Великая смута - Николай Плахотный

В больницу до меня доходили слухи неутешительные. Родионов безвылазно прозябает в станичной гостинице, ждет звонка от Михаила Александровича. В «деле» участвовала своего рода группа поддержки — в лице писателя Виталия Закруткина, первого секретаря Ростовского обкома партии Бондаренко, а также местные партийные авторитеты. Бесполезно! Шолохов никого не принимал. На звонки домочадцы отвечали односложно: «Бате неможется».

Что остается делать нашему брату? Ждать да уповать на Бога.

Родионов извелся, изнервничался. Вторая неделя на исходе, а на магнитофонной ленте ни звука! Положеньице хуже губернаторского. Вдруг в гостинице переполох: «Появился Шолохов». Один, без провожатых. Сам поднялся на второй этаж. Постучал в номер.

— Ну, что, браток, скучаешь? — обронил Шолохов у порога. — Извини, что заставил ждать. Поехали-как в степь. Посидим рядом, погутарим.

Отправились куда глаза глядят. Расположились у подножья скифского кургана. В основном молчали. Так что до «Филипса» не дошло. Да впопыхах Феликс его и забыл в гостинице.

— Ну и что? — спросил я друга напрямик.

Родионов полез в карман, дрожащей рукой достал блистер с индералом (препарат от аритмии сердца). Да хватил не полтаблетки, как следовало, а целиком. Сбивчиво стал рассказывать о единственной встрече с писателем.

Когда Михаил Александрович узнал о намерениях редакции журнала, он онемел. После продолжительной паузы молвил шепотом:

— Выходит, я перед всем честным народом должен оправдываться. Значит, доказывать, что я не верблюд и не вор. Извини, брат, у меня на это нет ни сил, ни желания.

Феликс закончил так:

— По-моему, старик совсем плох. И в голове его, похоже, уже неземные мысли.

Сказано это было осенью семьдесят восьмого года, после второго инсульта. Многие только догадывались, а близкие знали наверняка, что это было следствием открытой травли. Но сильные мира не пожелали защищать великого художника от гнусных наветов. Почему? Вопрос пока что тоже остается открытым.

Литературный детектив без перерыва, плавно перешел во вторую серию. Она тоже заняла немало времени, полтора десятка лет. Среди действующих лиц объявился новый персонаж. Как ни странно, весьма заинтересованный в рукописи уже покойного классика русской и мировой литературы.

Журналист газеты «Московский комсомолец» Лев Колодный случайно (интуитивно?) вышел на вдову Василия Кудашова. И не только «вышел», но и глубоко проник в ее сердце: выведал великую семейную тайну. Оказалось, что все эти годы — более шестидесяти лет — рукопись «Тихого Дона» была спрятана в той же комнате коммунальной квартиры, где молодой Шолохов читал друзьям главы еще неопубликованного романа. Все эти годы и ютилась здесь вдова со своей единственной дочерью Натальей. Женщины жили более чем скромно: на пенсию, крохотный заработок да случайные пособия Литфонда. Возможно, мать и дочь согревала мечта: когда-нибудь сбыть с рук рукопись Шолохова за приличное вознаграждение и тем самым решить свои материальные проблемы. На этом и сыграл известный московский репортер.

И начался великий торг, который к тому времени уже, можно сказать, вполне соответствовал новой идеологии и общественной морали. То есть рыночной.

Лев Колодный, пользуясь своими связями и служебным положением, помог решить семье Кудашовых сначала квартирный, а затем и телефонный вопросы. Все, разумеется, за государственный счет. Таким образом стал третьим участником, которому была доверена великая семейная тайна. В одной из комнат (уже новой квартиры) ему был выделен стол, где он мог спокойно читать и даже переписывать наиболее интересные, с его точки зрения, страницы. Воспользовавшись оплошностью хозяев, унес часть архива в портфеле и на «воле» отксерокопировал сто с лишним листов. В это время Матильда Емельяновна уже тяжело болела. В конце лета 1995 года умерла.

Единственной наследницей и хранительницей рукописного фонда стала дочь Кудашовой. К тому времени уже созрел план продажи «пропавших» черновиков «Тихого Дона». По первому замыслу, их цену определили в 50 тысяч долларов. Вскоре цену пересмотрели, назначили новую — 500 тысяч! В печати появилась информация, что к «делу» подключился даже премьер Черномырдин, давший согласие выделить требуемую сумму из резервов родного Газпрома.

