Поспорить с судьбой - Оксана Панкеева

— А чем тебе плох театр? — удивился Кантор. — Попробуй.

— Не знаю, — вздохнула Ольга. — Это ведь совсем другое…

— А ты все равно попробуй. А то ведь доведешь себя, как вот один мой знакомый… — он замолк, озаренный внезапной идеей, и задумался, пытаясь ее оформить.

— Ну, так что твой знакомый? — напомнила Ольга.

— Да был у меня один знакомый бард… Не хочу о нем рассказывать, грустная история. Знаешь что, давай я тебе лучше кое-что посоветую, только очень прошу, никому не говори, что это посоветовал я.

— Так ведь все и так догадаются, — засмеялась Ольга. — Твои советы поразительно узнаваемы.

— Не догадаются, — пообещал Кантор. — На этот раз никому ничего показывать не надо. Если ты все-таки решишься попробовать себя в театре… Ты помнишь того пьяницу, у которого ты купила портрет? Он постоянно околачивается на рынке, ты должна его знать.

— Ну, примерно помню… — наморщила лоб Ольга. — Пожилой такой мистралиец…

— На самом деле ему не больше сорока, — поправил Кантор. — Так вот, если ты все-таки решишься, попробуй вот что сделать. Найди этого мистралийца, приведи его каким-нибудь образом в чувство, а то он постоянно то пьян, то с похмелья, и попросись к нему в ученики. Расскажи ему о портрете, о своем проклятии, и скажи, что твой мертвый супруг тебе снился и посоветовал к нему обратиться. На него это должно произвести впечатление, может, даже пить бросит. Он, конечно, станет тебя расспрашивать, что он еще говорил, как и зачем, и все такое. Обязательно станет, они когда-то были друзьями, а потом… потом не очень хорошо расстались, и этот портрет, кстати, Эль Драко подарил ему на память. И поскольку Карлос… этого типа зовут Карлос… поскольку он был перед своим другом здорово виноват, и очень из-за этого переживал, расспрашивать он обязательно станет. На это скажи ему так. Его покойный друг его давно простил и просил передать, чтобы он прекращал маяться дурью, посмотрел на себя в зеркало, ужаснулся, и взялся за ум. Может, это на него подействует. Врать, конечно, нехорошо, но это для его же блага. И если он все-таки придет в себя и возьмется тебя учить, считай, что тебе повезло. Этот, как ты говоришь, бомж, лучший театральный режиссер, какого я только знал.

— А ты его знал? — уточнила Ольга.

— Да его весь континент знал. А я знал даже лично, поскольку моя любовь к искусству тебе известна. Только не говори ему обо мне, и постарайся, чтобы мы с ним не сталкивались. А то еще узнает, и, не приведи небо, поймет, что мы его обманули. Запьет хуже прежнего.

— Ну, хорошо… — озадаченно кивнула Ольга. — Если надумаю, так и сделаю. Спасибо… хотя, действительно, странный совет.

— Ну, если он тебе кажется таким странным, — засмеялся Кантор. — Можешь показать два пальца мне. И совет станет типичным и понятным.

— Не хочу, — засмеялась в ответ Ольга, и вместо предложенных двух пальцев Кантор получил поцелуй. Что было гораздо приятнее.

— Как поживает Жак? — спросил он затем. — Все так же пытается тебя сватать? Или теперь он таскается за Кирой и сватает ее?

— Нет, — улыбнулась Ольга. — Король ему это запретил, и теперь он только жалуется.

— На что? На то, что король ему запретил?

— Ну да. Говорит, что сам король, как всегда, ходит сопли жует, а время идет. Зеленая луна кончается, а он еще до сих пор не объяснился с Кирой, не говоря уже о конкретных предложениях и сроках свадьбы. А Жаку вмешиваться запретил. И Элмару тоже. Жак уж так меня уговаривал наехать на Киру, поскольку мне король этого не запрещал, но я… не могу я так. На дипломатические тонкости у меня ума не хватает, а танком наезжать… мало того, что дурой себя выставить, так еще Кира может обидеться. Жак огорчился и, по-моему, переключился на Эльвиру.

— А сама-то Кира что?

— А по ней не поймешь. Молчит и непонятно чего ждет. Не поощряет, но и не отталкивает. Даже король в полной растерянности. Потому и не решается ни на что конкретное, боится, что она его отошьет. Про кого тебе еще рассказать?

— А про всех, — улыбнулся Кантор. — Я давно уже никого не видел. Что-то не заходят они к тебе, когда я здесь. Да и я у тебя давненько не был. Элмар по прежнему борется за трезвость?

— Ну что ты, разве бы он выдержал? Он попробовал, убедился, что это не трудно, просто ужасно неудобно, и на этом оставил свою борьбу за трезвость. Правда, с тех пор, как мы праздновали его возвращение из похода, он еще ни разу не набрался до такой степени, чтобы потом было что вспомнить. Тереза… у нее никогда ничего не происходит. Кира на прошлой неделе имела выволочку от начальства за дуэль. Ну, так положено. Считается, что это нехорошо, и за это надо наказывать. На самом деле все дерутся чуть ли не на каждом углу и наказывают всех для виду, в устном порядке. А сказать, за что подрались, обхохочешься. За анекдот.

— Про короля? — уточнил Кантор.

— А как ты догадался?

— Не думаю, что про саму Киру кто-то додумается сочинять анекдоты. Она совершенно не смешная. А какой анекдот? Расскажи.

— Не хочу. Он похабный и обидный. Мне не нравится.

— А есть такие, что тебе нравятся?

— Есть. Вот Жак, к примеру, сочиняет очень милые и совершенно безобидные анекдоты. Иногда.

— Король знает? — весело поинтересовался Кантор.

— Еще бы он не знал! Жак ему первому рассказывает.

— А что новенького у придворных дам? Больше не шутят так, как наутро после бала?

— Дамы сидят и выжидают. Как только все поняли, к чему дело, моментально притихли и ждут. Особенно после той дуэли. Кира, в отличие от его величества, некоторых шуток не понимает, и если вдруг она все-таки станет королевой, то некоторые шуточки, о которых сам король давно забыл, может и припомнить. А она девушка крутая и не страдает излишней снисходительностью. Армейская закалка, сам понимаешь. Кстати, ты вот говоришь, что про нее анекдотов не сочиняют, а между прочим, уже несколько есть. Про королеву Киру и придворных дам. Несколько преждевременные и довольно дурацкие, но все же есть. Мафей какой-то странный последнее время… не знаешь, что с ним?

— Не знаю. А странный — это как? Я имею в виду, он вообще не совсем обычный ребенок, как ты определяешь, что он странный именно последнее время? По мне, так он всегда странный.

— Он как будто чем-то расстроен.

— Может, ему опять снилось что-то?

— Не знаю, он ничего такого не говорил.

— А почему он должен тебе говорить? Если бы это тебя касалось, так сказал бы. А если это их внутрисемейное дело, так и молчит. А может, просто по наставнику скучает.

Из комнаты донеслись голоса и шаги.

— А вот и его величество, — сказала Ольга, снимая кофейник с плиты. — Как раз на кофе, тютелька в тютельку.