Тьма. Том 7 - Лео Сухов

— Ты не перепутай! Мне ногу перетянуть!.. — выдавил он из себя, стуча зубами от озноба, охватившего его при потере крови, но пытаясь улыбаться. — А её пороть!..

Я затянул ремень выше места укуса. И, пожалуй, слишком сильно — даже перестарался. Но Арсению этого всё равно показалось мало. Он вцепился мне в руку пальцами и потребовал:

— Шарики у тебя ещё есть? Огненные?

— Да сколько угодно! — отозвался я.

— Ударь по обрубку! — я даже не сразу поверил, что он это просит. — Ударь! Прижги там! Мы не во дворце!

Я уж не стал ему говорить, что восхищён его наблюдательностью. А ещё больше его самообладанием. В любом случае, Арсений был прав: как ни стягивай, всё это лишь полумера, чтобы вовремя доставить бойца до лекаря.

А вот прижечь… Прижечь плазмой — это надёжно. Ужасающий ожог, адская боль, но закрытые кровеносные сосуды.

— Выдержишь? — спросил я, чувствуя, как меня и самого уже колбасит при мысли, что сейчас Булатову предстоит пережить.

И если бы только меня…

— Не надо! — побледнев, воскликнула Авелина.

И тут же зажала себе рот рукой.

— Жги!!! — рявкнул Арсений.

Я не стал бить шариком. На ходу заменил форму с шара на линзу, которая застыла в двадцати сантиметрах от моей руки, опаляя жаром даже оттуда. Ею-то я и прижёг рану как можно аккуратнее.

Дикий вопль Булатова совпал с новой атакой по нашей защите. Кто-то из темноты метнул плетение на звук, и щит задрожал.

— Лина, сюда! — крикнул я, раскрывая объятия, и жена молча прижалась к моей груди.

Секунда… Ещё один удар сердца Авелины… И в плетение щита потекла, будто из ниоткуда, тенька сердца Седовых, закручиваясь вокруг нас устрашающим вихрем.

И этот вихрь терзал густую темноту вокруг. Будто в клочья её разрывал, освобождая место свету.

В свете десятка светлячков, болтавшихся в пространстве, показались тела Железнова, убитого вульфа, Борщеньевой… А ещё двух ратников и какого-то дворянина из гостей…

А за ними я увидел кирпичную стену с очень старой кладкой. И полукруглый свод потолка.

И только по защитному плетению, которое держали одновременно Арков, Бубен, Дашков и Разводилов, тенька скользнула, обтекая его вокруг.

— Федя? Авелина? Живы? Кто там у вас лежит? Арсений? — закричал сиятельный князь.

— Живы! Да, он! Ранен! — отозвался я.

— Заходите под защиту! — крикнул Бубен. — Живее!

— Хватай его под мышку! — сказал я жене, подхватывая одной рукой лежащего без чувств Булатова, а второй «аргументо». — Потащили! Быстро!

Мы рванули под щит, утаскивая раненого. И успели за пару секунд до того, как всё вокруг взорвалось какими-то чёрными нитями, которые извивались, будто молнии, разрубая и кирпич, и камни пола, и кладку потолка.

А вот об щит четырёх очень сильных двусердых они разбивались.

— Как он? — сквозь шум крикнул Арков, покосившись на Арсения.

— Ногу вульф отгрыз, прижгли! — сообщил я.

— Откуда, мать его, грёбаный вульф под моим, мать его, дворцом⁈ — возмутился Дашков.

Я бы и сам хотел это знать. Вот только когда мы с Авелиной разомкнули объятия, чтобы донести Арсения и самим сюда добежать, ураган теньки сразу же иссяк. И теперь Тьма снова затягивала пространство, скрывая следы прошедшего где-то здесь массового боя.

Я успел заметить только, что там вповалку лежали ратники, дворяне-предатели, дворяне-куклы и те отродья, что попроще. Настоящая бойня, от которой мы чудом остались в стороне.

— А где их высочества? — крикнул я.

— Их не зацепило! — ответил Дашков. — Только нас сюда выбросило!

— А где мы? — закричала Авелина, пытаясь переорать очередную атаку тёмного.

А чью ещё? Бьёт сильно. На этот раз он сотворил ураган, который уничтожал и перемалывал всё, что умудрялся затянуть в свою воронку.

— Старый подвал! — проорал Дашков. — Когда строили дворец, эту часть не стали менять! Залили верхние этажи бетоном! А внизу оставили, как есть!

— А провалиться не боялись? — тоже криком съехидничал Разводилов.

— Нет! Он так построен, что все новые постройки переживёт! — провопил в ответ Дашков.

— А как выбираться? — я тоже закричал, потому что ураган только набирал мощь.

— А никак! — мрачно захохотал Дашков. — Мы же его бетоном залили!..

— Муау! — ответил ему Тёма, чёрной пулей влетая под щит.

Он явно считал, что выход есть. Потому что уж очень несогласное «муау» было. Но бежать и показывать, где выход, Тёма не спешил. Ему ураган в исполнении тёмного тоже не понравился.

— Да мы всё равно двинуться никуда не можем! — покосился на кота сиятельный князь. — Давайте, мужики! Ещё одно защитное плетение! Это скоро схлопнется.

— Мяф! — презрительно подытожил Тёма и исчез в тени.

А через пару секунд я и сам бы не отказался, прихватив Авелину, последовать его примеру. В щит полетели мёртвые тела, камни, оружие, мелкие плетения… И всё это подвергало жестокому испытанию защиту Дашкова, пока он готовил новый щит, получая теньку от Аркова, Бубна и Разводилова.

Пол у нас под ногами дрожал, с потолка сыпался кирпич и крошка. Защита стремительно продавливалась внутрь, и сильные двусердые уже не справлялись. А сам тёмный по-прежнему оставался в темноте, надёжно скрываясь в её клубах.

— Федя, Авелина! Прикройте! — закричал Бубен.

Я снова притянул к себе жену и закрыл глаза, чтобы лучше ощущать, как бьётся её сердце. А затем постарался отрешиться от всего мира, а особенно от того ужаса, который творился вокруг… И сосредоточиться только на быстром стуке сердца испуганной Авелины.

Сложно сказать, как быстро это случилось. Возможно, я снова оказался в замедлении, и восприятие времени изменилось. Но я вдруг почувствовал, что мы не одни. Совсем рядом, буквально в нескольких метрах, как паровая машина, стучало сердце Седовых, нагнетая и нагнетая теньку. Оно было чуть выше, справа. Метров десять-пятнадцать от нас, не больше.

Где-то на юго-западе я почувствовал маму и младших брата и сестёр. Где-то в сердце города, на землях пандидактиона, я чувствовал сестру. Дядя, злой, шёл куда-то на северо-востоке города. Тенька вырвалась из-под щитов, раскручиваясь всё стремительней и…

Два вихря столкнулись. Вихрь теньки и вихрь тёмного. Столкнулись так, будто оба были вполне себе материальными. Подвал вздрогнул, пространство вокруг нас чуть исказилось… Казалось, что видишь всё вокруг, будто в кривом зеркале.

И в