Загадка Катилины - Стивен Сейлор

— Гости, хозяин.

И действительно, в конюшне были привязаны две незнакомые лошади. Я оставил рабов на попечительство Арата, а сам поскакал дальше. В мое отсутствие главным оставался Метон; я намеренно передал ему свои полномочия, чтобы удовлетворить его гордость. Но когда я вошел в дом, его нигде не было, он даже не пришел, когда я его громко позвал. Раб, бывший на страже — после убийства Форфекса я всегда выставлял кого-нибудь на страже, — перебежал по черепичной крыше конюшни и спрыгнул на землю.

— Где Метон?

— На мельнице, хозяин.

— А гости?

— Также на мельнице.

— Их только двое?

Он кивнул.

Я поскакал галопом, но, приблизившись к мельнице, замедлил ход. Я привязал лошадь возле самой речки, чтобы она немного попаслась и попила из луж, в которые превратился поток. Издалека я услыхал знакомый голос.

Тогда наверняка неполадки вот здесь. Ну да, эти два колеса и не цепляются друг за друга, все равно что заставить спариваться козу и осла.

Тут раздался смех — смеялся Метон, да так задорно, как я давно уже не слыхал. Я вошел в дверь и увидел Тонгилия, прислонившегося к стене и скрестившего руки. На его тунике лежала пыль, а волосы взъерошились от поездки. Рядом стоял Метон. Они оба наблюдали за Катилиной, который склонился над осями и колесами. Когда я вошел, все они повернулись ко мне.

— Гордиан! — воскликнул Катилина. — Что это за сооружение? Ты сам его придумал?

— Мне немного помогал Арат.

— Удивительно! Ты известен своим умом. Я-то думал, что все инженеры заняты только строительством катапульт для осады крепостей или акведуков для Сената. У тебя талант. Кто тебя научил?

— Книги и здравый смысл. Глаза и уши также помогают. Но не совсем. Ведь она не работает.

— Заработает. Загвоздка только в одном.

— В чем же?

— Посмотри сюда, на этот вал. Здесь он ни к чему.

— Что ты говоришь? — Я рассердился на его самоуверенность, но в то же время какая-то мысль смутно зашевелилась у меня в голове. Он знает, о чем говорит.

— Его нужно поставить сюда, — сказал он, указывая. — И перпендикулярно прежнему состоянию.

— Но тогда нужно все перестроить, изменить весь механизм, — сказал я, не веря в легкость решения.

— Не нужно. Два колеса могут сцепляться друг с другом и под прямым углом. Сейчас механизм может разрушиться от вращения, но если только поменять вал и колесо…

— О Геркулес! — воскликнул я, стараясь не выглядеть слишком глупым. Он совершенно прав, вне всякого сомнения. — Почему же мне раньше не приходило это в голову?

Катилина усмехнулся и положил руку мне на плечо. Его волосы тоже были взъерошены, а лицо покраснело. Он выглядел моложе своего возраста, полный здоровья и уверенности, и вовсе не походил на заговорщика.

— Ты долго обдумывал весь план, продумывал варианты, держал в голове весь механизм, и одна деталь могла не привлечь внимания. Я же приехал, сразу увидел механизм в действии и заметил, что для его совершенства не хватает лишь одного. Понимаешь, Гордиан, иногда свежий взгляд помогает правильно понять происходящее. Тебе тоже полезно иногда по-новому взглянуть на мир.

Последние слова он произнес с глубокомысленной интонацией, стараясь придать им важность. Он похлопал меня по плечу.

Я смотрел на колеса и старался убедить себя в простоте решения. Неужели у него такая безупречная логика или же он просто гений? Как он сразу смог объяснить то, что беспокоило меня месяцами? Я сердился, восхищался и сомневался одновременно.

— Ты скакал, — сказал я. — Неужели все утро, прямо из Рима?

— Нет, мы едем с севера, — ответил за него Тонгилий. Я подумал, что Катилина, должно быть, совещался с полководцем Манлием и с ветеранами Суллы.

— Твое приглашение все еще в силе? — вмешался Катилина с улыбкой. — Марк Целий уверял меня в этом.

Я вздохнул и сделал вид, что снова изучаю колеса и валы, чтобы не выдать себя.

— Ну да, конечно.

— Хорошо. Ты просто удивишься, когда узнаешь, сколько друзей неожиданно оказались занятыми и не могут меня принять после того, как я проиграл на выборах. Но у меня появились и новые друзья, так что равновесие соблюдено.

Катилина с Тонгилием удалились в дом, чтобы переодеться. Я же слишком увлекся идеей достроить мельницу. Поэтому я забросил строительство стены и заставил наемных рабочих исправлять механизм. Мы работали до самой ночи. Вифания с Дианой звали меня на обед, но я попросил их принести мне только немного хлеба с сыром.

