Год 1914-й. До первого листопада - Александр Борисович Михайловский

кирпич, вспыхивает дерево и человеческие тела. Подкошенные несколькими десятками таких лучей, одна за другой со страшным грохотом рухнули готические кирпичные вышки водокачки, и почти сразу же заполыхали расположенные за ними угольные склады, а также вагоны на запасных путях с другой стороны станции – местный народ стал разбегаться от них так, будто узрел самого дьявола. Бумкнуло и в самом деле неслабо – очевидно, в эти злосчастные вагоны грузили боекомплект корпусного или дивизионного артиллерийского полка.

Но это было только самое начало веселого погрома. Во время второго захода моя супруга уделила свое высочайшее внимание зданию вокзала, превратив его в груду битого кирпича, и основательно расковыряла выходные стрелки в сторону России, дабы на как можно больший срок вывести этот железнодорожный узел из строя. Нарезая круги в окрестностях Гумбинена, мы видели, что и сам этот городок, и его округа превращены в огромный военный лагерь (именно тут германское командование готовилось встречать вторжение Ренненкампфа, а после начала наступления генерала Самсонова оказалось вынуждено резко менять свои планы). Теперь герру фон Притвицу будет еще интереснее заниматься своим делом, потому что мы не только разнесли вдребезги станцию, а потом погусарствовали в окрестностях, наведя страх божий на кадровых германских зольдатенов, но еще вдребезги разнесли железнодорожный мост через речку Ангеррапп километрах в десяти к западу от станции. Я пообещал Горбатовскому, что, по крайней мере, на территории Восточной Пруссии никаких покатушек на поездах у германской армии не будет. По большей части ей придется ходить по этой земле ножками, а скорее всего, ползать по-пластунски, оглядываясь на небо. Война типа «белые люди против папуасов» по стандартам времен «тридцать лет тому вперед» начинается.

Так уж получилось, что на настоящей войне, где враг свиреп, силен и опасен, Максимилиан фон Приттвиц унд Гаффон был только в ранней юности, когда в чине прапорщика, восемнадцати лет от роду участвовал в кровопролитных сражениях при Траутенау и при Садове (она же битва при Кениггреце). Тогда Пруссия победила, но заплатила за эту победу реками крови. Чтобы одержать верх над своими противниками, австрийцам не хватало организованности и хорошего оружия, а отнюдь не храбрости. Именно там юный Максимилиан видел полки, в одном бою потерявшие половину своего состава, и гекатомбы прусских и австрийских трупов, приготовленные для погребения[25]. При этом и те, и другие были немцами, которые сражались за своего короля. По сути, это была гражданская война в германском мире, в ходе которой решалось, какое немецкое государство будет господствовать, а какое уйдет в историю. В политике такое явление известно под названием «ловушка Фукидида»[26]. Результат войны получился несколько неоднозначный. Германия победила и заняла господствующую позицию, но и Австрия никуда не делась, более того, она заняла такое положение в созданной Бисмарком коалиции, что получила возможность вертеть старшим партнером, то есть победившей ее Германией.

Потом была франко-прусская война, но она слабо задела второго лейтенанта фон Приттвица. В битве при Седане его часть не участвовала, на ее счету была только осада и бомбардировка Туля (капитулировал без штурма) и осада Парижа. После той войны Максимилиан фон Приттвиц унд Гаффон закончил Военную Академию, служил на различных должностях в войсках и Большом Генеральном штабе, рос в званиях, был на хорошем счету, но артиллерийскую канонаду и звуки перестрелки все это время слышал только на маневрах. Казалось, что набухающая как тесто в кадке Германская империя настолько сильна, что никто не посмеет покуситься на нее вооруженной силой, а все конфликты будут разрешаться только дипломатическим путем, так что на долю старшего поколения больше не достанется войн.

Но не срослось, и четырнадцатый год грянул как гром среди ясного неба. В то время как на Западе у германской армии все шло как по маслу, над Восточной Пруссией сгустились черные тучи. Будь русское командование чуть поорганизованней и сумей оно добиться синхронизации действий своих ударных группировок, восьмая армия была бы разбита в одном-двух сражениях. Но и в той ситуации, что сложилась к настоящему моменту, хорошего тоже мало. Русские наступают на южном фасе восточно-прусского выступа, от Млавы, Остроленки и Ломжи общим направлением на север. И если регулярный двадцатый корпус, ведя арьергардные бои, отступает с одного подготовленного рубежа обороны на другой, ландверные формирования не показывают такой стойкости.

Сегодня около четырех часов пополудни стало известно, что семидесятая ландверная бригада, прежде прикрывавшая правый фланг двадцатого корпуса, подверглась атаке превосходящих вражеских сил, поддержанных большим количеством артиллерии и больших бронированных боевых машин. Чуть позже около шести вечера из Гильгенбурга по телеграфу успели сообщить, что в город вошли передовые части русских казаков (на самом деле драгун, но у немцев вся русская кавалерия – казаки), после чего связь прервалась. Большое, но не запредельное количество артиллерии, а также пехота и кавалерия, с превосходящей силой обрушившиеся на ландверную часть, вооруженную и снабженную по остаточному принципу, не вызывали никакого недоумения, как и маневр русского командования с выходом превосходящих сил во фланг и тыл двадцатому корпусу. Ничего удивительного: нашелся у русских генерал с опытом японской войны, который углядел слабое место в германском построении и ударил в него изо всех сил. Игра далеко не закончена, и катастрофу еще можно предотвратить.

Решение, которое следует из такого развития событий, тоже вполне понятно: сорок первой дивизии двадцатого корпуса надо дать команду отойти дальше на север, к Танненбергу, чтобы прикрыть направление на Алленштейн с юго-запада. И в то же время необходимо ускорить переброску в район разгорающегося сражения частей и соединений, занимающих сейчас позиции вдоль восточной границы. Третья резервная дивизия, дислоцированная под Гольдапом, еще утром получила приказ оставлять свои позиции, грузиться в эшелоны и отправляться в Алленштейн по железной дороге для усиления левого фланга двадцатого корпуса. Кроме третьей резервной дивизии, приказ передислоцироваться к Алленштейну получил восемнадцатый армейский корпус, а первый армейский корпус также по железной дороге необходимо перевезти в район Дейч-Эйлау, чтобы атаковать вторгшиеся русские войска сразу с обоих флангов. При этом третий резервный корпус и первая кавалерийская дивизия составят собой завесу, которая при необходимости будет отступать на запад с арьергардными боями, ибо так говорил Заратустра, то есть Шлиффен. Даже если русские примут решение наступать своей армией, собранной в Прибалтике, то даже оставляя Восточную Пруссию, германской армии следует одержать над врагом победу, разбив его силы под Танненбергом.

Только вот незадача: мосты по пути предполагаемой переброски войск неожиданно оказались взорваны в нескольких местах. Теперь германским солдатам придется либо вылезать из вагонов, грузить полковое имущество на повозки