Крылья - Элина Градова

— Ксень! Это ты? — всё-таки, разбудила, сука!

— Я, Серж, это я! — вскидываюсь, сквозь пелену слёз вижу, что силится приподнять голову, но не может, подползаю сама, глажу по волосам. Он хмурится, закрывает глаза. Понимаю, если мог бы, отодвинулся, или вообще, оттолкнул. Не может,

— Уйди, — произносит тихо, — уйди, пожалуйста! Уходи отсюда! — под конец, уже орёт!

— Нет, не уйду! — я уже всё решила, — хочешь, чтобы ушла, сам вытолкаешь взашей, а пока лежишь, буду с тобой!

— Зачем? Что тебе надо ещё от меня? — из посеревших глаз искры обиды! — ты получила, что хотела, доиграла свою партию до конца! Иди к Саньке! Он теперь твой!

— Я пойду куда захочу, и когда захочу, — давлю на него, а у самой комок в горле, только что ревела, и снова накатывает, еле держусь, — но сначала долг отдам!

— Какой ещё долг? — не понимает.

— Не помнишь про долг? А я помню! С ложки кормить и горшки выносить! Забыл?!

— Прощаю долг, свободна, — говорит уже спокойно. В руках держать себя умеет лучше, чем я.

— Зато, я не прощаю! Себе не прощаю, ничего!

— Вот от этого и жопа у тебя в жизни, — вздыхает, — не умеешь негатив сбрасывать…

Это ты хорошо заметил, проницательный мой,

— Буду тут тебе глаза мозолить своим негативом, пока не подниму!

— Не поднимешь, — вздыхает опять.

— Тогда… повешусь. Прямо перед тобой. Вот на этой люстре! — показываю на потолок в центре комнаты.

— Смеётся… — вижу, расслабился немного, на секунду, но повеселел. Потом, правда, мрачная морщинка опять образовалась, — Ксень, у тебя теперь своя жизнь. Время не теряй! Петровский — неплохой мужик. Бери его, пока собрался, а то, Катька сейчас очухается и снова придумает, что-нибудь.

— Нет, Петровского, — напрягается,

— С, ним-то, что?

— Ничего… Какая мне разница, что с ним? — удивляюсь, сама на себя, прежде всего, — мне уже давно не было и нет, никакого дела до Петровского!

— Не придумывай, я видел своими глазами! — убеждает ещё, — ты любишь его, и он тебя тоже, иначе меня бы не выставил… У нас с ним не работа была и не просто дружба, у нас братство было. За просто так, братство не просирают!

— Просирают, как видишь! — говорю смиренно. — Мы с Петровским сильны задним умом. Просрали и любовь, и семью, и братство, а теперь, локти кусать будем. По крайней мере я… Только, не вздумай меня жалеть! — предостерегаю.

— Тогда, и ты меня не жалей, — подхватывает, — не надо, Ксень, жалость унижает… Лучше, просто, уйди и всё…

— И не подумаю! Не уйду и жалеть не буду! — хорошо, что мы можем спокойно говорить, — я тебя замучаю всеми процедурами безо всякой жалости! Ты у меня света белого не увидишь, пока не встанешь!

— Слышу знакомые нотки в голосе, моя госпожа, — хмыкает. Господи, ну как же я не поняла, что мне без него, никак?..

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

… И начинаются наши с Сержем тяжёлые трудовые будни. С работы уволилась, Галина Михайловна изматерила меня всю за финт ушами перед самым венцом, но простила и благословила на новый подвиг. Мама выслушала, предложила помощь, да тут и без неё помощников хватает. Только я никого не подпускаю к своему любимому эльфу. На работу в клинику меня приняли временно, в качестве персональной сиделки. Под это дело, загребла все процедуры и прочие манипуляции в свои руки. Умывалки, подмывалки, судна, уколы, массажи, кормёжки, и прочее — всё моё. Понятное дело, по-первости Серж протестовал, но поняв, что спасенья, всё равно, нет, смирился…

Маман его, само собой, рвалась участвовать, но я милостиво позволила ей лишь приходить в гости, не больше, и то, ненадолго. Нечего утомлять человека. Тем более, Ирина Фёдоровна опять, как обычно, норовит заскочить на любимого коня и начать изводить свою терпеливую жертву. Не дам!

Алексей Леонидович с Олегом регулярно отмечаются. Если брат ещё пытается вести себя, будто ничего не произошло, то батя искренне горюет и не может этого скрыть. Он подолгу сидит возле постели своего несчастного сына и, зажав его ладонь в своих руках, прижимает к лицу и губам, а сам смахивает скупые мужские слёзы. Да и у Олега изображать лёгкость не очень получается, то и дело ловлю смятение в его глазах, когда он глядит на брата, думая, что тот не видит. А Серж просто закрывает глаза, потому что действительно не хочет видеть их лица, когда они являются отражением его собственной боли. Они оба мне безумно благодарны, чуть ли не причисляют к лику святых. Когда я выхожу проводить их из палаты, оба наперебой кидаются умолять, чтобы я не бросала их бедного мальчика. Обещают мне все сокровища мира, а мне ничего не надо, только, не плачьте, ему и без вас тяжело. Улыбайтесь, шутите, дурачьтесь, пусть всё будет, как раньше, хотя бы на несколько мгновений помогайте ему забыться…

Артурыч был несколько раз. Молоточком своим постучал, иголочками потыкал, языком поцокал, кучу анекдотов смешных рассказал, ангел смеялся. А, потом, когда вышла его проводить, сказал, что шансов маловато, время идёт, атрофия нарастает, а сдвигов ноль. Я и сама знаю, что дела не блещут оптимизмом, но верю, что всё будет хорошо. Почему? Потому, что мне нельзя не верить! Ангела не обманешь, он всё чувствует! Но я и, правда, верю, хоть ставки в этот раз и высоки, я готова платить по счетам, сколько бы это ни стоило! Значит, когда-нибудь я перебью эти чёртовы ставки и выиграю! Мы выиграем!..

Тут, очень кстати новый реабилитолог объявился, умный дядька, опытный. Предложил неожиданные разработки по восстановлению пациентов с травмой позвоночника. Заинтересовался нашим случаем. После осмотра Сержа, пригласил меня прогуляться в оранжерею…

— Я скоро вернусь, любимый, — целую эльфа в щёку, хмурится. И, правда, вот дура! Я же его любимым не называла никогда, подумает, перед доктором выделываюсь! Не подаю вида, — не скучай!

— Извините, Ксения, как Вас по батюшке? — интересуется врач, когда выходим из палаты.

— Андреевна. Ксения Андреевна Смирнова, — представляюсь.

— Мы же с Вами коллеги, как я понял?

— Да, коллеги, — подтверждаю, —