Воины столетия. Дар (СИ) - Галина Геннадьевна Черкасова

и, перекатившись на спину, отшвырнула его прочь. Арес, опершись на руки, приподнялся, подтянул ноги и резко вскочил. Теперь мы стояли друг напротив друга.

— Саша, — я попятилась. — Мы же напарники, друзья, пара, в конце концов.

Он покрутил меч в руке и пошёл на меня.

— Если мы друзья, — я не узнала его голос — низкий, хриплый, похожий на рычание. — Почему на тебе моя кровь?

— Ты не оставил мне выбора.

— А вы — мне, когда бросили там.

Что-то ударило меня под колени, и я повалилась на кости. Арес протянул мне руку.

— Хочешь обратно? В мой мир? Там легко умиреть. Я помогу.

— Это не твой мир! Ты не…, - то, что я увидела в следующее мгновение, лишило меня дара речи. Мимо, поджимая лапки, осторожно переступая через кости, прошествовала взявшаяся из неоткуда Сашкина кошка. Увидела хозяина — и засеменила к нему, подняв хвост трубой. Арес, опустив голову, замер. Кошка ткнулась мордочкой в его ногу и, заурчав, принялась тереться о его сапоги. Меч упал на кости. Арес взял кошку на руки. Окровавленные пальцы осторожно коснулись белоснежной шерстки, оставив на ней едва заметные потеки. Позади захрустели кости, и не вовремя подоспевший Гермес, остановившись за спиной Ареса, взмахнул посохом.

— Нет! Не надо! — заорала я, прыгая вперед и отталкивая Ареса в сторону. Крылатый целил в голову, но Сашка был выше меня. Я только и успела, что увидеть высверк света в камне на посохе Гермеса. Раздался отчетливый, тошнотворный хруст, глаза застелила багровая пелена, и в ушах зашумело. А потом все исчезло, как будто меня и не было вовсе.

***

Размеренный, монотонный стук отмерял время моего возвращения. Щека касалась чего-то шершавого, холодного, пахнущего железом. Я приоткрыла глаза — белую муть пронзали светлые вспышки.

Нет, пока слишком больно.

Стук под ухом стал сильнее, чаще. Я осторожно, неуверенно повернулась к нему, плотнее прижалась к грубой материи.

— Ты собираешься просыпаться? — прозвучал голос над моей головой.

— Нет, — тихо отозвалась я и заворочалась, устраиваясь поудобнее.

— Погоди, — из-под головы что-то убрали. Стало жестче, но не так сыро, и почти перестало пахнуть кровью. Его рука на моей талии напряглась — он чуть приподнял меня и щекой прижался к моему лбу. Я положила руку ему на грудь, на шершавый кожаный доспех и, немного повозившись, макушкой ткнулась под подбородок.

Наверное, я могла бы сидеть так вечность — на его коленях, в его объятьях, царапясь о его доспехи. Одной рукой он держал меня за талию, другой — поглаживал по бедру. Я чуть повернула голову и поцеловала его в шею. Он прижал меня к себе еще сильнее.

— Я знала, что ты вернешься, — прошептала я, продолжая целовать его — шею, скулы, губы.

— Ты крепко держишь, — ответил он. — Я и не думал, что так вцепишься.

Приоткрыв глаза, я положила руки ему на плечи, перебросила ногу через его колени и, усевшись, открыла глаза. Зрение восстановилось полностью.

Он смотрел на меня как всегда — бесстрастно и будто бы равнодушно. Говорят, глаза — зеркало души, но в его глазах цвета льда, глазах теперь уже человека, не отражалось ровным счетом ничего.

Он поднял руку, откинул волосы с моего лица, пальцами провёл от уха до виска, по исчезающему рубцу. Прикосновение отдалось слабой, затухающей болью.

— И зачем я тебе…

Я вскинула брови.

— Саша, я тебя люблю. Так понятней?

— Тебе нравится выдавать за неожиданность очевидные вещи.

Я откинулась назад, недовольно глядя на Сашку.

— Что? — поинтересовался он.

— То есть так ты отвечаешь на моё признание? Мало того, что о человеческом в себе ты вспомнил, увидев кошку, а меня до этого чуть не убил, так теперь еще издеваешься?! Да пошёл ты!

— И куда ты собралась? Стой!

— Пусти! Пусти, я сказала!

Мы повалились на траву. Только теперь я заметила, что сидели мы под огромным деревом с раскидистой зелёной кроной. Промелькнуло среди листвы синее небо, и Сашка, прижав мои руки к земле, навис надо мной.

— Отпусти, — угрожающе процедила я.

— Что теперь будешь делать?

— Драться, как всегда!

— Я все равно сильнее, — слабая улыбка тронула его губы, но вмиг померкла. — Поэтому никогда, слышишь меня? Никогда больше не вставай между мной и тем, кто хочет меня убить. Я справлюсь. Свою боль пережить легко.

Я замерла, немного растерявшись от подобного, не характерного для Сашки откровения.

— Обещаешь? — он опустился ниже, прижался лбом к моему лбу.

— Но тогда ты бы не вернулся, — едва слышно ответила я.

— О, а потерпеть никак? Вот прям здесь собрались?

Арес закатил глаза и, отпустив меня, поднялся на ноги. Я приняла его руку и тоже вскочила. Гермес стоял рядом, опираясь на посох, и недовольно оглядывал нас. За его спиной раскинулась дубовая роща, а у ног сидела, тараща глазищи, Сашкина кошка.

— Жива-здорова, я смотрю? — крылатый кивнул мне.

— Жаль, мобильника не было, — огрызнулась я. — Сфоткал бы. Хоть посмотреть, как ты мне голову разнес.

Арес кашлянул, Гермес мигом помрачнел и отвернулся. Я переводила взгляд с одного на другого.

— Хм… Неудачно пошутила, да? Все так плохо было?

— Настолько, что даже нашего фантомаса проняло, — Гермес сложил посох и зацепил его за поясом. — Пойдём домой, а? Заколебали вы меня и ваше Перехлестье.

— Да, — я смутилась и полезла за Камнем. — Идем, конечно. Но что нам теперь делать? Как быть… с Зевсом и Спрутом?

В моей руке оказалась четвертушка от нашего ключевого артефакта. Арес, перехватив мой взгляд, протянул свою половину.

— Спрут мёртв. Я его убил.

Мы с Гермесом переглянулись.

— Значит, нашим близким ничего не угрожает? — спросила я.

— Пока, думаю, нет.

— А Зевс?

— Не знаю, — разговор Аресу был явно неприятен. — Ничего не могу сказать точно. Я, — он потер переносицу. — Плохо помню, что произошло.

— Нам надо отдохнуть, — подытожила я. — Разберёмся позже. Думаю, на сегодня с нас хватит.

Парни кивнули. Сашка присел и, подозвав кошку, которая мигом подскочила к хозяину, взял верного зверька на руки. По щелчку мы ушли из Перехлестья.

***

Мы с родителями ужинали поздно, в полной тишине. Отец, усаживаясь за стол, сказал: "Завтра похороны", и слов не осталось. Мать иногда что-то строчила в телефоне, но общего безмолвия это не нарушало.

Мне было нехорошо. Не лихорадило, как раньше, но от слабости тряслись руки. После ужина мама сама убирала со стола, потому что домработница на замену сегодня работала неполный день. Я помогла прибраться в столовой. И вдруг спросила.

— Мам, тебе когда-нибудь снились сны?

Мать, закрыв посудомойку, задумчиво посмотрела на меня.

— Возможно, но я их