Запах серы - Гарун Тазиев

Вечером, когда мы впервые за день ели по-настоящему, сидя кружком вокруг поставленной наземь керосиновой лампы, одни говорили, другие помалкивали. Здесь играла роль не только особенность характеров, но и усталость. Один подробно рассказывал об увиденном или излагал свое мнение, другой возражал, третий дремал, остальные молча слушали.

На песчаных равнинах, тянувшихся между лавовыми полями и уступом нагорья, мы часто видели газелей. Пустыня, можно сказать, изобиловала ими… Кроме этих мелких антилоп там водились страусы, дикие ослы, шакалы, гиены, коршуны и грызуны, не говоря уже о домашних животных данакильцев — козах, верблюдах, а в зеленой долине возле Ророма паслись даже коровы, так что по вечерам мы всегда ели свежее мясо, необходимое при таком расходе сил. Бесспорное предпочтение отдавалось мясу газелей, даже когда дежурный повар, чей кулинарный опыт ограничивался вскрыванием консервных банок в бойскаутских походах, подавал нам тушку, обугленной с одного бока и почти сырой с другого… Сухое дерево курилось приятным дымком, а зверский аппетит довершал остальное.

Дискуссии, начинавшиеся за трапезой, особенно не затягивались: усталость долгого дня сказывалась с особой силой, когда пустой живот тяжелел от щедрого насыщения. Редко кто бодрствовал после десяти… Ночь приносила долгожданную свежесть и прохладу. После дневного пекла ночные 20° казались лютым холодом, и, клацая зубами, мы облачились в свитеры. Спали мы. под луной — в данном случае это не фигура стиля, а констатация факта; небо было безоблачным, и бархатистые звезды виднелись настолько отчетливо, что, честное слово, было жаль так быстро засыпать. Походные койки изолировали нас от скорпионов, тарантулов и общительных змей. Каждый устанавливал свою койку в зависимости от фантазии, настроения, топографии места, направления ветра и регистра храпа соседа.

В ту ночь ветер заставил нас лечь под защиту низкой, но вполне надежной стены лавового потока. Я уже спал глубоким сном, когда кто-то дотронулся до плеча… Я тотчас узнал в темноте Жан-Луи Шемине — к счастью, я, как пес, просыпаюсь мгновенно.

— Посмотрите, — зашептал мне в ухо Жан-Луи, — там (он показал рукой на восток) все небо багровое. Если отойти от стены, ясно видно.

Мы отошли шагов десять, я обернулся и действительно увидел в синем небе пурпурный отсвет над черной массой хребта. В другом месте это мог быть сполох горящей саванны или лесного пожара, но здесь, в вулканической пустыне…

— Извержение! Это извергается Эрта-Але! Она же в той стороне! Эй, ребята, просыпайтесь! Извержение!

Открытие Шемине взбудоражило всех до крайности, сон как рукой сняло. Какая досада, что до сих пор еще нет вертолета!

К величайшему нашему изумлению, утром в небе не было заметно ни малейших следов пожара, ничего. В бинокль просматривалась безмятежная картина: базальтовые потоки и вялый привычный дымок над Эрта-Але. Мы решили, что это скромное — учитывая слабость зарева — извержение длилось от силы несколько часов. День прошел в обычных делах.

Но не успело солнце скрыться за горами, как над кратером Эрта-Але снова возник пурпурный отблеск. Мы не могли оторваться от этого зрелища. В чем дело? Маловероятно, чтобы это было перемежающееся извержение — затихающее днем и возобновляющееся ночью. Правда, лавовые потоки могли стекать по восточному, не видимому отсюда склону, а отблеск шел из жерла кратера, где начался интенсивный процесс.

Всех разбирало жгучее желание взглянуть на феномен собственными глазами: извержения ведь происходят не каждый день. Молодые коллеги строили смелые планы молниеносного рейда к Эрта-Але, но я отговорил их, точнее, категорически воспротивился этому намерению, как ни жаль было их разочаровывать. Я твердо считал, что предприятие невозможно или находится на пределе возможности, что все равно делало его чрезмерно опасным.

Внешне рейд выглядел предельно просто. Вершина вулкана, отстоявшего от нас на 20 километров, поднимается всего на 500 метров, а долина лежит в 100 метрах ниже уровня моря. Перепад в 600 метров при такой дистанции мог показаться пустяковым делом — в любом другом месте, кроме Афара! Здесь добавляются невыносимая жара и предательские ловушки базальтовых полей, не позволяющие пройти ни мулам, ни верблюдам, ни тем более машинам: отсутствие колодцев ограничивало радиус передвижения запасом воды, который можно перенести на себе, то есть несколькими километрами. Еще я знал, что не только никто из европейцев, но и ни один афар не отваживался забираться на вулкан. Даже Туллио Пастори это оказалось не по силам.

Пастори лучше, чем кто-либо, знал Афарскую впадину. Приехав сюда в 1906 году, он в 1928 году первым пересек ее пешком с юга на север — подвиг, который после него не повторил и, безусловно, не повторит никто. Это он, Пастори, открыл среди прочего залежи калийной соли в Далоле. Он говорил на афарском языке так же бегло, как на итальянском, арабском, суахили и галла, завоевав доверие кочевников. Несравненный ходок, он совершил однажды попытку добраться до кратера Эрта-Але, на безуспешно. Тот факт, что даже он был изнурен жаждой во время подъема, хотя в то время Пастори не исполнилось еще и 40 лет, из которых 25 лет он прожил в Афаре, указывал на практическую невыполнимость этого предприятия.

Кстати, нам посчастливилось познакомиться с этим удивительным человеком незадолго до его смерти, последовавшей в 1972 году. Несколько дней мы провели вместе в Мэкэле. Пастори рассказал нам о своей необыкновенно бурной жизни. Вот один эпизод, свидетельствующий о том, какой это был ходок. В 1941 году англичане интернировали его как итальянского гражданина и отправили в лагерь в Северной Кении. Охрана там была не очень строгая — куда мог деться беглец в пустыне? Так вот, Пастори пешком прошел от Кении до Александрии — более 4 тысяч километров! Там он нашел шаланду, которая перевезла его в Турцию, а оттуда на другом баркасе он прибыл в Геную. Тем временем Италия вышла из войны, и север страны оккупировали немцы. Пастори вновь оказался в тюрьме, на сей раз немецкой… Он убежал и оттуда и с тех пор испытывает отвращение ко всем войнам, блокам и проявлениям национализма.

Когда война закончилась, он смог вернуться в любимые пустыни Восточной Африки. Хорошо, что военные действия прекратились, иначе он бы отправился туда пешком!

Теперь о технической стороне дела. Для того чтобы добраться до кратера Эрта-Але и спуститься вниз, потребуется 2 дня. Из-за необыкновенной сухости воздуха в Афаре — без сомнений, самой горячей точке планеты — усиленного ветром испарения человеку требуется в сутки не меньше 7–8 литров воды. Еще 1–2 килограмма провизии (это минимум) плюс спальный мешок, не говоря о фотоаппарате, блокноте для записей, компасе и геологическом молотке, — все это составляет уже неподъемный груз для среднего восходителя. И даже для такого, как Туллио Пастори…