Двадцать отражений лжи (СИ) - Ольга Шумилова

— Не нахожу, — я устало пожала плечами. — Если ты хочешь сложить голову у края галактики ради радости полюбоваться на ничем не примечательную туманность, то я — нет.

— Она примечательна хотя бы тем, что это родина «звезд». По крайней мере, так говорят.

— Вот именно — говорят. Про них вообще много говорят — бреда по большей части. Даже Хауер. Это же он ляпнул на конференции ксенологов лет десять назад, что Ночная Вуаль — туманность искусственная, и «звезды» так скрывают свою якобы цивилизацию, — я рисовала на считывателе хаос из переплетающихся кривых.

Какая же я дура…

— Вы не правы, — неожиданно мягко сказал Пешш. И на секунду мне показалось, что речь идет вовсе не о «звездах». — Эту точку зрения озвучил легендарный исследователь.

— И на чем базировался этот исследователь? — замершее на миг световое перо продолжило вычерчивать скачущие линии. — На слухах? Насколько я помню, в пределах Вуали не удалось побывать никому постороннему. Ну, или, по крайней мере, вернуться оттуда живым и начать плескать языком.

— Откуда вы знаете, куратор? — вкрадчиво поинтересовался он.

— Я читаю месячную рассылку. «Вестника ксенологии» в том числе, — среди ломаных линий возникла спираль. — А Хауер полоскал мне мозг твоими любимыми «звездами» все четыре года, пока мы с ним жили в общежитии Академии в соседних боксах.

— Понятно, — пожал плечами Пешш.

— Конечно, — эхом откликнулся Чезе.

Мужчины снова переглянулись и одновременно дали задний ход.

Нужно что-то делать с лицом. А может, и с собственным секретарем заодно — он явно что-то знает. А если они еще споются с Пешшем, то, учитывая аналитические таланты последнего, эта парочка докопается до истины, даже не заглядывая в командорский сейф.

И ведь вопрос действительно серьезнее некуда, учитывая все эти политические пляски вокруг Корпуса. По уму — убрать обоих подальше отсюда, предварительно прочистив мозги.

Все-таки работает Чезе на кого-нибудь на стороне? И на кого, если да?…

Я машинально начала закрывать лишние голо-экраны. Экран с письмом все еще требовательно мигал красным цветом.

Поколебавшись, я начала писать ответное сообщение с вежливым отказом… и на середине строки выключила портативку вообще. Не получит вовремя, начнет меня искать, попадется на глаза охране… Объясню все сама — не переломлюсь. Нечего Тану делать в застенках Корпуса.

Мне нравился этот веселый, общительный до настырности и действительно талантливый парень. Хотя какой он парень — взрослый мужчина, даже внуки уже пошли, судя по подслушанному. Но ведет себя он именно как студент, временами напоминая мне Чезе, да и не видела я его настоящего лица… Да, он мне нравился — может, потому, что в детстве я втайне мечтала быть именно такой. Общительной и талантливой.

Смотреть, как во всех тех, с кем играла в «камешки» в детском гнезде, у одного за другим просыпается дар… Как наставники возникают под заплетенной лазурными листиками аркой, и их взгляд каждый раз скользит мимо тебя — а гнездо покидает кто-то другой… Да, это обидно. Обидно быть среди тех странных детей, в ком дар проснулся на двадцать лет позже срока, да и то — настолько слабый, что не годился ни для кого, кроме ученицы врача. Но и хорошего врача, что тоже обидно, из тебя получиться не может. Врач должен встраиваться в любую сеть вообще без подготовки, а ты замкнулась на собственном гнезде и не любишь посторонних — ты вообще не любишь, когда тебя жалеют, а жалеют тебя все, кроме бабушки. За то, что некрасива и блекла, как лунный серп. За то, что только твой клан, клан Стражей Границ, запятнал себя связью с чужаком — связью, которая не лишила ни сил, ни красоты твою мать, зато отыгралась на тебе — внучке этого чужака.

И в завершении всего, ты своей собственной глупостью сломала себе жизнь — задолго до того, как фарр по имени Неро довершил этот процесс.

Наверное, все эти годы я и ненавидела его скорее за то, что у него хватило жестокости оставить меня в живых.

И тем не менее я упорно продолжаю делать глупости. Например, собираюсь спросить Чезе в лоб, что ему известно и что он собирается с этой информацией делать. Естественно, взяв его предварительно за руку — чтобы не смог солгать при всем желании. Это, конечно, не глупо. А вот то, что я не смогу его ни убить, ни превратить в слюнявого идиота со стертой памятью даже при самом скверном варианте ответа — очень даже.

Вот только глупо и неправильно — это разные вещи.

— Ну, как ощущения?

За спиной что-то щелкнуло.

— Никаких. Так вот… Я хотела сказать…

— А теперь? — барабанная дробь пальцев по клавишам.

— Тоже. Вы мне дадите сказать или нет?!

— Нет. Я вас вполне членораздельным универсалом попросил лечь, расслабиться, закрыть глаза и замолчать. Что-то непонятно?

В окошко округлой серебристой капсулы, где мне предписывалось расслабляться, заглянул веселый черный глаз.

Я ткнула в кнопку динамика и в очередной раз попыталась достучаться до сознания его обладателя:

— Я же сказала — все отменяется. Мы с Неро…

— …поругались, — философски отозвался динамик. — Бывает. Я с ним ругаюсь каждую третью пятницу месяца — после подписания смет, так что не переживайте. И заодно вспомните, что вы на данный момент — пациент, так что права голоса не имеете, и лежите спокойно.

Я только махнула рукой, отчаявшись заставить Тана понять, что это не того плана ссора. Не сказать, чтобы моя совесть была до конца чиста, но я честно пыталась объясниться все те десять минут, что прошли с момента, когда у кабины 42 меня приветственно похлопали по плечу, до приглашения залезть в этот сомнительный агрегат.

Начав с фразы: «О, как хорошо, что вы не опоздали — у меня там уже все под парами стоит», Тан тараторил без умолку, озвучивая план лечения по пунктам — то ли надеялся, что я скажу по этому поводу что-нибудь умное, то ли просто хотел выговориться.

Но почему он до сих пор ничего не знает?…

— Тан… когда вы его последний раз видели?

— Гм… сегодня в районе обеда — он прилетел со Станайи, привез основную движущую силу вашего лечения. Мог бы, кстати, сделать это и пораньше — пришлось собирать на коленке… Ему же, к слову, и пришлось. Неприятных ощущений нет? Ким, вы слышите?…

Я слышала. Но ответить смогла не сразу.

— Все… нормально. И он ничего вам не сказал?

— Ну почему — сказал. Много всего, в основном нецензурного. Охрана до сих пор по углам жмется… Но не о вас, — снаружи раздалось победное восклицание. — Ну вот, готово!