Мадам Поммери. Первая леди шампанского брют - Ребекка Розенберг

– Четыре года слишком долго. – Он складывает ладони в молитвенном жесте. – Можно мне сейчас попробовать?

– В крайерах есть новый купаж кюве, – говорит Луиза. – Но как же ваша клаустрофобия?

– Нельзя позволять страху стоять на пути жажды знания, – усмехается он. – Или жажды шампанского.

Луиза разворачивает кабриолет, и лошади бегут на север через безлиственные виноградники.

Когда мы подъезжаем к холму, Юбине пригибает голову, спускаясь по лестнице, освещенной висящими на крюках фонарями.

– Мадам, мне начинает нравиться ваша идея, – говорит он, пыхтя. – Спуск в древние пещеры определенно поражает воображение.

Он напевает под нос какой-то марш.

– Все интересней и интересней, – говорит он, когда мы входим в купажную. – Так вот где творится волшебство? – Его длинные пальцы скользят по выстроенным вдоль стен бочкам, на которых написаны названия виноградников и сортов винограда. – Что-то говорит мне, что это ваша работа, Луиза.

Фонарь на столе освещает гордое выражение, появившееся на ее лице.

Юбине элегантно садится на бочонок, словно находится в шикарном ночном клубе, а не в холодной и сырой пещере.

– Так что мы дегустируем?

Я открываю бутылку и нюхаю легкое дуновение дрожжей и фруктов.

– Я снова экспериментирую с более сухим шампанским.

– Мадам, вам следовало бы остановиться на шампанском, которое все знают. – Он нюхает бокал и кривит губы.

– Мои друзья в Шотландии купили мое сухое шампанское на Лондонской выставке, – говорю я. – И покупают до сих пор.

– Тогда они посочувствовали вам, потому что вы только начинали, – говорит Юбине. – А потом продолжали покупать, потому что вы вернулись к сладкой дозировке, как я и рекомендовал.

Я гляжу на пузырьки, поднимающиеся кверху при свете фонаря.

– Это вино совершенно не такое, как мой первый эксперимент.

– А какое? – Он нюхает бокал.

– Поскольку мы поздно собрали урожай, виноград оставался на лозе гораздо дольше, чем всегда, – говорю я. – Сначала я подумала, что все, шампанское будет испорчено, но оказалось, что дополнительная спелость обогатила его вкус. – Я поднимаю бокал. – Au santé.

Юбине делает глоток и морщится.

– Все-таки надо добавить сахара, не так ли?

– Это все испортит. – Я вдыхаю запах пузырьков, лопающихся на поверхности. – Вы чувствуете абрикос? Два года выдержки, и получится вкус абрикосового варенья на круассане с маслом.

Он усмехается.

– А вы что думаете, месье? – спрашивает Луиза; на ее красивом личике написано беспокойство.

Юбине выливает оставшееся в бокале шампанское в ведро.

– Честно говоря, пить такое шампанское все равно что глотать лезвие бритвы.

Луиза хватает меня за рукав.

– Ой, мамочка! Может, добавим сахара?

Холодное сомнение закрадывается мне в душу, и я пробую шампанское снова.

– Вкус присутствует, я знаю, он здесь.

– Луиза, не слушайте меня, – говорит Юбине. – Слушайте вашу мать. Мадам Поммери всегда видела дальше всех, то, чего не видели другие. И она уверена в своем шампанском. – Он вынимает из кармана золотой соверен и держит его перед носиком Луизы. – Я готов поспорить с вами, что через два года вкус будет точно таким, как предсказывает ваша маман.

– Откуда вы знаете, мамочка? – спрашивает меня Луиза.

– Как знает художник, какой будет картина, когда он закончит ее? – говорю я. – Художники начинают с идеи и работают над ней, пока она не воплощается в реальность. Это шампанское – моя идея. Я уверена, что через пару лет это вино будет радовать нёбо.

– А тем временем, Луиза, я буду всюду говорить, что сухое шампанское входит в моду. – Юбине крутит перед ней золотой монетой. – А через пару лет так и случится, но это будет исходить от меня первого. – Он делает пас рукой над монетой, и она исчезает.

– Как вы это сделали? – Завороженная увиденным, Луиза протягивает руку, и монета падает на ее ладонь.

33

Это не то, что выпить море

1873 год. Меловая пыль висит в потустороннем мире крайеров, когда скульпторы натягивают веревку между строительными лесами и срубают меловую породу. Пыль забивается мне в глотку и нос, затрудняя дыхание. Работники закрывают лица платками, вывозя из пещеры тачки со щебнем.

Я пытаюсь успокоить расшатанные нервы и беру на руки Феликса; его мурлыканье всегда меня успокаивает. Возможно, я продвигаю проект с крайерами слишком поспешно, слишком необдуманно.

Скульптор Гюстав Навле, невысокий и смуглый, стоит в центре хаоса и размахивает руками, словно дирижирует циклоном. Хоть убей, но я не могу понять, как эти метки и дыры сложатся в сцену с Бахусом, которую я так ясно видела мысленным взором. Все это стоит целое состояние, которого у меня нет. Нам следовало бы начинать с малого вместо такого амбициозного пятнадцатиметрового творения. Прежде я думала, что моя идея – плод вдохновения, но, возможно, это была обычная самоуверенность.

Анри и Луи спускаются в крайер по ступенькам, озабоченно наморщив лбы.

– У наших мужчин недовольный вид, правда, Феликс? – Я почесываю его шею, вибрирующую под моими пальцами.

Я кричу Луи и Анри сквозь невероятный грохот:

– Поразительно!

– Оглушительно? – Анри рокочет своим басом.

– Непонятно, – кричит Луи. – Она сказала, что ей непонятно.

Я увожу их в нишу, где не так шумно.

– Когда скульпторы закончат работу? – Анри нервно теребит пальцем ус.

Мне не хватает мужества сообщить ему, что я заказала еще другие скульптуры.

– В винодельне больше не осталось места, – говорит Луи. – И теперь мы не сможем убрать туда вино. В этом месяце начинается сбор винограда, и нам нужно где-то хранить новое вино. И куда мы его денем?

– Я уверена, что вы найдете выход, – говорю я, поскольку у меня нет решения.

Луи надувает щеки; на его лбу пульсирует мелкий сосудик.

– Маман, когда вы решили выдерживать шампанское четыре или шесть лет вместо двух, вы учитывали, что шампанское придется где-то хранить?

В нашей нише неожиданно и без приглашения возникает Рейнар Вольф.

– И эти дополнительные годы уменьшают ваш банковский счет, – говорит он.

– Месье Вольф, у нас частное совещание, – говорю я ему.

Вольф машет своей пухлой рукой.

– Извините, я не увидел тут служанки, чтобы отдать ей мою визитную карточку, – острит он.

У меня стучит в висках от гнева и нехватки кислорода. Я прижимаю Феликса к груди.

– Какое у вас дело, месье?

– Эти скульптуры разорят вашу винодельню, мадам, – с театральным трагизмом говорит Вольф. – Я просто удивляюсь. О чем вы думаете и думаете ли вообще?

Анри шагает к нему.

– Вы не должны разговаривать с мадам Поммери таким тоном.

Вольф вскидывает двойной подбородок.

– Луи поручил мне оплатить счет-фактуру скульптора, но если я это сделаю, у «Поммери» не будет достаточно средств, чтобы заплатить за собранный урожай. – Он чихает от пыли. –