Новопотемкинские события - Сергей Карамов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Есть, – ответил Алексей и насторожился, ожидая каких-то скрытых угроз (он еще удивился, когда услышал из уст Горемыкова имя своей любимой – откуда тот знает ее имя?).
– Хочешь, чтобы с ней ничего плохого не случилось?
– А в чем…
– Я тебе скажу, в чем дело, не перебивай старших, – попрекнул Алексея Горемыков. – она, кажется, начала работать?
– Да, сейчас она работает в школе, не понимаю…
– Сейчас поймешь, – оборвал Алексея Горемыков, – слушай внимательно, депутат!.. Я никому не угрожаю, пойми меня правильно. Но тебе мало проблем? Газету твою закрыли, в Думе тебя не любят, проблемы еще с милицией.
– Всё знаете, да? Вы…
– Помолчи, всё знаю, я ведь мэр.
– Это вы приказали закрыть мою газету?
– Как можно? Это было решение прокуратуры, – ответил моментально Горемыков, – я лишь исполнительная власть.
После короткой паузы Алексей спросил:
– А если я такой никчемный и не знающий, как вы только что говорили, чего ж меня бояться? Просить, чтобы я снял с выборов свою кандидатуру?
– Честно?
– Да.
– А на всякий случай, – признался Горемыков. – Да, на всякий случай… На всякий случай…
– Одного не понимаю: зачем постоянно вы повторяете одни и те же слова? Ведь я слышал, понял?
– Гм, чтобы мои слова врезались в твою неразумную голову! Понял, да? Чтобы они врезались в твою голову, депутатишко! Догадываюсь, что спросишь ты о Топтыгине? Но его просить не буду, пусть участвует в выборах. Угрозы мне он не представляет. Да, не представляет… Да и без него какие тогда выборы?
– А сейчас? И сейчас тоже выборы без выбора, – заметил Алексей.
– Ну, зачем так мрачно, депутат? У нас же эта… как ее… наша… эта демократия, – вспомнил Горемыков, – вот… демократия у нас в Новопотемкино, как и в других городах и селах… Если без Топтыгина, тогда я один останусь? Коммунисты? Нет, это прошлое-прошлое не повторяется.
– Да? А я думал, что сейчас наше время можно назвать дежа вю.
– Чего?
– Дежа вю – французское выражение, в переводе на русский язык означает «событие, которое уже состоялось».
– Дежа…
– Да, дежа вю, – повторил Алексей, вновь улыбаясь, – точнее, новое дежа вю.
– Остришь, да? Ты очень опасен, депутат, – холодно проговорил Горемыков, – очень ты опасен… Очень опасен!.. Нельзя плевать против ветра – сам получишь свой плевок обратно.
Короткая пауза.
Горемыков не отрывал глаз от гостя, а тот старался не смотреть в его сторону и желал поскорее уйти.
– Что молчишь, депутат? Думаешь?
– Нет… – тихо ответил Алексей. – Я буду участвовать вместе с Топтыгиным на очередных выборах мэра Новопотемкино Горемыкова.
– Гм, всё остришь, Плясовидов?
– Моя фамилия – Видотрясов, – исправил мэра Алексей.
– Вот-вот, Гдетоплясов…
– Опять неправильно говорите. Я – Видотрясов!
– Гм, Твидоплясов, остришь?
– Нет, стараюсь держать удар, как сказал бы боксер, – не замедлил с ответом Алексей. – Вы прикидываетесь ягненком, но это не ягненок – волк в овечьей шкуре… У вас всё под контролем: и Дума, и прокуратура, и милиция, и газета, и наше местное телевидение.
– Так, а зачем по-твоему мне послушая Дума? Думское большинство моих почитателей?
– Не обидетесь?
– Гм, я уже обиделся, что не хочешь ты отказаться от участия в выборах, черт, – проворчал Горемыков. – Ну? Говори, что хотел.
– Думское послушное большинство нужно вам для того, чтобы легализовать занятие конституцией.
Горемыков вспомнил известное выражение «легализация проституции», понял намек и взбесился: так на равных, не теряя чувства собственного достоинства и не заискивая с ним никто не говорил; все подчиненные, депутаты или бизнесмены, входившие в рабочий кабинет мэра, проникались как бы величием самого мэра, занимаемой Горемыковым должности, говорили тихо, вели себя робко, некоторые даже заискивали, лебезили, поддакивали каждому его слову, соглашались во всем с хозяином властного кабинета, а этот наглый, улыбчивый мальчишка, депутатишко молодой да ранний, позволяет себе дерзить мэру, даже ему возражать!
– Что… что?! – взревел покрасневший Горемыков, ударяя кулаком по столу. – Ты намекаешь…
Алексей с улыбкой смотрел на мэра, не удержался и добавил:
– Что такое наша собственная новопотемкинская демократия?
– И… и что же?
– Это когда все решения принимает только один человек, самый главный демократ – мэр Горемыков.
