Невольник мести - Михаил Нестеров

– Срочное сообщение, товарищ генерал: разведчики в эфире. Они начали операцию.

– Они доложили, что ли? – не понял Ленц, подаваясь вперед и ловя себя на мысли, что прежняя вера в людей из диверсионной группы лейтенанта Скумбатова куда-то пропала.

– Нет, Игорь Александрович, они не докладывали, – майор подошел ближе. – Их рации на приеме, диверсанты поддерживают связь друг с другом.

Ленц принял от Савченко лист бумаги и пробежал глазами столбцы сообщений:

«Один-Десять на волне. Поберегись, Подкидыш! Рву северную стену».

«Всем, всем, всем!.. В центральном складе заложники. Оперативно – двадцать четыре».

«Один-Тринадцатый на волне. Иду к тебе, Скутер».

«...Удав держит тридцать „чехов“...»

«Скутер, выводи заложников... Пантера... почисть левую строну склада».

– Черт! – Ленц встал с места и нервно прошелся по кабинету. – Что там происходит?.. Я ни черта не понимаю. Заложники – ладно, но диверсанты выводят их, Савченко. Вы-во-дят.

Генерал покачал головой, припоминая окончание беседы с Сергеем Марковцевым: «Победите, а я подхвачу вашу победу. Потому что без поддержки вам не выжить. А кто останется жив, получит Героев».

По привычке Ленц хлопнул по столу ладонью:

– Так, Савченко, теперь можно выходить с ними на связь. Но сейчас они по уши в работе, так что слушайте и еще раз слушайте их и не отвлекайте.

У генерала была хорошая память на лица, но сейчас в силу каких-то причин он не смог отчетливо вспомнить лицо Марковцева.

76

Азербайджан, 20 декабря, утро

Не мешкая, чуть ли не пинками заложников гнали к подорванному гранатами забору. На лица их никто не смотрел, никто их не пересчитывал: какой дурак останется в неволе? Но едва они выстроились в цепочку и, ведомые Подкидышем, сделали первые шаги, как сзади ударили мощные «шакалы».

– Я прикрою.

Марковцев отчаянно замотал головой, нарушая сложившиеся традиции и называя на боевом задании бойца по имени:

– Нет, Миша, нет! – Для Марка это означало одно: Пантера остается здесь навсегда. – Я прикрою.

Ах как умел улыбаться Пантера! Ни у кого на свете не было такой открытой улыбки.

– Тебе нельзя, Максимыч. Ты должен вернуться. Без тебя мы никому не нужны, даже мертвые. Тем более мертвые. Поэтому ты и пошел с нами, разве не так? – Глаза Пантеры продолжали улыбаться. – Плюнем в вечность, Максимыч?

Не оглядываясь, смелый Пантера рванул назад, пользуясь временным прикрытием, чтобы секунды спустя встретить боевиков.

Марк выругался. Он не имел права удерживать Михаила, который был тысячу раз прав. А боеспособных в отряде остались только два человека: он и Подкидыш. Скумбатов был серьезно ранен, и каждый шаг давался ему с трудом. Не хватало времени, чтобы вооружить заложников, да и какой от них прок? С таким отрядом только быстрее положат... Обстановка говорила о том, что этот, последний натиск им не сдержать.

И мин больше нет. Три или четыре остались у погибших десантников. Если рванут «НД» от жара, то не ко времени. А до той, что осталась в рюкзаке Пантеры, уже не добраться.

«Заложники! Заложники, в бога мать! – скрипел зубами Марковцев. – Если бы не они...»

Если бы не заложники, диверсанты вовремя снесли бы склад и укрывшихся за ним боевиков. А группа Скумбатова вышла бы к Подкидышу без потерь. И Скутер остался бы жив. В таком мощном составе они бы расчистили правый фланг и стали отходить. Без потерь. Почти без потерь. Теперь же девять погибли, и наступила очередь десятого.

Последний взгляд на бойца: Пантера занял точно такую же позицию, что и раньше, только по другую строну здания: он полулежал за фундаментным блоком, готовый к своему последнему бою.

Рустэм Давлатов умирал тяжело и медленно. Пули, выпущенные из автомата одноглазого диверсанта, разворотили ему живот и пробили легкое. Не было сил дотянуться до пистолета, чтобы прервать мучения.

Рядом с полевым командиром, касаясь его ноги, делал последние судорожные вздохи Увайс Рагимов. Чуть левее замерли навсегда открытые глаза эмиссара Республики Ичкерия в ООН, которые походили на первые буквы этой организации: огромные, мертвые, бесполезные.

Еще в пяти метрах от Рустэма – бездыханные, как и положено, иорданские гости из союза «Братья мусульмане» – Аль-Мияр Абдель Хафез и Джавгар Хасан Мухамед, которые воочию убедились в профессионализме русских десантников. Сани Скумбатова – в частности.

