Тяжесть венца - Симона Вилар

– Почему король не вотировал вам новые суммы для ведения войны? – равнодушно спросила она, глядя вперед и слегка покачиваясь в седле в такт шагу коня.

– Потому что он глупец. Сейчас, когда в Шотландии столь глубок раскол между знатью и королем, мы могли бы одержать великолепную победу, вплоть до полного покорения соседнего королевства. Увы, моего августейшего брата сейчас куда более волнуют события на континенте. Теперь уже не о Шотландии он помышляет, а о том, чтобы достойно наказать старого лиса Валуа. Ох, и сыграл же шутку французский монарх с беднягой Эдуардом! Представьте, дорогая, Эдуарду и Элизабет уже виделась их дочь на троне Франции, все даже звали ее «мадам дофина». И вдруг становится известно, что Людовик самовольно разорвал эту помолвку и обвенчал своего сына Карла с дочерью Габсбурга и Марии Бургундской, принцессой фландрской Маргаритой. Людовика, разумеется, легко понять. Брак дофина с наследницей северо-бургундских владений ему выгоден, однако видели бы вы, что творилось с Эдуардом. Диво, как его удар не хватил. Его любимица, юная принцесса Элизабет, неожиданно оказалась опозоренной на всю Европу. Вот уж хохотали при иноземных дворах над могущественным английским монархом, чьей дочери дали столь неожиданный пинок под зад!

Он внезапно замолчал, заметив, что обращается к пустоте. Оглянулся и увидел, что его супруга, остановив коня, разглядывает его во все глаза. Ветер развевал белую гриву Миража, колыхал темную длинную вуаль на головном уборе, но сама Анна оставалась неподвижна.

– Что с вами, Анна?

Но она внезапно расхохоталась. Громко, откровенно, слегка откидываясь в седле.

Ричард застыл в недоумении. Его жена редко смеялась в его присутствии, хотя порой он слышал, как она хохочет, играя с детьми, или веселится, глядя на ужимки мимов. Тогда в ее смехе была легкость, мальчишеская хрипотца и звонкость одновременно. Сейчас же он слышал только злорадное торжество и вызов. Это был скверный смех.

– Какого дьявола, Анна!..

Анна мгновенно умолкла. Лицо ее стало суровым, жестким, в уголках губ появилось брезгливое выражение. Теперь она смотрела прямо в глаза мужа.

– Воистину, неисповедимы пути Господни. – В ее голосе не было мягкости. – Одно мне ясно – что бы ни стремились сделать люди, месть принадлежит только Господу.

Сам не зная почему, Ричард Глостер ощутил волнение. А Анна продолжила свою мысль с каким-то усталым спокойствием:

– Вспомни, Ричард, разве много лет назад твой брат Эдуард не опозорил на весь христианский мир своего благодетеля Уорвика и его дочь, отказавшись от союза с ними? Мой отец мстил ему, и эта месть разрешилась его гибелью. Но он погиб в честном бою, и только это оправдывало в моих глазах Эдуарда Йорка. Однако порой меня все же тяготила мысль, что королю слишком уж многое безнаказанно сходит с рук. Но это не так. Когда в Ноттингеме я увидела, во что превратился этот пожиратель сердец, у меня впервые мелькнула мысль о небесном возмездии. Ни один опозоренный муж, ни одна брошенная и оскорбленная женщина не сумели бы ему так отомстить! Мне даже стало жаль его. Это, Божья кара… Какой жуткой смертью погиб предавший моего отца Кларенс! И разве не были разбиты шотландцы? А теперь – Эдуард. Разве судьба не поступила с ним так же, даже еще более жестоко, чем он поступил с моим отцом? Король Англии, но разве он не познал унижение более глубокое, чем Уорвик? Нет, не мы, смертные, а именно рука Всевышнего карает за прошлые грехи.

Ветер вдруг стих, и из-за холмов долетел неожиданно звучный одинокий удар колокола. В наступившей тишине он прозвучал торжественно и грозно.

Анна оглянулась.

– Это в Редлирской церкви.

Она хотела еще что-то добавить, но умолкла в растерянности – Что с вами, Ричард?

Его лицо исказилось и стало пепельно-серым, подбородок отвис и дрожал, обнажая оскаленные клыки. Герцогу как будто не хватало воздуха, и, лишь когда налетел новый порыв ветра, он глубоко и протяжно вдохнул его.

– Никогда больше не смей говорить этого! Слышишь – никогда!

Ричард резко пришпорил коня и унесся прочь.

7.

Кэтрин рыдала за закрытой дверью. Анна уже больше часа умоляла ее выйти, но девочка все захлебывалась слезами и не желала никого видеть. Уильям Херберт смущенно приблизился к Анне.

– Может быть, я с ней поговорю?

При звуках его голоса рыдания за дверью только усилились. Анна не знала, что и сказать. О том, как сильна привязанность ее двенадцатилетней дочери к Уильяму, она и не подозревала.

Сегодня она наконец-то заговорила с Ричардом о свадьбе юноши с Мэри Вудвиль, и герцог неожиданно не стал ей препятствовать, добавив, что в ближайшие дни пошлет гонца в Лондон. Однако при разговоре присутствовал маленький. Эдуард, который тут же сполз со своего стула и убежал разыскивать старшую сестру.

Вскоре он явился к матери с вопросом:

– Кэтти плачет потому, что Уил женится на другой? Но разве может он взять в жены девочку, даже если она такая красивая, как Кэтти?

Анна, почувствовав неладное, кинулась к спальне дочери, но нашла ее дверь уже запертой. Под дверью топтался Уильям Херберт, уговаривая девочку отпереть.

Маленький вестовщик тоже был тут, но ему вскоре надоело слушать однообразное всхлипывание сестры, и он встал у открытого окна, выглядывая во двор.

– Матушка, чьи это цвета на всаднике?

Любимой игрой маленького принца было угадывать по цветам на ливрее, к какому дому принадлежат их обладатели.

– Эдуард, прошу тебя отойти от окна.

Увидев, что он не слушает ее, Анна взяла сына на руки. Малыш указывал куда-то вниз. Анна бросила беглый взгляд туда же.

– Это гонец к отцу. Ах, Боже мой, да не знаю я этих цветов, угомонись, Эд. Уильям, от вас сейчас здесь все равно никакого проку, уведите принца к Фиби.

Сейчас ее волновала лишь Кэтрин. Но когда через полчаса с миддлхемских башен тяжело слетел первый удар погребальных колоколов, она невольно вздрогнула.

Даже Кэтрин соизволила выйти из добровольного заточения.

– Кто это умер? – спросила она и, не дожидаясь ответа, стремглав, перепрыгивая через несколько ступеней, сбежала вниз по лестнице.

Она мечтала стать Изольдой для Уильяма Херберта и старалась вести себя, как и подобает даме, но порой ее живой темперамент брал верх.

Тем временем в замке поднялся переполох. Новость оказалась ошеломляющей. В мир иной отошел король Англии Эдуард IV.

Миддлхем облачился в траур. Торжественная заупокойная месса собрала в церкви замка знать со всей округи. Ричард Глостер, весь в черном, молча стоял перед алтарем, и Анна, поглядывая на него из-под черной вуали, видела, что лицо у него не столь печальное, сколь жесткое и решительное. Она знала, что Ричард не любил брата-короля, и тем не менее нечто в лице мужа ее пугало. Ричард не знал, что она наблюдает за ним, и, пока хор пел «Requiscat»<«Да упокоится» (лат.) – название и первое слово заупокойной католической молитвы.] и молящиеся преклоняли колена, уголки его тонких губ поднимались во все более торжествующей улыбке.