. Посмотрел в стол. Снова покачал — даже скорей потряс — ею. Вздохнул. И сказал:

— Не любишь её?

— Не люблю, — признался Гарав. — Та, которую я люблю, недостижима.

— Уж не княжна ли? — без насмешки спросил Уризан.

— Эльфийка, — не стал скрывать Гарав, и глаза Уризана сделались почти испуганными.

— Воооон что… Знаешь, как у нас говорят? С эльфом худому человеку встретиться — смерть, а и доброму — радости мало…

— Может, и так, — не стал спорить Гарав. — Мы говорили о твоей дочери.

Уризан помолчал. Гарав видел, что сейчас он считает — и не обижался, и не презирал хозяина «Гнеада кукушки» за это. Ясно было, что мысль о дочери — жене будущего рыцаря и хозяйке своего собственного холла — Уризану нравилась. Гарав почти точно знал ответ… но даже как-то обрадовался, когда услышал:

— Не обессудь, оруженосец… если она сама «нет» скажет — ни с чем уйдёшь. Детьми я торговать не буду, не принято это у нас, и от соседей будет позор, если скажут, что поменял дочку на кастары… Звать?

— Зови, — сказал Гарав и встал в рост, одёргивая одежду и перевязи с поясом…

…Тазар вспыхнула, как только вошла. И на Гарава после первого быстрого взгляда больше не смотрела. Глядела в пол, и лишь когда отец сказал про «стать женой» — на миг вскинула глаза. Перед нею стоял вовсе не тот недавний весёлый мальчишка, ради неумелых жарких ласк, сбивчивых слов и горячих сухих губ которого она растратила свою девственность — легко, как разбросала под ноги яблоневый цвет. Этот был вроде как выше — даже просто ростом, а уж чем-то ещё — точно. Кожаный поддоспешник сидел как влитой. Отвердело гладкое мальчишеское лицо, покрылось нездешним южным загаром. Еле-еле, но всё-таки различимо поблёскивали в длинных, аккуратно, но неумело, явно рукой мальчишки, расчёсанных светлых волосах седые ниточки. Жёстко и упорно смотрели серые с вкраплённым золотистым янтарём глаза. Крепкие небольшие руки (на одной на пальце — дорогой мужской перстень, небрежно поджатый под размер — чей-то дар, а такое мужчины дарят мужчинам только за мужские заслуги) держались за широкий воинский ремень, локти — в стороны, как бы расширяли собственное пространство вокруг оруженосца.

Воин. Хозяин. Рядом с таким, за таким — не страшно. И такого любить — мечта, честь, награда…

И Тазар слабо шепнула:

— Да… согласна…

«Ну вот и всё», — почти с ликованием подумал Гарав. С таким ликованием встречает землю человек, падающий с вершины скалы — вот, конец, больше не будет ужаса падения, только вытерпеть удар. И деловито сказал:

— Тогда я оставляю деньги.

— Деньги пойдут вам, — усмехнулся Уризан. — У нас не платят семье невесты, у нас наоборот — семья даёт приданое… Ты, видно, и впрямь йотеод — это их обычай платить за невесту muns.

— Почтенный Уризан… — неуверенно продолжил Гарав. — Я бы хотел скорее закончить формальности и отправить Тазар… мою невесту… если это, конечно, не противоречит вашим обычаям, на юг…

— А вот это нельзя, — серьёзно сказал Уризан. — Ты вернёшься, и мы не спеша всё сделаем, позовём всех соседей и исполним все обряды. Да и жена моя в отъезде. А её присутствие — дело святое.

— Тогда пусть деньги всё равно будут у вас, — решительно подытожил Гарав. — И если я не вернусь — пусть хоть они останутся вам.

— Хорошо. — Уризан убрал кошель. — Но я от души надеюсь вернуть их тебе, оруженосец, — вместе с рукой моей дочери…

…Тазар поймала его у выхода из «Гнезда». Прижалась, уткнулась лицом в кованое жёсткое плечо. И зашептала, глотая слёзы:

— Я знаю… ты не любишь… ты другую… эльфийскую принцессу… но я не в обиде… я только о тебе и думала… я буду тебе самой лучшей женой… ты не люби… ты только будь… даже не рядом… вообще — будь… всё для тебя сделаю… буду не женой… служанкой буду… рабыней, как южанки…

Гарав мягко отстранил её:

— Ты будешь моей женой, а не рабыней, Тазар дочь Уризана, — тихо сказал он и тронул губами висок девчонки, где билась жилка. — И матерью моих детей, и хозяйкой моего дома… и наследницей всего, что я получу в жизни. Если я вернусь — так оно и будет. Если не вернусь — вспоминай меня добром… А пока мне пора идти. Прости. Прости…

…На улице всё-таки пошёл дождь. Время ещё было, и Гарав зашёл в первую попавшуюся лавку — купить белой краски.

Он решил заказать нарисовать на своём щите волчонка. Так захотелось, а запрета тут не было.

Одинокого. Воющего на опрокинутый серп луны.

Гонец прискакал в лагерь вечером, когда второй сенешаль собрал совет.

Известия, привезённые им, были недобрыми. Орки, перевалив большим числом холмы Северного Нагорья, вторглись из Рудаура и разорили две деревни. Услышав об этом, находившиеся в шатре командиры начали переговариваться — никто не понимал, как это расценивать; орки могли быть просто бандой… и пришли не из Ангмара… Но Готорн не раздумывал долго.