Рим, проклятый город. Юлий Цезарь приходит к власти - Сантьяго Постегильо

– Хороший замысел, – отозвался Ганник, – но римляне строят укрепления отсюда и досюда. – Он склонился над картой, отмечая линию, шедшую вдоль побережья до самого Бруттия. – Возводят огромную стену высотой пятнадцать футов и собираются выкопать перед ней рвы, которые сделают ее еще неприступнее. За стеной будут легионы Красса. Как мы доберемся до Брундизия? Это невозможно.

Спартак оторвался от карты, уселся на один из стульев, расставленных внутри палатки, и заговорил со спокойствием, которое удивило всех.

– Мы преодолеем стену, – сказал он и взял кубок, поднесенный ему Идалией, которая знала: если Спартак сел, значит он хочет вина. Гордая тем, что стала его женой (законной или нет, значения не имело, их мир отличался от римского), она любила прислуживать ему в присутствии других военачальников.

– Но, ради всех богов, – настаивал Ганник, – как ты собираешься вызволить нас из ловушки? Ты же слышал. Стена неприступна.

– Мы пойдем на нее ночью, – объявил Спартак.

– Только подумай, – после недолгого молчания продолжил Каст, который не понимал, как провернуть эту рискованную операцию, – легионеры Красса за рвами и стеной будут на страже днем и ночью: они сосредоточатся как раз там, где мы нападем. А если разделить наши силы, у нас будет недостаточно войск, чтобы идти на стену.

– В этом ты прав, – согласился Спартак. – Разделяться никак нельзя. Нет, мы должны сосредоточиться в одной точке, в одном-единственном месте, и сообща пойти на приступ. И мы прорвемся.

Каст покачал головой, но больше не возражал. Все уже отчаялись, а замысел Спартака имел сильные и слабые стороны – как и любой другой, принятый в подобных обстоятельствах. По крайней мере, они умрут, сражаясь.

Все вышли из палатки, но Каст замешкался и повернул назад. Спартак все еще сидел, поставив кубок с вином на пол, и перечитывал один из папирусов, которые взял в доме Лентула Батиата несколько лет назад, в день их побега, когда все только начиналось.

– Неужто сейчас подходящее время для чтения? – удивился Каст.

Спартак воспринял его замечание как должное. Каст согласился с замыслом, и это было главное.

– Чтение – отдых для меня, – ответил он, прежде чем вернуться к Полибию.

Каст вздохнул, снова покачал головой и оставил Спартака наедине с Идалией и древними папирусами, такими бесполезными посреди гигантской тюрьмы, куда их поместили римляне.

Западная часть стены, воздвигнутой в Бруттии

На закате

Красс прогуливался по стене, глядя на юг. С ним были Цезарь, Лабиен и прочие трибуны.

– Они ведут себя спокойно, – заметил Красс, который уже несколько недель ожидал от рабов каких-нибудь действий: те наверняка узнали, что киликийские пираты не собираются причаливать к их берегам.

Укрепления возводились уже месяц, и бездействие Спартака тревожило проконсула. Он был наслышан о больших успехах Помпея, уничтожавшего последние очаги сопротивления популяров в Испании, и не без оснований опасался, что Сенат отдаст Помпею войско, брошенное на Спартака, или, по крайней мере, разделит начальствование между ними двоими. Крассу казалось, что ожидание слишком затянулось. В то же время у рабов, запертых на небольшом пространстве, истощались припасы, которых нельзя было получить по морю или привычным способом – занимаясь грабежом по всей Италии. Рабы с каждым днем слабели, но ничего не делали, и это его озадачивало.

– Подождем еще пару недель и, если они ничего не предпримут, нападем сами, – объявил Красс.

Его предложение понравилось всем.

Наступила ночь.

Проконсул удалился, его примеру последовали остальные начальники.

Кроме Цезаря и Лабиена, которые остались на вершине стены и смотрели на юг.

– Он что-то замышляет, – пробормотал Цезарь, вглядываясь в темнеющий горизонт.

К югу от западной части стены, воздвигнутой в Бруттии

Глухая ночь, вторая стража

Тысячи факелов, вытянувшись в длинную цепочку, приближались к стене, воздвигнутой римлянами. Света было так много, что казалось, будто на стену надвигается огромная огненная змея.

К северу от западной части стены, воздвигнутой в Бруттии

Вторая стража

– Они нападают, клянусь Юпитером, они нападают!

Посреди ночи стражники вдруг забили тревогу, подняв на ноги весь римский лагерь.

Спартак мог бы напасть на востоке, но, как ни странно, атаковал на западе, как раз там, где находился Красс.

– Сосредоточьте здесь все войска! – приказал проконсул из палатки, пока прислужники помогали ему одеться.

Вскоре Красс, Цезарь, Лабиен и другие начальники снова оказались на вершине стены и стали наблюдать за длиннейшей цепочкой факелов, медленно, но неумолимо приближавшейся к укреплению.

– Их много, – заметил один из трибунов.

– Все войско, – подтвердил Красс. – Они знают, что, разделившись, не смогут преодолеть укрепление. Как бы то ни было, это и есть та великая битва, которой мы ждали столько времени. Если они решили начать ее ночью, пусть так и будет. Сколько времени потребуется легионам, стоящим у восточной части стены, чтобы добраться до нас?

– Ночью передвигаться труднее, – заметил другой трибун. – Прибудут к третьей страже.

Красс помрачнел.

– Несомненно, рабы на это и рассчитывают, а значит, легионы должны двигаться быстрее, – приказал Красс не допускавшим возражений тоном.

Эти слова произнес проконсул, не так давно казнивший множество легионеров, о чем никто не забывал. Трибуны не стали спорить и поспешили передать указания легионам на востоке, чтобы те поскорее прибыли к месту скопления врага.

Надо было спешить, прежде чем Красс снова прогневается.

– Они остановились.

Цезарь указал на цепочку вражеских факелов.

– Строятся, – заметил Красс. – Как и мы. Это выгодно для нас: мы получаем время, чтобы сосредоточить здесь все войска. Принесите факелы! – приказал он, оглядываясь. – Клянусь Юпитером, вся западная часть стены должна быть освещена! Я хочу видеть их лица, когда мы начнем их убивать!

Цезарь все смотрел на цепочку факелов, остановившуюся в миле от стены.

– Странно, – пробормотал он сквозь зубы.

Тем не менее Красс его услышал.

– Что странного, трибун? – спросил он. В глубине души он признавал, что в этом ночном нападении действительно было нечто необъяснимое.

– Зачем останавливаться, вместо того чтобы нападать? Зачем давать нам время сосредоточить здесь все наши войска и наладить оборону – это же лишит их возможности идти на укрепления? Они теряют преимущество внезапности. В этом нет никакого смысла.

– Верно, – согласился Красс, но, воодушевленный близостью большой битвы, поставил точку: – В этой войне многое бессмысленно.

Разговор был окончен. Цезарь молчал, перебирая в уме все ходы Спартака, и наконец пришел к однозначному заключению: этот раб всегда принимал взвешенные решения и ни разу не ошибся. Почему же рабы остановились? Возможно, Красс прав и они готовятся к решительному натиску на стену. И все же эта ночная тревога, эти факелы напомнили ему о том, что он видел,