– Опять смеешься? Опять эта идиотская улыбка появилась на твоем лице? – завопил Горемыков. – Подражаешь американцам, да?
– Нет, не подражаю. Не понимаю только одного: к чему постоянно ругать Америку?
– К чему?.. А чего она тебе хорошего сделала? Или этот хваленый Запад?
Алексей кивнул, объясняя Горемыкову:
– Во всяком случае заграница мне лично ничего плохого не сделала. Запад у нас газ и нефть покупает, вроде мы радоваться должны, так? Ан нет… Вот вы их грязью поливаете, как и ваш Лазонтье по телевизору. У вас двойные стандарты?
– Гм… ну… – растерялся Горемыков, не зная что ответить.
– Да, у него двойные и тройные стандарты, – хихикнул кто-то за спиной Алексея.
Алексей обернулся и остолбенел: перед ним стоял двойник Горемыкова в таком же сером костюме, какой был одет на мэре; двойник Горемыкова ехидно улыбался, поглядывая то на Алексея, то на хозяина кабинета.
– Опять? – грозно спросил Горемыков незнакомца, вспомнив недавнее весьма нерадостное событие и свой вынужденный стриптиз.
– Да, опять, – кивнул незнакомец, усаживаясь на краешек стола рядом с Горемыковым, после чего доверительно сообщил удивленному Алексею:
– Я – его душа.
– Душа?
– Ага, вернее, злая часть его души. Меня зовут Бес.
– А разве у Горемыкова есть душа? – усмехнулся Алексей.
– Нет, его душа блуждает вне тела, у всех честных и совестливых жителей она находится в самом теле, как и у вас, а душа Горемыкова блуждает, – ответил Бес Алексею.
– Слушай, убирайся-ка отсюда! – заорал Горемыков, показывая на дверь. – А то я милицию вызову!
– Ой-ой, ай-ай, как я испугался, – хихикнул Бес, всплескивая руками, – как мне страшно стало!.. А ты не замечаешь, что я в твоем сереньком костюмчике?
– Вижу, черт, мой костюм на тебе одет, негодяй!
– Ну, зачем так грубо, мэр? Может, нам стриптиз исполнишь?
– П-пшел ты вон!!
Бес усмехнулся, повернул голову к Алексею:
– Так, я продолжу… Да, у всех людей есть душа, но у этого субъекта (при этом Бес довольно грубо тыкнул указательным пальцем в грудь покрасневшего от гнева Горемыкова) душа находится вне тела… И я, злая часть его души, тоже вне тела, надоело шляться, где-то бродить… Хочется жить в тепле и в теле, как в собственном личном домике!
– Но я думал, что душа – это что-то доброе… – молвил Алексей, на что Бес быстро ответил:
– Нет, вы неправы… Если есть в каждом и злые, и добрые черты характера, то и в душе тоже самое.
Алексей предпочел помалкивать, не зная, чем закончится эта сцена. Увидев традиционную улыбку нашего героя, Бес спросил:
– И всегда улыбка на вашем лице?
– Стараюсь больше улыбаться, чем печалиться, – ответил ему Алексей.
– Да, улыбка лучше, чем печаль, – согласился с Алексеем Бес, – а вот этот серый костюм считает иначе, как я погляжу.
– Я тебе приказать убираться отсюда! – рявкнул Горемыков, зло глядя на Беса.
Бес сделал вид, что не услышал слов мэра.
– Скажите, а почему в вашем кабинете находится этот Бес? – спросил кто-то за спиной Алексея.
Изумленный Алексей увидел новую копию Горемыкова в таком же сером костюме.
Горемыков, увидев нового своего двойника, рассердился:
– Черт, я вас всех звал, что ли?
– Нет, не звали, но я являюсь без всякого приглашения, – заявил спокойно незнакомец, – я – добрая часть души грешника Горемыкова. Зовут меня Благо.
Последнюю часть фразы Благо произнес специально для Алексея.
Алексей промолчал: он впервые оказался в столь фантасмагоричной ситуации, какая ранее не была описана ни в одной книге.
А Бес, продолжая сидеть на краешке стола, погрозил Благо:
– Пошел отсюдова!.. А то я тебя спущу с лестницы!
– Ой, сэр, как вы нелюбезны и явно страдаете отсутствием элементарных правил приличия, – насмешливо подчеркнул Благо. – Вы – некто, не испорченный культурой!
– Да? А ты отличаешься уникальным умением культурно облить грязью! – парировал Бес, грозя Благо кулаком.
– Если ты ничем не замаран, грязь к тебе не прилипнет, – моментально ответил Благо, продолжать стоять возле стола.
Горемыков нервно постукивал пальцами по столу, немного растерявшись и не зная, что делать в подобной ситуации.
Алексей спросил обоих гостей:
– А вы оба хотите исправить нашего мэра?
– Верно, я его исправлю по – своему, – кивнул Бес, но с ним не согласился Благо, несколько поскучнев:
– Нет, у меня на этот счет большие сомнения… Я пытался исправить Горемыкова, когда заходил ранее к нему, но…