Священная охота - Лоис Буджолд

Из чащи с большим достоинством, но так же нетерпеливо выбежал пятнистый леопард. Рядом с ним с растерянным видом шла Йяда. Шея леопарда была обвита гирляндой лиловых и жёлтых осенних цветов, Йяда держала её, как поводок, но трудно было понять, кто из них кого ведёт. Йяда была в том же запятнанном жёлтом платье, в котором Ингри увидел её в первый раз, — том самом, что она носила во время трагической схватки с Болесо, и капли крови на нём казались свежими и сверкали, как рубины. На лице Йяды, когда она увидела весёлое лицо рыжеволосого охотника, растерянность сменилась изумлением и ужасом. Леопард потёрся о ногу молодого человека, едва не опрокинув его, и его раскатистое мурлыканье прозвучало как прерывистая песня.

Юноша взмахнул рукой; Ингри и Йяда тут же повернулись к нему.

Перед ними в мучительной неподвижности застыл Болесо. Он тоже выглядел так, как в ночь своей смерти: на нём была короткая мантия, под которой виднелись нанесённые краской на восковую кожу узоры. Их тусклые цвета вызвали у Ингри головную боль: они были неправильны, противоречили друг другу. Ингри пришёл на ум невежда, который, услышав незнакомый язык, начинает ему подражать, или ребёнок, ещё не умеющий писать, но усердно, глядя на старшего брата, покрывающий лист бумаги бессмысленными каракулями.

Для Ингри кожа Болесо была прозрачна. В клетке его рёбер вихрились лающие и скулящие, рычащие и воющие сгустки тьмы. Кабан, пёс, волк, олень, бобёр, лис, сокол, даже перепуганный кот…

«Результаты давних экспериментов?»

Да, сила в этом сборище была, но она тонула в хаосе, в оглушительным шуме. Ингри вспомнил слова Йяды: «Сам его ум был похож на зверинец».

Бог мягко произнёс:

— Он не может войти в мои врата, пока не избавится от этих духов.

Йяда сделала шаг вперёд и умоляюще протянула руки к Сыну Осени.

— Чего ты хочешь от нас, господин?

Взгляд бога охватил всех стоящих перед ним.

— Освободите его, если будет на то ваша воля, чтобы он смог войти в царство богов.

— Ты желаешь, чтобы мы определили судьбу другого человека? — прошептала Йяда. — Не только в земной жизни, но в вечности?

Сын Осени склонил набок украшенную венком голову.

— Ты же однажды сделала для него выбор, не так ли?

Губы Йяды приоткрылись, потом сжались — не то от страха, не то от благоговения.

Он тоже должен бы испытывать благоговение, подумал Ингри. Должен был бы упасть на колени… Вместо этого он чувствовал головокружение и гнев. Преклонение Йяды перед богом вызывало у него одновременно острую зависть и отвращение: как будто он смотрит на солнце в маленькую дырочку, в то время как Йяда свободно любуется светилом.

«Но если бы мои глаза видели всё шире, не ослепил бы меня этот свет?»

— Ты готов… готов взять его на свои небеса, господин? — с изумлением и яростью спросил Ингри. — Он убивал — не ради защиты собственной жизни, а из-за безумия и злобы. Он пытался украсть власть, по праву ему не принадлежащую. Если я правильно догадываюсь, он покушался на жизнь собственного брата. Он был готов изнасиловать Йяду, если бы смог, и продолжать убивать — для собственного развлечения!

Сын Осени поднял руки. Они сияли, словно на них падал свет осеннего солнца, отражённый лесным потоком.

— Мои руки изливают милосердие, как полноводную реку, воин-волк. Разве ты хотел бы, чтобы я отмеривал его в соответствии с заслугами человека, как аптекарь из пипетки? Хотел бы ты стоять по пояс в чистой воде, оделяя по капле людей, умирающих от жажды на иссушенном берегу?

Ингри растерянно молчал, но Йяда решительно ответила:

— Нет, господин, я этого не хотела бы. Допусти его к своей реке, пусть он погрузится в её бурное течение. Его потери — не выигрыш для меня, заслуженное им наказание меня не порадует.

Бог ослепительно улыбнулся девушке. По её лицу текли серебряные слёзы — они казались благословением.

— Это несправедливо, — прошептал Ингри. — Несправедливо по отношению ко всем тем, кто… кто пытался не свернуть с пути.

— Ах, но я же не бог правосудия, — протянул Сын. — Разве вы оба предпочли бы предстать перед Отцом?

Ингри судорожно сглотнул: он совершенно не был уверен, что этот вопрос — риторический; не был он уверен и в том, что случится, если он скажет «да».

— Пусть выбирает Йяда. Я подчинюсь.

— Увы, от тебя требуется большее, чем просто отойти в сторону, воин-волк. — Бог показал на Болесо. — Он не сможет войти в моё царство, отягчённый всеми этими изувеченными духами. Эта дверь — не для них. Изгони их из него, Ингри.

Ингри оглядел животных, заточенных за рёбрами Болесо.

— Выпустить их из этой клетки?

— Если ты предпочитаешь такую метафору, то да. — Медные брови бога сошлись на переносице, но в глазах сверкало веселье. Волк и леопард теперь сидели с обеих сторон от стройных обутых в охотничьи сапоги ног и не мигая смотрели на Ингри.

Ингри прочистил горло.

— Как это сделать?

— Позови их.

— Я… я не понимаю…

— Соверши то, что делали твои предки друг для друга, творя последние очистительные обряды Древнего Вилда. Разве ты не знал? Когда они обмывали тело и заворачивали в саван, шаманы занимались душой усопшего. Каждый должен был помогать товарищу, был ли он просто воином, владевшим духом животного, или великим магом, пройти сквозь врата в конце жизни, и каждый мог рассчитывать на такую помощь. Великая цепь — рука в руке, голос за голосом, прошедшие очищение души, возносящиеся непрерывным потоком… — Голос бога смягчился. — Отзови эти несчастные создания, Ингри кин Волфклиф. Спой песнь, которая дарует им покой.

Ингри стоял, глядя на Болесо. Широко раскрытые глаза принца смотрели на него с мольбой.

«Думаю, глаза Йяды тоже были широко раскрыты и умоляли той ночью. Разве проявил ты к ней милосердие, мой никчёмный принц? И к тому же я совершенно не умею петь».

Ингри заметил, что Йяда пристально и с надеждой смотрит на него.

«Во мне нет милосердия, леди. Придётся мне позаимствовать его у тебя».

Ингри сделал глубокий вдох и потянулся в глубь собственного существа. Потом проследил взглядом за одним вьющимся в клетке из рёбер духом и протянул руку.

— Выйди на свободу!

Первый дух пролетел у него между пальцев, испуганный и растерянный, и исчез вдали. Ингри взглянул на бога.

— Куда?..

Взмах сияющей руки обнадёжил его.

— Всё хорошо. Продолжай.

— Выйди…

Один за другим тёмные вихри вырывались из Болесо и рассеивались в ночи… или в лучах рассвета. Что бы это ни было, все духи уплывали в какое-то «сейчас» вне времени, как казалось Ингри. Наконец Болесо, всё ещё безмолвный, был освобождён от всех пятен тьмы.