Дневники - Николай Мордвинов

Интереснейший человек. Какой профессионализм. Давно не встречался с таким.

Проба оказалась хорошей. Эйзенштейн слышать не хочет, чтобы снимался не я. А я боюсь связать себя.

16/V

«ТРАКТИРЩИЦА»

Вернулся из Москвы Ю.А. Передают, что он как руководитель везде принят хорошо. Моссовет даже отпустил огромную сумму на ремонт помещения. Но переезд, очевидно, скоро не состоится. Дела на фронте заставляют руководителей быть осторожными. Ю.А. сказал, что состояние в театрах таково, что вроде наш репертуар лучше, чем в московских театрах. Интереснее.

5/VII

В Отелло хочу при большой наполненности большой и страстной формы выражения. Это увлекает и манит меня сейчас. Это становится чуть не главным. Только бы не стало это самоцелью. Выраженное, выисканное. Надоела серость. Правденка. Ханжеская правда взяла в свои цепкие и липкие лапы наше искусство. Естественно… и курица естественна.

Разная естественность для курицы и орла.

22/VII

Ю.А. пока репетирует и требует.

Начинает получаться сцена сената. Очень мне понравилась мысль, на которую я набрел случайно. В монологе не говорить «как», а прожить весь путь заново. События заново «трудного пути» должны волновать, могут дать оправдание такой трактовке.

Не получается первый выход. Хочу начать роль веселым, со смехом, радостным, а у меня почему-то не получается. Дальше находятся и краски и приспособления, а тут нет.

Предложил первые два акта играть как ликование по поводу свадьбы Отелло. На Кипре начать с плясок, песен с куртизанками, буйно, свадебно, южно. Соответственно оформим декорации.

Увертюру строить не по классическим канонам, включая в нее все или основные лейтмотивы спектакля (они здесь трагичны), а увертюру торжественную, венчающую, лучезарную, ликующую, не легкую, нет, а глубокую по теме, насыщенную по содержанию, счастье существования, добро — существует!

Кстати, это ляжет на свадебность первых двух актов. Вплоть до расставания Отелло с Кассио. Когда что-то рухнуло, что-то свершилось непоправимое. Что-то такое, о чем даже нет права подозревать. Что-то такое, за чем следует трагическая бездна.

И финал. Торжественное, углубленное ощущение чего-то познанного заново. Правда есть. Перекинуть мост от первого акта, на более осознанное познание. Увертюра зазвучит тогда в новом содержании.

Предложил подумать о том, должна ли существовать в музыке[153] тема Яго. Яго воспринимается через Отелло, его мысли, отношения, ощущения. Яго в его делах, что так или иначе влияют на Отелло.

Ю.А. одобрил. Нашел верным и полезным. Говорит, что его это вдохновляет и надо будет это использовать.

27/VIII

Ю.А. агитирует за выисканную, экспрессивно выраженную мизансцену и жест. Репетиции идут нервно. Устали все. А я без меры…

29/VIII

СВОЙ КОНЦЕРТ — (отчетный. ДКА)

Перед концертом сказал слово Ю.А.

«Товарищи, сказать, что я буду говорить о творчестве Н.Д. в области художественного чтения — это неверно.

Я буду говорить о совместной творческой жизни.

В 25-м году Н.Д. поступил в мою студию учеником. Это был юноша, одержимый любовью к искусству вообще и к театру в частности… Это осталось и до сих пор.

Н.Д. приехал из провинции, были у него замашки провинциализма: говорить, двигаться. Он русский, волжанин. Казалось — он бытовой материал, но его с самого начала тянуло к романтике. Он пришел ко мне в театр-студию из школы. Там стремления его показались не соответственными его возможностям, как это часто случается в биографиях больших актеров; так было с Москвиным, например. У нас вначале была неясность в его возможностях, но его воля, которая у него, вероятно, с рождения, его воля преодолела все.

Вы его знаете по картинам: «Последний табор» — цыган Юдко, «Маскарад» — Арбенин, Богдан Хмельницкий, Котовский. В каждой роли он находит свое индивидуальное решение. Еще своеобразнее он в театре. Первая роль, на границе ученичества — поручик Соболевский[154]. Это первая роль, в которой Н.Д. поразил своих товарищей, московского зрителя.

Мюссе, «Любовью не шутят» — роль молодого барона Пердикана. В течение нескольких лет он ее отрабатывал.

«Ученик дьявола» Бернарда Шоу — роль Дика Даджена — тут Н.Д. развернулся во всю ширь. Это роль анархиста, бунтовщика. Борьба Америки за свою независимость. Громадный детина. Сильный, он моментально покорял зрительный зал. После этих ролей за ним стала следить публика, любящая актерские дарования. Затем следовал ряд ролей: Ваграма[155] (мало кто видел этот спектакль), роль подпольщика-большевика, вождя. Впервые открылись в Н.Д. его качества трагического актера, то, что делает его необыкновенным в нашей действительности. Я недавно говорил с Юрьевым[156], который несет традиции романтического искусства. Юрьев считает Н.Д. своим преемником. Право на трагическую роль мало кто имеет. Я говорю не как учитель и основываясь не на личном ощущении. Он единственный у нас такой актер.

Ростовский период. В Ростове — «Любовь Яровая» — Яровой. Дон Гуан — Пушкина, Карл Моор — «Разбойники» Шиллера. Н.Д. сыграл очень интересный образ современного человека. Современного строителя коммунизма. Тема воли и строительства, с темой любви к своей жене, через всю жизнь — это Тигран[157] Готьяна.

Наконец, он сыграл две шекспировские роли, которые пришлись ему по плечу: Петруччо и Отелло. Я пропустил в этом перечне Мурзавецкого в «Волках и овцах» Островского. Эта роль выходит из плана его ролей. Маменькин сынок, опустившийся… Н.Д. сделал ее чрезвычайно ярко. Во всех ролях проявляется основное его свойство: роли, где чувствуется сила, значение личности, громадный вкус к жизни, героика — все его роли. Кавалер ди Рипафратта — в «Трактирщице». Люди необычайного вкуса к жизни.

Отелло — внутренняя благородная сила. Умение по-настоящему любить. Не сюсюкающая любовь, а настоящая любовь. Отелло принадлежит к тем ролям, над которыми актеры работают всю жизнь. Станиславский любил повторять, что такую-то роль он сыграл — на пятисотом спектакле… Вот для Н.Д. и для меня — постановщика — возвращение к Шекспиру это громадная радость. Богатство ощущения действительного. Всякое настоящее качество видоизменяется, как растет человек, так растет актер, так растет искусство.

Программу провел, прямо скажу, на среднем уровне. А Ю.А. неожиданно отнесся очень горячо: — Да… как ты вырос! Это не под силу любому. Кто может провести такой вечер на таком накале и мастерстве? Это просто, взволнованно и сильно. Это искусство. Перебираю в памяти… Чрезвычайно увлекательно. Это — спектакль одного актера. Ты должен быть счастлив. Ты один целый вечер. Это должно быть чрезвычайно радостно. Так разнообразно показан актер. Я не видел за свою жизнь такого разнообразия. Это необходимо широко показать Москве. У меня много мыслей. Надо использовать эту твою увлеченность и мастерство, твой опыт.