Ковчег огня - Хлоя Пэйлов

Улыбаясь, Санчес нажал на спусковой крючок.

Глухой щелчок.

Улыбка разом исчезла с лица верзилы. Он снова нажал на спусковой крючок. И снова единственным звуком был щелчок бойка по пустому патроннику.

Патроны кончились.

Сдавленно выругавшись, Санчес отбросил бесполезный пистолет. Затем молниеносно набросился на Кэдмона, взмахнув рукой, целясь лезвием топорика в мягкие ткани живота, решительно настроенный выпотрошить своего противника. Кэдмон проворно отскочил в сторону, и лезвие промелькнуло в каком-то дюйме от него.

Краем глаза он увидел, как Эди вскочила на ноги и закричала:

— Ах ты, ублюдок!

С обезумевшими от ярости глазами, она сорвала с ближайшего крюка на стене цепь и начала размахивать ею над головой, наподобие средневековой булавы.

Обладающий на зависть быстрой реакцией, Санчес развернулся к ней.

И тут Кэдмон оторвал левую ногу от земли и вонзил резиновый сапог ему в почки. Прицельный удар отбросил верзилу на несколько шагов, и тот налетел головой на всевозможные железные инструменты, висящие на стене. Топорик, выскользнув из разжавшихся пальцев, упал на пол.

Не собираясь давать врагу время прийти в себя, Кэдмон бросился вперед. Обхватив одной рукой затылок Санчеса, а другой — его спину, он что есть силы ударил верзилу головой о железную тележку.

Стены бойни содрогнулись.

Санчес, оглушенный, с совиным выражением на лице, свернулся в зародышевый комок. Через мгновение он приоткрыл рот. Кэдмон так и не понял — чтобы заговорить или чтобы закричать. Из зияющей пасти вырвала лишь ярко-красная струйка крови. Затем тело содрогнулось в могучих спазмах, ноги конвульсивно забились. Кэдмон подозревал, что мозг верзилы продолжает бороться, все еще посылает членам команды «сражаться или бежать», не в силах признать неминуемое, отказываясь лечь и тихо умереть.

Эди отвернулась, не в силах видеть предсмертные судороги Санчеса.

Через какое-то время Кэдмон ласково тронул ее за плечо:

— Он умер. Куда он отправился, не могу сказать. Хотя, подозреваю, в пропуске в небесное царство ему откажут.

Эди взглянула на распростертый труп. Лишившись того животного духа, который называется душой, здоровенные мышцы обмякли, в широко раскрытых глазах застыл ужас.

— Мне надо отсюда выйти. — Отстранив Кэдмона, она, шатаясь, направилась к двери.

Присев на корточки, Кэдмон быстро обыскал карманы Санчеса. Завершив обыск, он следом за Эди вышел из бойни.

Оба молча посмотрели на заброшенный дом. Сырой ветер донес треск и стон гниющего дерева. Облупленная ставня размеренно колотилась о такую же облупленную оконную раму.

— И что теперь? — тихо проговорила Эди.

— Если мы хотим провести наш корабль в этот густой туман, нам нужно сохранять спокойствие, — ответил Кэдмон.

— А ты не мог подобрать более обнадеживающее клише?

— Извини. У меня в голове все смешалось.

— Как ты думаешь, Макфарлейн бросится в погоню?

Подумав какое-то мгновение, Кэдмон решительно покачал головой:

— Ковчег у него в руках. А больше его ничего не интересует.

Глава 74

Истинно в тот день произойдет великое потрясение на земле Израилевой. И вострепещут от лица Моего рыбы морские и птицы небесные, и звери полевые, и все пресмыкающиеся, ползающие по земле, и все люди, которые на лице земли, и обрушатся горы и упадут утесы, и все стены падут на землю.[56]

Открыв ящичек между передними сиденьями «Рейндж-Ровера», Стэнфорд Макфарлейн убрал туда свою потрепанную Библию; слова пророка Иезекииля, как всегда, вдохновили его.

Сидящий за рулем сержант-комендор пробурчал что-то себе под нос, снова жалуясь на то, что приходится ездить по левой стороне дороги. Макфарлейн не обращал на него никакого внимания. Скоро они будут в Маргейте. Маленькая рыбацкая шхуна у причала позволит обойти британскую таможню.

Он бросил горящий взор на грузовой контейнер, помещенный в багажник джипа.

Ковчег Завета.

Потребовалось больше двадцати лет, чтобы разыскать самую священную реликвию. Эти поиски были приказаны самим Господом, Макфарлейн изучал каждую зацепку, каждый слух, каждую теорию относительно судьбы Ковчега, какой бы безумной она ни была. Поиски приводили его в самые отдаленные уголки земного шара. Эфиопия. Ирак. Юг Франции. Одна за другой гипотезы отбрасывались, и в конце концов остались только четверостишия средневекового рыцаря Галена Годмерсхэмского.

