Утро Земли - Алексей Борисов

Хитодэ подняла руку и сорвала бутон. Она рассыпала лепестки по воде, а потом опустила в ручей ладони. Молодые люди сидели и смотрели, как лепестки по воле течения дрожат и огибают её руки.

– Что ты хочешь? – еле слышно произнесла она.

– Правду.

Она вздохнула и села иначе, обхватила руками колени. Волосы рассыпались по плечам, смешались с водой в ручье. Новая горсть лепестков из разжатой ладони упала в воду и поплыла прочь.

– Я убила отца, – начала она и напряглась: как от реагирует Томас?

Он молчал, и она продолжала:

– Я не хотела этого. Безумно его любила. Но боялась сказать ему о причастности к Флоре. О радости, которую испытывала, как ощущала биение жизни внутри меня, рядом со мной. Это трудно описать. И однажды я решилась. Будет лучше, если он сможет почувствовать то же, что чувствую я. Конечно, я знала про Флору – она опасна. Но я его дочь, у нас похожие организмы, думала я, а значит, он должен выжить. И я нашла место, где очень большая концентрация спор. Долго искала. Когда он принимал ванную, я тайком вылила туда воду с Флорой. Утром его нашли мёртвым в воде. Там было слишком мало химии, в водопроводе. Флора проросла и убила его.

Хитодэ перевела дыхание. Томас услышал её тихий плач. Он придвинулся поближе и обнял за плечи. Боялся, что она оттолкнёт, но этого не произошло.

– Мама возненавидела меня. А потом, потом всё выяснилось, и на меня стали указывать пальцами. Мне смотрели вслед, меня ненавидели. Особенно дети. Это было ужасно.

– Как так? У нас не позволили бы этому произойти, – возмутился Томас, но сам не очень-то верил в правоту этих слов.

– У вас в Канберре, наверное, а у нас, в посёлке Сидней всё, ну не всё, а многое по-старому. Даже эти новые учебные программы не очень-то приживаются. Медленно, понимаешь?

Парень кивнул. А девушка продолжила.

– Я чувствовала: весь мир против меня. Стыд и боль за смерть отца меня съедали заживо. И тогда я решила, что в память о нём буду носить японское имя. Хитодэ. Я сказала маме, чтобы звала меня только так. И ты знаешь, она поняла меня. Поняла и снова приняла всей полнотой своей любви. И это её погубило.

Томасу оставалось только молчать, смотреть на бессильно опущенные плечи Астры. И ждать, что она скажет дальше.

– Она, – слова давались девушке трудом, но она говорила, – Она попыталась повторить то же самое, что было тогда, когда она растила меня внутри себя. Но врачи не спасли её. Я знаю, она это сделала ради меня. Ради меня, понимаешь? Она хотела помочь мне, разделить со мной всё то, что есть во мне! – последние слова она выкрикнула. Потом бессильно упала на руки Томаса и зарыдала.

Прошло много времени прежде, чем девушка успокоилась. Томас целовал её плечи, руки, волосы. Она дрожала в его объятиях, и плач постепенно стихал. А чуть позже ответила на поцелуи. И под журчание ручья, под шелест листвы и аромат цветов они снова стали единым целым.

Они не знали, сколько прошло времени. Казалось, миг, а может быть вечность.

– Астра, пойдём со мной, – сказал Томас.

– Ты думаешь, меня сумеют принять? Такой, какая я есть? Со всем моим прошлым?

– Уверен. Руслан, моя мама, Лестер, Оксана, Иван, все остальные, они поймут.

Пришлось ей рассказать про жизнь близких. Про отношения в семьях, про всё. Томас решил: её убедили именно отношения Руслана и Оксаны, но может быть, ему просто показалось.

– Мы ещё будем сюда возвращаться, хорошо? – с надеждой в голосе сказал она, прежде чем ступить в лодку.

– Обещаю.

Вслед за последними лучами солнца Твистер домчал молодых людей до Канберры. Хитодэ смущённо прижималась к Томасу и держала его за руку. Она нерешительно смотрела на тех, кто вышел встречать у порога.

– Это мой дом, – сказал Томас, – Если захочешь, он будет и твоим.

– Добро пожаловать, Астра Марина, – сказала Минди и улыбнулась.

Южное солнце (восьмая новелла)

Союз Юга, Австралийское побережье, 94 год после Утра Смерти.

Утренний ветер гнал волны к берегу. Белые барашки то уменьшались, то увеличивались, словно прыгали по глубокой синеве морских волн. Шум от моря был едва слышен сквозь голос порывистого, настойчивого ветра. Ветер колыхал траву по склонам прибрежных холмов. В песню ветра вплеталась мелодия.

Элиза сидела на согретом солнцем пригорке. Она прижала к груди согнутые в коленях ноги, немного поодаль лежали брошенные сандалии. Девушка прижимала к губам гармошку, и инструмент издавал отчётливый звук. Этой мелодии никто не давал названия, даже сама Элиза. Звуки лилась непрерывным потоком, иногда складным, а иногда и не очень. В своей импровизации она пыталась передать то, что чувствовала, здесь, на прибрежном холме рядом с друзьями.

Тонкие пальцы гладили дерево корпуса гармошка. На загорелой коже переливалась тень от длинных русых волос, их развевал тёплый ветер.

Мягкие складки серо-голубого сарафана натянулись, и девушка прервала мелодию.

– Лёська! – недовольно воскликнула девушка, – Прекрати царапаться.

Пушистый чёрный кот мяукнул и недовольно тронул лапой шлейку.

– Не выпущу! – покачала головой Элиза, но кот опять натянул ремень, – Помнишь, как тебя пол дня ловили?

Кот Лёська ещё раз мяукнул и улёгся рядом. Он недовольно постукивал хвостом по траве.

– Да поймаем! – усмехнулся Тима и отложил деревяшку. Он вырезал отцовским ножом корпус яхты. На этой деревяшке оставил царапины и Лёська, когда пару дней назад увлёкся шуршанием в траве.

Парень поднялся с земли и подошёл к Элизе. Присел с ней рядом и погладил кота. Довольный кот заурчал.

Элиза повернулась к Тиму и улыбнулась.

– Поймаешь – отпускай.

Парень смутился и почесал веснушчатую переносицу. Летний загар оставил следы на бледной коже, но со смуглостью Элизы ему было не сравниться.

– Подумаю, – сказал Тима и убрал ножик в карман джинсов.

– Да прекратите вы! – крикнула Санди, – Сейчас учитель вернётся из города, кто останется ловить Лёську, если удерёт. Лучше спой ещё, а?

Тима нахмурился и вернулся к яхте. Санди продолжала держать пяльцы с вышивкой, но всё-таки ткнула Тиму локтём.

– Лучше думай чего предлагаешь, недотёпа.

Мальчишка не ответил. Он показал язык драчливой мулатке и вернулся к поделке.

Элиза вновь поднесла к губам гармошку, и мелодия вернулась.

Из-за склона холма раздался громкий крик:

– Люди! Давайте обратно! Занятия сейчас начнутся.

Санди вздохнула и протянула Тиму вышивку. Он убрал её в рюкзак, туда же отправилась яхта. Поправил лямки, чтобы не сползли с его кожаной безрукавки.