Формула успеха - Фредерик Филипс

Домой мы направились в самом радужном расположении духа, заказав станков больше чем на миллион франков. Самым ценным моим приобретением был генератор на 3 мегаватта, с получением которого мы бы удвоили наши мощностные возможности. Он простоял несколько лет в ожидании отправки в Таиланд, но отправке помешала война. Кроме того, дирекция нашей провинциальной электростанции попросила меня посетить «Браун — Бовери», чтобы присмотреть для них турбину и динамо-машину, и документы на эти агрегаты также были у меня в портфеле. Поскольку мы оказались первыми иностранными покупателями, нам пообещали доставить их всего через шесть месяцев. Не ограничившись этим, мы приобрели еще шесть новых «ланций», машин быстроходных и экономичных, которые потом прекрасно служили «Филипсу».

Путешествие в обратную сторону прошло гладко. Водитель вел «Бьюик», я — «Гудзон». Стояла зима, постоянно валил снег. Откуда-то издали доносились залпы орудий союзников, прорывавшихся сквозь границы Германии. Добывать бензин было по-прежнему непросто, но на этот раз наши друзья в Лионе снабдили нас несколькими канистрами, да и в Париже мы раздобыли достаточно, чтобы добраться до Лаувайна. В Бельгии тоже шел снег. По дороге мы видели тяжелую артиллерию, стоявшую наготове, чтобы отразить врага в случае его прорыва.

В самый канун Нового года мы доехали до Валкенсварда. За всю дорогу домой нас редко останавливали для проверки, но у эйндховенского Гольф-клуба преградил путь британский патруль: «Выйти для опознания!» Одно за другим наши лица высвечивали ручным фонарем. Эти предосторожности предпринимались из опасения, что немцы высадят десант для нападения на силы вице-маршала Бродхерста.

Через несколько минут мы были дома. Моего приезда никто не ждал — и тем радостней была встреча. На сей раз наступление Нового года было особенно знаменательно, ведь за плечами остался на редкость богатый событиями год. В самом деле! Мы жили под оккупантами. Жена попала в заключение. Мне пришлось скрываться от врага. Наконец пришло освобождение. А в Швейцарии на меня пахнуло предвкушением того времени, когда жизнь станет богаче и изобильней. Разве это не повод для благодарности?

И все-таки наступивший год поспешил развеять чрезмерно радужные ожидания. На следующее же утро мы увидели целую армаду немецких самолетов, которые на малой высоте летели прямо на наш дом. Зрелище, прямо скажу, не из приятных. Позже выяснилось, что это была разведка, но, вообще говоря, в то утро эскадрильи немецких истребителей совершили налеты на британские военно-воздушные базы, разбросанные по всей освобожденной Голландии. Очевидно, верховное командование немцев понадеялось, что англичане из-за послепраздничного похмелья будут не в силах реагировать адекватно. И, на мой взгляд, атака на наш местный аэродром нанесла довольно крупный ущерб. Хотя несколько британских истребителей все-таки поднялись в воздух, немцы намного превзошли их численностью. Создалось впечатление, что год начался неудачно.

В этот вечер Генри Бродхерст устроил коктейль по поводу Нового года. Из-за утренних событий я чувствовал себя подавленным и с удивлением заметил, что британцы находятся в прекрасном расположении духа. Только переговорив с Бродхерстом, я понял, в чем дело. Оказалось, что тем самым утром британские истребители в большом количестве вылетели сопровождать эскадрильи бомбардировщиков, направлявшихся бомбить германские города. Немецкую атаку осуществляли молодые летчики, которые по неопытности истратили все боеприпасы, так что по пути домой ветераны-британцы перебили их запросто, как уток. Нападение со стороны немцев, бесспорно, явилась для британцев сюрпризом, но их ответная реакция оказалась до такой степени эффективна, что с тех пор немцы не провели больше ни одного крупномасштабного рейда на аэродромы союзников ни в Голландии, ни в Бельгии.

Мы ждали, что новый год принесет освобождение всей Голландии. Однако наше собственное положение оказалось гораздо тяжелее, чем можно было предположить. Во многих домах не было отопления. Не хватало решительно всего. Чувствуя, что мой долг — поднять людям настроение, я взялся устраивать что-то вроде бесед то на одном заводе, то на другом. Стоя у стола или шкафа, я сравнивал наше положение с временами года. Да, сейчас зима. Ночи темные и долгие, день короткий, но мало-помалу он все-таки удлиняется. Со временем ситуация неизбежно улучшится. Уже через несколько месяцев будет заметна разница.

— Кому сейчас просто? — продолжал я. — У одной из моих дочек начались почечные колики. Среди ночи пришлось везти ее в больницу. Сразу после этого британский бомбардировщик случайно уронил бомбу, которая упала как раз рядом с больницей, и палату, в которой лежит дочка, засыпало осколками. Счастье еще, что ни один в нее не попал!

В середине января я отправился в Лондон по приглашению королевы Вильгельмины, которая выразила желание встретиться с представителями освобожденных регионов Голландии — Брабанта, Лимбурга и Зеландии. Собралась довольно большая группа эйндховенских граждан, в числе которых оказался наш будущий премьер, Луис Бел, и несколько других будущих министров.

Паром, на котором мы следовали из Остенде, эскортировался военно-морскими подразделениями, поскольку по-прежнему не исключалась возможность атаки со стороны немецких подводных лодок. Ночь была темная, зимняя. Уснуть на неудобных солдатских койках не удавалось, и мы предпочли небольшими группками беседовать на палубе. Было холодно, и мысли мои обращались к огромному множеству людей, которые за долгие годы войны погибли в море, — летчики подбитых самолетов, так и не дотянувших до берега, те, кто бежал из оккупированных стран в Британию, но так и не увидел воли… А теперь мы сами, те, кто мечтал о том, чтобы пересечь море и обрести свободу, находимся на пути в Британию по просьбе нашей мужественной королевы.

Мы встретились с ней за скромной трапезой в первый же вечер в Лондоне. Судя по всему, предполагалось, что будет произнесена речь, но никто не проявил инициативы. Тогда ее проявил я — взял на себя смелость сказать, что хотя это, видимо, против всякого протокола — произносить здравицу со стаканом пива в руке, — однако хотелось бы выразить, как много значит для нас тот факт, что после многих лет лишений мы можем сидеть за одним столом с самой королевой Вильгельминой. Многие прослезились, и Ее величество тоже растрогалась.

Вплоть до этого времени все сведения о том, что происходит в освобожденных регионах Голландии, королева получала либо от военных представителей, либо от тех, кто сумел бежать. Теперь ей хотелось услышать об этом непосредственно от жителей освобожденных территорий. Мы встречались с ней в течение нескольких дней, и во всех сообщениях проступало единодушное пожелание — как можно скорее передать управление гражданским властям. Однако во многих прочих отношениях мнения выступавших разнились. Высказывались всевозможные точки зрения на структуру управления, на необходимость перемен в работе парламента, на потребность в конституционных реформах. Все эти идеи, независимо от того, насколько хорошо они были обдуманы человеком, их выдвинувшим, подвергались обсуждению. По составу это была весьма неоднородная группа. Голландских обитателей Лондона в то время чрезвычайно пугала вероятность коммунистического переворота, который мог бы произойти в Нидерландах после освобождения. Они полагали, что коммунисты обладают таким запасом вооружения, что могут немедленно захватить власть. Наша группа этих опасений никак не разделяла.