Перед глазами Давлатова все поплыло, реальность смешалась со сказочными видениями, в которых преобладала дивная картина: зеленый луг, на который с курлыканьем садится стая журавлей – символ русской печали, – и снова взмывает в небо: один журавль за другим...

Индус отчаянно цеплялся за ускользающее сознание. Но успел запечатлеть в своих угасающих мозгах не волшебную картину, а серо-черное дымное небо и проблески огня. То был сущий ад; и там, куда он начал проваливаться, было ничуть не лучше.

– Уходи, – сквозь зубы бросал Пантера, не оборачиваясь на товарищей, – уходи, Максимыч.

Расчетливыми движениями десантник разложил перед собой оставшиеся два магазина к «АС», пистолет и четыре гранаты. Одну, не мешкая, швырнул в показавшихся из-за угла боевиков. Туда же послал длинную автоматную очередь.

Михаилу мучительно хотелось оглянуться, но он считал это проявлением слабости. Он спиной видел уходящих товарищей, чувствовал частые взгляды Марка и Подкидыша, которые оборачивались на ходу, и... больше понимал их состояние, чем свое собственное.

– Уходите...

Справа от Пантеры, в зияющем провале, где погибли Рубильник, Ас и Подкова, послышался чей-то неосторожный возглас. Развернувшись на животе, Михаил опустошил магазин и быстро вогнал новый. В запасе оставался лишь один. Пантера снова крутнулся, пресекая попытку боевиков обойти его слева, и бросил еще одну гранату.

Патроны кончались с неимоверной скоростью. Вот уже подошел к концу последний магазин. Автомат щелкнул затвором и стал бесполезным.

Бережно прикоснувшись к рукоятке ножа, Пантера оставил его в ножнах и потянулся к пистолету.

У разведчика было некоторое время, чтобы приготовиться к последней встрече. Он понимал, что боевики, несмотря ни на что, постараются взять одиночку живым: такой лакомый кусок, как плененный диверсант, не каждый день попадает в руки. Это почище генерала.

Пантера ждал наемников, вспоминая дом, самоотверженную тетку, взявшую на воспитание еще двух детей. Как наяву видел перед собой сестру: «Ты не обидишься? Я замуж выхожу».

Глупая...

Михаил представил себе небо над головой сестры, незнакомое, чуть темнее обычного, российского неба, а на нем ни облачка. «Боги там близко...»

«Странный ты человек, Максимыч... Нянчишься с нами».

А Марковцев улыбается и что-то говорит. Потом его почерневшее от дыма лицо искажается болью:

«Нет, Миша, нет!»

«Уходите, уходите», – стучало сердце в груди Пантеры, единственного человека в расчете, который знал всю правду об операции.

Пакистанец разделил свой отряд на две части. Десять человек, закрывая лица рукой, нырнули в полыхающее здание, стараясь обойти непереносимое пламя стороной. Остальные восемнадцать и примкнувшие к ним семеро караульных, уцелевших за казармой «Исрапил-лагеря», вплотную подошли к южной стороне здания.

Первая вылазка оказалась неудачной: два человека были ранены, один убит.

– Они уходят, Джафаль! – держась за простреленное плечо, выкрикнул наемник.

Еще одну попытку пресекла автоматная очередь из-за бетонного блока. Туда полетели гранаты, но разорвались в пяти-шести метрах от автоматчика.

Мустафа ждал, когда за спину прикрывающему отход колонны с заложниками русскому десантнику выйдет его второй отряд. Прислушавшись, пакистанец, покачал головой: их попытка также оказалась тщетной. Кто-то очень храбро защищал своих товарищей. Но он один. И у него скоро кончатся патроны.

Боевики появились сразу с двух сторон – осторожно, держа разведчика на прицеле. Ту группу, что появилась слева, возглавлял сам Джафаль Мустафа. В руках пакистанца был «шакал». Оба они настороженно смотрели на русского десантника.

Пантера сидел, вытянув ноги и прислонившись спиной к бетонному блоку. Левая рука лейтенанта с прокопченным лицом была прижата к туловищу, ладонь покоилась на бедре. Правая держала пистолет. Глаза бегали от одного боевика к другому. По вороненому стволу пистолета, который Пантера вставил в рот и крепко прикусил зубами, стекала слюна. Дыхание бойца было частым, прерывистым.

Джафаль опустил ствол «шакала» и обратился к своим на арабском:

– Он не выстрелит в себя. – Потом перешел на русский: – Слышишь, ты, солдат! У тебя не хватит мужества. Сдайся мне. Ты будешь получать хорошее жалованье. Зачем тебе умирать? Сдавайся! – Джафаль подошел совсем близко, изучая лицо русского диверсанта. – Сдавайся.