Воронята - Мэгги Стивотер

Адам сложил конверт вдвое. Гэнси будет чувствовать себя паршиво из-за этого. На краткий-краткий миг Адам подумал не рассказывать о письме, пока не станет слишком поздно, но он знал, что не сможет этого сделать.

— Я удостоверюсь, что он его получит.

— Он съезжает, — сказал Деклан. — Напомни Гэнси это: нет Аглионбая, нет Монмоута.

«И тогда ты убьёшь его» подумал Адам. Потому что не мог представить Ронана, живущего под одной крышей с братом. Он не мог представить Ронана, не живущего под одной крышей с Гэнси, и точка. Но всем, что он ответил, было:

— Я передам.

Деклан спустился вниз по лестнице, и через минуту Адам услышал, как его машина выезжает с парковки.

Адам открыл конверт и медленно прочитал письмо. Со вздохом он возвратился к столу и поднял телефон, который лежал около теперь уже разбитого горшка с мятным саженцем. Он набрал номер по памяти.

— Гэнси?

Через час Гэнси потерял интерес ко дню рождения матери. Звонок Адама забрал всю жизнерадостность из его настроения, и она не вернулась после того, как Хелен и мама Гэнси устроили вежливый, но сердитый разговор, притворяясь, что он не по поводу не стеклянной посуды, которую подарила Хелен. Во время особенно напряженного момента Гэнси засунул руки в карманы и вышел в гараж отца.

Обычно дома… время замедлялось, их каменный особняк, находящийся за пределами Вашингтона, округ Колумбия, давал Гэнси ностальгический комфорт, но не сегодня. Сегодня ему не хватало на это терпения. Всё, о чём он мог думать, это скелет Ноа, ужасные оценки Ронана и деревья, говорящие на латыни.

И Глендовер.

Глендовер, лежащий в прекрасной броне, в едва освещённом полумраке своей могилы. В видении Гэнси он казался таким реальным. Гэнси коснулся пыльной поверхности брони, провёл пальцами по острию копья, которое лежало рядом, сдул пыль с доспехов на правой руке. Он потянулся к шлему. Это был момент, которого он ждал: раскрытие, пробуждение.

И на этом видение закончилось.

У Гэнси всегда было чувство раздвоенности: Гэнси, который все держал под контролем, способный справиться с любой ситуацией, способный говорить с кем угодно; и ещё один, более хрупкий Гэнси, напряжённый и неуверенный, смущённо серьёзный, движимый наивным желанием. Второй Гэнси маячил в нём и сейчас, даже больше, чем когда-либо, и ему это не нравилось.

Он набрал код (дата рождения Хелен) в панели на двери гаража. Гараж был столь же большим, как дом; весь из камня и древесины, с арочным потолком; несколько тысяч лошадиных сил покоились там под капотами.

Как и Дик Гэнси III, Дик Гэнси II обожал старые машины, но в отличие от Дика Гэнси III, все автомобили старшего Гэнси были возвращены к изящному совершенству командами экспертов по восстановлению, которые были знакомы с такими терминами, как ротисер и Барретт-Джексон. Большинство из них были импортированы из Европы, и многие имели руль с правой стороны, или шли с руководствами владельца на иностранных языках. А самым важным в автомобилях его отца было то, что они когда-то принадлежали знаменитостям, снимались в кино или сталкивались с исторической фигурой.

Гэнси устроился в Пежо цвета ванильного мороженого, которое, вероятно, принадлежало Линдбергу или Гитлеру, или Мэрилин Монро. Он откинулся назад в кресле, его ноги покоились на педалях, Гэнси просмотрел визитки в его бумажнике и, в конечном счете, набрал номер школьного методиста, мистера Пинтера. Пока шёл вызов, Гэнси взывал к той версии себя, которая всё контролировала, он знал, что она скрывается внутри.

— Мистер Пинтер? Простите, что звоню в столь поздний час, — начал Гэнси. Он провёл стопкой своих визиток и кредитных карт по рулю. Интерьер машины многим напоминал ему кухонный миксер матери. Переключение передач выглядело, как безе. — Это Ричард Гэнси.

— Мистер Гэнси, — сказал Пинтер. Он взял очень большую паузу, прежде чем сказать эти слова, во время которой Гэнси представил, как Пинтер изо всех сил пытается соединить в памяти его лицо и имя. Пинтер был опрятным, целеустремлённым человеком, которого Гэнси назвал «очень традиционным», а Ронан считал «назидательной историей».

— Я звоню от имени Ронана Линча.

— Вот как.

Пинтеру не понадобилось время, чтобы соединить в памяти лицо и имя.

— Вообще-то, я не могу обсуждать аспекты неизбежного исключения Мистера Линча…

— При всём уважении, мистер Пинтер, — прервал его Гэнси, полностью осознавая то, что он не уважал его так, как говорил. — Я не уверен, что вы знаете о нашей ситуации.

Он почесал затылок с помощью кредитной карты, рассказывая о хрупком эмоциональном состоянии Ронана, мучительных испытаниях лунатизмом и успехах, которых они добились, когда он переехал в Монмут. Гэнси завершил свою речь тезисом о том, насколько он был уверен, что нашёл способ залатать дыру в сердце Ронана Линча, которую оставил Нил Линч.

— Я не совсем уверен, что будущие успехи Мистера Линча связаны с Аглионбаем, — добавил Пинтер.

— Мистер Пинтер, — возразил Гэнси, хотя он был склонен согласиться с ним в этом вопросе. Он повернул ручку, которая открывает окно. — В Аглионбае много невероятно разных и сложных студентов. Это одна из причин, почему мои родители выбрали его для меня.

На самом деле это были четыре часа поисков в Гугле и убедительный телефонный разговор с отцом, но Пинтеру не было нужно этого знать.

— Мистер Гэнси, я ценю ваше беспокойство о вашем дру…

— Брате, — прервал Гэнси. — Действительно, я присматриваю за ним, как за братом. И для моих родителей он как сын. Во всех смыслах этого слова. Эмоциональном, практическом, финансовом.

Пинтер ничего не ответил.

— В последний раз, когда мой отец посещал Аглионбай, он подумал, что библиотека выглядит немного пустоватой в отделе мореходной истории, — сказал Гэнси. Он сунул кредитную карту в вентиляционное отверстие, чтобы увидеть, как далеко она сможет пролезть. Нужно было схватить карту прежде, чем она исчезла в недрах автомобиля. — Он отметил, что, похоже, ну, тридцать тысяч долларов исправят ситуацию.

Голос Пинтера был немного глубже, когда он заговорил:

— Я не думаю, что вы понимаете, почему пребывание мистера Линча в Аглионбае находится под угрозой. Он не соблюдает школьный распорядок, и, кажется, в нём нет ничего, кроме презрения к своим учителям. Мы дали ему свободу, учитывая его крайне сложные личные обстоятельства, но он, кажется, забыл, что обучение в Академии Аглионбай — это привилегия, а не наказание. Его исключение вступает в силу в понедельник.

Гэнси наклонился и положил голову на руль. Ронан, Ронан, почему…