Начало - Андрей Васильевич Лео

С Потапом Владимировичем мы надумали пока по более-менее отработанной технологии заложить в производство сразу пять паровых машин, схожих с той, что две недели назад сдали. Одну у нас винный завод заказал, другую я в усадьбе хочу поставить (много где она там надобна), а с остальными к весне разберёмся; кузнец говорит, спрос есть. Главное, при заказе материалов на пять паровиков одновременно мы платим столько же, сколько пришлось бы платить за четыре по отдельности.

Кроме самого производства постепенно будем улучшать станочный парк (хотя какой тут парк – так, детская площадка). Для этого параллельно с паровиками наметили сделать три однотипных токарных станка, примерно таких, какими я их помню. Они придут на смену находящимся сейчас в мастерской. А дальше посмотрим, что в первую очередь понадобится, то и начнём клепать.

Эх, планы, планы, планы, а с наличными-то у нас на данный момент полный швах! В усадьбу, если сложить все траты, в переводе на ассигнации почти три тысячи рублей вбухано. И это уже на пятихатку больше изначально запланированного, а она, словно пылесос, продолжает по мелочам средства высасывать.

За освящение дома церковью деньжат преподнеси и не греши да за иконы отсчитай и молись. За привезённые Никифором дрова кучку тугриков отсыпь и не горюй да водовозу за свежую енисейскую водичку отдай и не плачь. Прачкам каждую неделю вынь да положь. И уличным дворникам не забывай на бедность отстёгивать да молочнице ежедневно выкладывать. Феря совсем совесть потеряла, девять месяцев уже не доится. Возомнила себя боевой козой, понимаешь ли.

А сколько продуктов на целую ораву постоянно покупать приходится – ужас! Это в лесу хорошо жилось: вышел из дома, завалил пару-тройку оленей и наедайся от пуза, бед не зная. А в городе… Хм, хотя… справедливости ради надо признать, тут на этот счёт тоже неплохо дело обстоит: вышел на пробежку, завалил трёх козлов и тысячу четыреста рубликов в карман положил. Э-э, нет! Тысячу четыреста двадцать восемь. М-да.

Но как ни крути, наличных всё равно не хватает. Вскоре ещё и зарплату персоналу выплачивать, и Софа всё сильнее наседает с покупкой музыкального центра, тьфу, фортепиано: гитара, видите ли, приличным девушкам не подходит. Это она намекает на частые упражнения Машки с моей семистрункой. Как же, как же, благородным требуется более массивный и тяжёлый струнный инструмент, арфа например.

Что ж, необходимо быстрее золотые побрякушки до ума доводить. Через пару дней, думаю, первая партия уйдёт на сбыт к Валерию Яковлевичу. Тогда, надеюсь, к концу января денежный напряг спадёт, и я полностью переключусь на работу в мастерской. У меня, правда, пока только одно, самое простое клеймо вырезано, но после праздничков займусь остальными.

До Рождества успел железную дверь в подвале поставить и здоровый сейф. Хранить золото в тяжёлом сундуке с двойным дном – мысль, безусловно, хорошая, но для душевного спокойствия лучше иметь несгораемую металлическую коробочку, намертво встроенную в каменную стену подвала. Замки я сам вытачивал, в данное время такие вряд ли кто откроет, так что в сохранности наших финансов отныне могу быть уверен.

Приходу праздников радовался чуть ли не больше всех, очень достала жизнь без мяса. На хуторе, честно говоря, никто особо не постился: нам с Машкой отъедаться нужно было, слишком тощими мы смотрелись. А в городе приходится соблюдать все общественные нормы приличия, мы ж на виду у прислуги. Софа зачитала мне пару нотаций о недопустимости пренебрежения мнением общества и внимательно теперь за мной присматривает.

Не-е, питание у нас, конечно, разнообразное: постные щи, каши с конопляным маслом, редька тёртая с тем же маслом, капуста квашеная, пироги с рыбой и грибами, картофельные шаньги. Рыба жареная и солёная: селёдка, омуль, селенга. Чай с мёдом и ореховой избоиной (здесь так растёртые в порошок орехи называют). В Сибири ведь сейчас чай с молоком пить любят, вот избоина в пост молоко и заменяет, чай в белый цвет подкрашивает. Но всё же хочется мяса, свежеприготовленного, с перчиком, прожаренного до аппетитной хрустящей корочки. М-м-м…

И наконец наступил канун Рождества Христова! Двадцать третьего и двадцать четвёртого декабря[80] наша повариха летала по кухне, как электровеник. Наготовила кучу разных блюд, одно другого краше. Мы с сестрёнкой тоже решили к этому действу ручки приложить: я сварганил какую-то хренотень, напоминающую салат оливье, – ну надо же кому-то начинать хорошую новогоднюю традицию! – а малая лепила пряники в виде всяких животинок. Слона вон изобразила… Или это крокодил пасть разевает? Впрочем, неважно, чем бы дитё ни тешилось, лишь бы меня не мучило.

Кроме этого в доме шла глобальная уборка и чистка. Служанка даже пол скоблила, хотя чего там скоблить, он же новый. Перед сочельником истопили баньку: тут говорят, следует вымыться до звезды. Бани в Красноярске в большинстве усадеб свои собственные имеются, но существуют и три частные, платные – для «обсчества». Однако туда в основном только проезжие захаживают; по слухам, грязища там – не приведи господи.

У портновского семейства баня маленькая; когда жили у них, парились в два захода: сначала шли Софа с Машкой и Мария Львовна, а за ними мы с Валерием Яковлевичем. А в нашей усадьбе теперь баня о-го-го какая отгрохана, народа много вмещает, так что соседи отныне предпочитают париться у нас. Работники, кстати, тоже. Правда, трое из шести недокосметологов пока отмываются дома, но и на работе им пользоваться душевой никто не запрещает.

Вечером в Рождественский сочельник посидели с работниками за общим столом, кутью с мёдом поели. А утром Софья Марковна подняла всех ни свет ни заря и повела в церковь на заутреню. Рождество наступило! Спросонок мне было как-то не до Бога, но я, хлопая глазами, стойким оловянным солдатиком вынес все «тяготы и лишения».

Возвращаясь в усадьбу, увидели ораву бегущих нам навстречу мальчишек с мешками, возрастом лет от восьми до двенадцати. Софа обозвала их христославами и пригласила в дом.

Войдя, ребята выстроились у входа, и самый старший спросил:

– Можно Христа славить?

У меня чуть не вырвалось простонародное: «Чё?» А наша старшая махнула рукой и с улыбкой ответила:

– Славьте, славьте, мы послушаем.

Я стоял и смотрел на всё это с недоумением, и тут ребята слегка невпопад затянули: «Христос рождается, сла-авьте…». А-а-а, теперь становится понятно чудное название – христославы. Интересно, а почему в деревне в прошлом году я их не видел? Там вроде бы, колядуя, все просто песни пели, а не Христа славили. Неужели за чередою дел и круговертью праздников я пропустил такое забавное шоу?

Закончив одну песню, пацаны без перерыва запели другую: «Рождество твое, Христе Боже наш…». А потом я выпал в