Компаньон её сиятельства - Эванджелина Коллинз

Она обвила его руками за шею. Длинные ноги обхватили его за бедра. Губы приоткрылись в ожидании его поцелуя. Бедра в нетерпении приподнялись.

Застыв над ней, он медлил, нацелив свой возбужденный стержень прямо в ее сердцевину. Опаляющий жар манил его, рассылая языки пламени по всему телу. Инстинкт настойчиво призывал погрузиться в нее, безжалостно вонзиться возбужденной плотью в это желанное, жаждущее лоно. Но он сдерживался. Ему нужно было убедиться, что она хочет его обнаженным, без защиты чехла. Ему нужно было ее разрешение.

— Ты хочешь меня?

— Да. Пожалуйста, Гидеон. Я хочу тебя. Слезы навернулись Гидеону на глаза.

Мягкие ладошки пробежали по его тяжело вздымавшимся бокам. Ее прикосновение было терпеливым, успокаивающим, понимающим. Затем Белла схватила его за ягодицы, пальцами вонзившись в плоть, приподнялась и куснула его нижнюю губу.

— Возьми меня! — Голос ее охрип от страсти.

Вожделение пронзило Гидеона. Зарычав, он пленил ее губы, целуя жестко, горячо, требовательно.

Он прервал поцелуй, схватил Беллу за ягодицы обеими руками и вошел в нее одним движением, погрузившись полностью.

Матерь Божья! Жар, чистейший жидкий жар окружил его плоть. Белла оставалась неподвижной под ним, словно понимала, что одно ее движение, одно поднятие бедер может лишить его самообладания.

Придя в себя, Гидеон вышел из нее, помедлил и рывком снова вошел.

Выгнув тело и закинув голову, она испустила вопль восторга. Он наклонился и поцеловал ее неистово, страстно, властно, заявляя на нее права, когда начал свой неумолимый ритм.

Ее первый оргазм едва не заставил его последовать за ней. Он был тут, совсем рядом, требуя освобождения. С огромным трудом ему удалось сдержаться, ведь он твердо вознамерился дать ей больше, не желая позволить этой ночи так скоро подойти к концу.

Обхватив ее за талию, он поднялся с ней на колени, совершая толчки бедрами, погружаясь глубже, мощнее. Она извивалась на нем, твердые соски обжигали ему грудь, ногти царапали спину, поцелуи пожирали его. Подталкивали вперед. Гнали дальше. За ту грань, где кончались самообладание и благоразумие и начиналось царство страсти.

Такого Гидеон не испытывал никогда прежде. Границы, разделявшие их, размылись. Он чувствовал каждый трепет, каждую дрожь, которая/сотрясала ее тело, словно это был его собственный трепет. Его дрожь. Каждый вздох, каждый восторженный стон, срывавшийся с ее губ, вызывали его ответный стон. Он поворачивал ее, опрокидывал, перекатывал то туда, то сюда. Двигался над ней, под ней, позади нее словно одержимый, не в силах насытиться.

Они вместе взлетели на вершину блаженства.

Рассвет еще не наступил. После прошедшей ночи Гидеон вымотался так, что должен был бы проспать до позднего утра, однако проснулся несколько минут назад — ему не терпелось посмотреть на Беллу, удостовериться, что прошедшая ночь не была сном. Ему хотелось просыпаться рядом с ней всю оставшуюся жизнь. Именно поэтому он никогда не спал с женщиной. Интимность этого момента не может не смягчить даже самое ожесточившееся сердце.

Последние два месяца он каждое утро просыпался рядом с Беллой. Однако это утро было другим. Гидеону казалось, что это их первое утро. Настойчивое, непреодолимое желание захватить этот момент, завладеть им нахлынуло на него.

Осторожно, чтобы не разбудить ее, Гидеон поднялся, натянул брюки и босиком прошел к камину. От огня остались лишь слабо мерцающие золотистые угольки. Они давали мало света. Гидеон опустился на корточки и взял полено из металлической сетки. Оно затрещало и вспыхнуло, когда он бросил его в огонь.

Отперев дверь спальни, он прошел в темную гостиную и раздвинул шторы. Небо за окном было полуночно-темным, но лунного света было достаточно — глаза уже привыкли к темноте.

Гидеон вернулся к письменному столу. В первом открытом им ящике он обнаружил стопку почтовой бумаги. Взяв пару листов, выдвинул верхний ящик. Карандаш выкатился на середину. Он взял его и нахмурился при виде затупленного кончика.

Его пальцы наткнулись на сложенные края  бумаги, когда он сунул руку в ящик. Поглощенный поисками, он отодвинул их в сторону. Поняв, что ему ни за что не найти маленький нож для разрезания бумаги в темноте, он зажег свечу на столе. Заморгав от яркого света, Гидеон заглянул в выдвинутый ящик. Брови его нахмурились при виде имени «Эсме», написанном аккуратным женским почерком на сложенном листке бумаги.

Эсме — ее кузина, мадам Марсо. С застывшей над письмом рукой Гидеон виновато оглянулся на открытую дверь спальни. Он не должен этого читать. Он вторгается в личное. Вряд ли Белле это понравится, если она узнает. Но…

Любопытство заставило пальцы сомкнуться на письме. Белла только однажды упоминала свою кузину, и Гидеон встречался с ней всего раз. Ему было любопытно, что пишет женщина, которая нанимает жиголо для своей кузины.

Только одним глазком, пообещал он себе.

Звук шуршания бумаги эхом отозвался в комнате как последний протест, который Гидеон оставил без внимания, разворачивая письмо.

«За что он меня так ненавидит?»

Гидеон заморгал, глаза его округлились. Под ложечкой засосало от дурного предчувствия.

«10 августа 1814 года

Эсме!

Когда же ты снова приедешь навестить меня? Тебя не было уже целую вечность. Я скучаю по нашим разговорам. Скучаю по нашим прогулкам. Хотя знаю, что тебя не очень интересуют мои розы, но ты так добра, что слушаешь, как я без умолку болтаю о них. За что он так ненавидит меня? Сегодня он вернулся. Я стараюсь избегать его, но ему, видимо, доставляет извращенное удовольствие найти меня и обвинить во всех смертных грехах. Он обвиняет меня в том, что я холодная, и во многих других вещах, которые я не могу изложить на бумаге. И при этом глаза его горят ненавистью. Я дрожу, когда он рядом, и презираю себя за это. Ему нравится, что я боюсь его. Пожалуйста, Эсме, пожалуйста, приезжай навестить меня. Я чувствую себя ужасно, когда он здесь. Я знаю, он не уедет, не оставив на мне своих отметин, а сейчас лето. Мне не хочется просить Мейзи достать мои платья с длинными рукавами из сундука в мансарде.

Изабелла».

Гидеон уставился на письмо. Сердце оглушительно колотилось в ушах. Он уронил письмо и полностью выдвинул ящик. Там были еще, он нащупал их. В отчаянии он вытащил с дюжину аккуратно сложенных листков. На всех стояло «Эсме» — без адреса, только имя, что указывало, что она никогда их не отсылала.

Больше не уверенный, что ноги будут держать его, он сел в кресло Беллы с прямой спинкой и начал читать. Чернила одного были так размазаны от мокрых пятен, что почти невозможно было ничего разобрать. Но ему удалось прочесть несколько слов.