И снова Макфарлейн посмотрел на контейнер, испытывая восторженное возбуждение. Все его тело словно попало в статическое электрическое поле.

Господь совсем близко! Он это чувствовал!

Ибо именно через Ковчег Бог явился Моисею, чтобы произнести свои слова. Ковчег не только воплощал Всемогущего, он был символом обещания Бога своему избранному народу. Ничто не изменилось с тех пор. Сейчас все в точности так же, как было тогда. Облаченный в «Камни огня», он, Макфарлейн, сможет общаться со Всемогущим. Точно так же, как Моисей разговаривал с Богом в пустыне.

От этих головокружительных мыслей у Макфарлейна перед глазами возникли видения, он услышал ревущий глас труб и звон тарелок, крики и вопли, торжественные гимны. Как будто три с половиной тысячи лет минули в одно мгновение.

Хвала Всемогущему Богу!

Он знал, что Господь составил свой замысел для человечества в Эдемском саду; концом будет новый рай для тех, кто действительно достоин благословения Бога, и они будут наслаждаться тысячью лет мира и процветания. Наконец настанет пора заслуженного отдыха, воины отложат окровавленное оружие и лягут рядом с нежными и робкими агнцами.

Пророк Иезекииль с потрясающей отчетливостью увидел багровое будущее, которому суждено предшествовать этому золотому рассвету.

Макфарлейн не сомневался в том, что пророчество Иезекииля сбудется в самом ближайшем будущем, обрушившись неудержимой бурей на ничего не ведающий мир. Будущее уже написано, пророчество явилось даром Господа, призванным усмирить страх человека перед лицом грядущих черных свирепых ночей.

И когда предсказанная Иезекиилем война наконец начнется, греховный человек больше не усомнится в существовании Бога.

То будут черные дни. Человечество окажется на грани терпения. Но те, кто откажется вступить в сговор с врагами, будут возрождены в новом мире. Для людей Господа настанет пора отдыха. Тогда пустыни станут плодородными, а Мертвое море перестанет быть мертвым. Иезекииль предсказал, как его воды наполнятся той самой рыбой, которая накормит жителей нового царства Божьего.

Тысяча лет мира. Старый боевой конь наконец сможет отдохнуть.

Сунув руку в карман, Макфарлейн достал сотовый телефон и быстро ввел большими пальцами цифровой код. Проверив и перепроверив каждый знак, он отослал текстовое сообщение, понимая, что оно одновременно достигнет всех филиалов Службы безопасности «Розмонт», расположенных в Европе и на Ближнем Востоке. Отдав боевой приказ, Макфарлейн убрал телефон в карман.

Когда машина подъехала к окраине Маргейта, он вспомнил об англичанине и его шлюхе. Их казнь была заслуженной, и он не испытывал к ним никакой жалости. Вместо этого его захлестнула волна ненависти. Ненависть — хорошее чувство. Очищающее. Ненависть помогает убивать неверных и расправляться с грешниками.

В будущем он найдет достойное применение своей ненависти.

Глава 75

— Понимаю, что это покажется безумием, но я искренне огорчена, — призналась Эди, принимая от Кэдмона стаканчик кофе. — В ярости, но огорчена. Я имею в виду, эти два типа были человеконенавистниками-мизантропами, отчаянно нуждающимися в обучении хотя бы азам чувствительности. Но когда они умерли у меня на глазах… — Умолкнув, она уставилась на узкую дорогу, проходившую перед скамьей.

Кэдмон подсел к ней, сжимая в руке стаканчик кофе. Он тоже угрюмо смотрел на главную магистраль, рассекающую надвое крохотный портовый городок Гилкрайст.

Понимая, что местную полицию привлекут клубы черного дыма, поднимающиеся над местом взрыва «Рейндж-Ровера», а это, в свою очередь, приведет к обнаружению по крайней мере одного трупа, Кэдмон воспользовался захваченным навигатором, чтобы проложить курс в противоположную сторону от обгорелого остова. Хотя и бесконечно уставшие, они с Эди долго брели по заброшенным полям и наконец добрались туда, где сейчас находились. Негостеприимный, подобно всем замкнутым анклавам, Гилкрайст источал сильный запах соли и дохлой рыбы, и единственным плюсом в нем была автобусная станция. Если только, конечно, одинокую железную скамью в шести шагах от дороги можно было назвать станцией.

Поднеся бумажный стаканчик к губам, он отхлебнул отвратительное на вкус пойло, купленное в продовольственном магазинчике напротив. Как сказал неприятный тип за прилавком, автобус до Лондона должен был появиться через сорок минут.