Через два года, вслед за матерью, ушла из жизни и Наталья Васильевна. Все тот же рак. Дочь не успела даже оформить завещание всего своего достояния вместе с чужой рукописью. Права на собственность Кудашовых кому-то перешли. Два года об этом не знали, к кому именно.

Все это время квартира стояла опечатанной. На всякий случай писательская организация (общественность) была на чеку. Кто станет хозяином шолоховского «клада», было тайной. Очень беспокоился Колодный! Несколько раз в сопровождении милиции он наведывался в подъезд роковой квартиры. Требовал от участкового инспектора, чтобы ее вскрыли. Но всякий раз получал твердый отказ.

Наконец печать с квартиры сняли. Одновременно предали огласке и юридический документ. Права наследства шолоховского архива перешли к двоюродной племяннице Матильды Емельяновны. Сразу же возник вопрос: как новая владелица распорядится свалившимся на ее голову сокровищем? У этой скромной женщины не было великих претензий. Без лишних слов, спокойно Е. (не будем раньше срока оглашать ее имя) согласилась на первоначальные условия, выставленные было десять лет назад покойной тетушкой, — в пятьдесят тысяч долларов. Но даже такая сумма представлялась «безумной» как для Литературного фонда, так и для Института мировой литературы. Но и откладывать дела тоже было нельзя: темное оно! Да и время нынешнее непредсказуемое. Совестью многих людей теперь правил желтый дьявол.

Через несколько дней после этого известия в Минфин поступило распоряжение нового, только что вступившего в должность председателя правительства РФ Владимира Путина: «М. М. Касьянову. Прошу рассмотреть совместно с Российской Академией наук и найти возможность решения данного вопроса».

И вот долгожданный финал. Рукопись романа «Тихий Дон» в руках государства. Это высоченная кипа пожелтевших от времени листов формата 22x36 см, исписанный рукой Шолохова. В основном синими, черными, порой красными чернилами и простым карандашом. В рукописи было 800 страниц. Из них 605 написаны рукой Шолохова. Остальные — его неизменной спутницей жизни и верным другом Марией Петровной.

БЫЛ ЛИ ДВОЙНИК У ШОЛОХОВА?

Шумиха вокруг романа «Тихий Дон» на какое-то время утихла было. Но вдруг вспыхнула вновь. Теперь, в соответствии с законами «жанра», направлена она на личность писателя. Схема такова. Это совсем не тот человек, за кого всю жизнь себя выдавал. Произошла подмена! Была она порождена путанными обстоятельствами гражданской войны, а также политической борьбой в последующий за ней «мирный» период развития и формирования нового общества. Важную роль при сем сыграл личностный фактор.

В этом запутанном деле с самого начала и по сей день смущает меня одно: почему в стороне оказались наши криминалисты?

Будто что-то выжидали или же стеснялись применить свои средства к такой деликатной материи, как произведение искусства. В конце концов за наших это сделали чужие «дяди». Хотя опять же их никто не просил и не уполномочивал.

Скандинавские ученые-филологи Б. Бекман и X. Гил провели на компьютере стилистической анализ шолоховских рукописей и единодушно пришли к категорическому выводу: автор «Тихого Дона» — не кто иной, как Михаил Александрович Шолохов. В стане мистификаторов-скандалистов возникло замешательство. Будто ежа проглотили! Однако немного погодя в умы был вброшен с новой силой провокационный вопрос: «Мог ли 23-летний молодой человек создать столь значительное литературное полотно?» И началось по-новой.

Напомнило мне это историю полуторавековой давности. Когда американский инженер Стефенсон изобрел паровоз, общество раскололось. Одни взахлеб приветствовали создателя «стального коня», другие, напротив, были уверены, что такое в принципе невозможно. Настал день испытаний. На пустыре собралась несметная толпа. Кто-то с замиранием сердца ждал исторический момент. Противники же суетились, кричали неистово: «Ваше чудовище ни на дюйм не стронется с места!» Но вот раздался гудок, и чудовище, пыхтя, пуская во всех стороны клубы пара и дыма, покатило по рельсам. Тогда противники моментально изменили тактику. Столь же яростно завопили: «Да, оно поехало, но уже никогда не остановится!» И снова потерпели фиаско. Стефенсон, проехав целую милю, без труда остановил паровоз. Подождал, пока желающие прокатиться рассядутся по местам, после чего поезд с ликующими пассажирами покатил дальше. Опозоренные, но самолюбивые скептики плелись по прерии пешком, глотая пыль и дым.