И вот мы по-новому установили зубчатые колеса и валы. Из-за отсутствия потока главное колесо толкали рабы. Внутри мельницы механизм вздрогнул и пришел в движение. Валы закружились, зубья колес точно подходили друг к другу.

Итак, несколько последних штрихов — и у нас будет новое приспособление. Хотя толку от него пока мало, зато мое начинание окончилось успехом.

Я обрадовался даже больше, чем ожидал. На лице Арата показалась такая улыбка, какой я никогда не видал. Даже Метон прекратил дуться и радовался вместе с нами. Я посмотрел на дом, на темные окна и вновь подивился гению Катилины.

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

Хотя день был жарок, ночь выдалась великолепная. Я вспотел, покрылся потом и грязью. Было уже поздно, но я от восторга нисколько не хотел спать. Поболтавшись еще немного на мельнице, я послал раба с приказанием приготовить горячую баню. Так как воды у нас оставалось мало, то выглядело это чистейшим чудачеством — мы давно обходились мокрыми губками и полотенцами. Но мне нужна награда, повторял я себе.

Метон сказал, что устал и не может присоединиться ко мне; он умылся водой из кувшина и отправился спать. Когда я открыл дверь бани, меня окутало облако теплого пара. Лампа едва горела, я почти не видел лоханей, но ориентировался по звуку в трубах. Я погрузился в горячую воду и застонал от удовольствия. Мускулы мои, казалось, растворились в этой воде.

Когда я вытянул ноги, то вдруг обнаружил, что в ванне сидит кто-то еще. Я почти не удивился, зная, что Катилина наверняка придет сюда.

Мы сидели по разные стороны, лицом друг к другу. Наши икры соприкасались, но я и не думал отодвигаться. Я слишком устал. Сквозь туман я заметил, что мой гость улыбается. В руке он держал бокал вина.

— Ты не против моего присутствия? То есть в бане, я имею в виду?

— Плохим бы я был хозяином, если бы отказал гостю в таком удовольствии.

Кроме того, подумал я, Катилина заслужил этот подарок — ведь без него мне бы нечего было праздновать.

— Я услышал, как раб передал приказание, и не смог удержаться. Я так долго скакал, что у меня весь зад окаменел.

— Он вздохнул и пошевелил ногой, в результате чего она потерлась о мою.

— А где Тонгилий?

— Уже в кровати, спит, словно ребенок. Ну, как твоя мельница — работает?

— Да! Просто великолепно! Ты бы сам посмотрел.

— Победа твоя, Гордиан, а не моя. Ты должен гордиться своим достижением.

— Мне показалось, что она живая, когда мы привели в движение колеса и она заработала. Я хотел послать за тобой, но подумал, что ты уже спишь.

— Насчет этого не беспокойся. В последнее время я вовсе разучился спать. Нет времени.

— Ты что, хочешь сказать, что очень занят в последнее время? — спросил я, имея в виду, что человеку, проигравшему на выборах, всегда хватает времени для своих дел.

— Сейчас я занят как никогда в жизни. Почти так же, как если бы я выиграл выборы. Сомневаюсь, что найдется еще один человек в Риме, у которого было бы такое лихорадочное расписание.

— Одного бы я назвал.

— Консула. Да, но Цицерон может позволить себе время от времени расслабиться, закрыть глаза. Ведь у него так много вспомогательных глаз и ушей и он всегда знает, что происходит в Риме, даже когда спит.

Я внимательно изучал лицо Катилины, насколько это возможно сквозь пар, и решил, что он ни на кого не намекал, говоря о шпионах Цицерона. Наверняка эти мысли всегда его занимают, с кем бы он ни разговаривал. Круг тех, кому он мог доверять, уменьшался с каждым днем.

Мускулы мои расслабились. Сознание тоже отдыхало.

— Так значит, ты приехал с севера? — спросил я.

— Из Фезул и Арреция.

— И направляешься в Рим?

— Завтра.

Он замолчал. Вода немного охладилась. Я постучал в стенку. Появился раб, и я приказал ему подбросить дров в огонь и принести еще одну чашу с вином.

— Ты, должно быть, счастлив здесь, Гордиан, — сказал Катилина.

Его тон был слегка небрежным, как будто один усталый человек разговаривает с другим о пустяках по окончании трудового дня.

— Довольно счастлив.

— Я сам никогда не управлял поместьем. У меня их было несколько — за Римом, но я их давно распродал.

— Это вовсе не такая буколическая мечта, которую воспевают поэты.